— Может, — кивает Горелый.
Его улыбка подсказывает мне, что он думает иначе. Его перемещения вокруг стола, когда он то выходит на свет, то возвращается в неосвещенную часть комнаты, напоминают движения гориллы. Спокойный, уверенный в себе, на кого он надеется? Кто может его спасти от поражения? Американцы? Когда они вступят в войну, вся Европа скорее всего будет уже под контролем Германии. Возможно, на Восточном фронте остатки Красной армии еще будут сражаться где-нибудь на Урале, но это в любом случае ничего не решает.
Неужели Горелый собирается играть до конца? Боюсь, что это так. Мы называем таких игроков мулами. Я встречался однажды с подобным типом. Игра называлась
Нелепая надежда. Я ведь не случайно стал чемпионом. И умею терпеливо выжидать.
Может, и Горелый не сдается по той же причине? Но у Третьего рейха нет ядерного оружия. Так на что же он надеется? Каково его секретное оружие?
9 сентября
С фрау Эльзой в ресторане:
— Где ты был вчера?
— Нигде.
— Как это нигде? Я тебя целый день искала как ненормальная. Куда ты пропал?
— Я сидел в своей комнате.
— Туда я тоже заходила.
— В котором часу?
— Не помню, кажется, в пять, а потом в восемь или девять вечера.
— Странно. По-моему, я уже вернулся.
— Не лги мне.
— Ну хорошо, я вернулся чуть позже. Ездил проветриться на машине; обедал в соседнем городке, там есть что-то вроде сельской харчевни. Мне нужно было побыть одному и все обдумать. У вас тут в округе прекрасные рестораны.
— А потом?
— Сел в машину и поехал обратно. Ехал не спеша.
— И это все?
— Что ты имеешь в виду?
— Я задаю тебе вопрос. И имею в виду, занимался ли ты чем-нибудь еще, кроме того, что катался на машине и обедал за городом.
— Нет. Я вернулся в гостиницу и сразу поднялся к себе в комнату.
— Дежурная говорит, что не видела, чтобы ты проходил. Я за тебя волнуюсь. Чувствую себя ответственной. Боюсь, как бы с тобой чего не случилось.
— Я способен позаботиться о себе сам. Да и что со мной может случиться?
— Что-то нехорошее… Иногда у меня возникает предчувствие… Мучают кошмары…
— Ты боишься, что я кончу так же, как Чарли? Но для этого я сперва должен освоить виндсерфинг. Между нами, мне кажется, что это спорт для тех, кто немного… не того. Бедный Чарли, в глубине души я благодарен ему, ведь, если бы он не погиб такой нелепой смертью, меня бы сейчас здесь не было.
— На твоем месте я вернулась бы в Штутгарт и помирилась с этой малышкой, твоей… невестой. Прямо сейчас! Немедленно!
— Тем не менее ты хочешь, чтобы я остался. Я же вижу.
— Ты пугаешь меня. Ведешь себя как неразумный ребенок. Не знаю, способен ли ты увидеть все как есть, или ты на самом деле слеп. Не обращай на меня внимания, это нервы. Конец сезона. Но вообще-то я довольно уравновешенная женщина.
— Я знаю. И очень красивая.
— Не говори так.
— Вчера я предпочел бы побыть с тобой, но тоже тебя не нашел. Я задыхался в гостинице, переполненной пенсионерами, а мне нужно было все обдумать.
— И ты встретился с Горелым.
— Да, вчера.
— Он поднялся в твой номер. Я видела разложенную игру.
— Он поднялся вместе со мной. Я всегда встречаю его у дверей гостиницы. Так надежнее.
— И это все? Он поднялся вместе с тобой и покинул комнату уже после полуночи?
— Примерно так. Чуть раньше или чуть позже.
— И что ты делал все это время? Только не говори, что играл.
— Но это действительно так.
— Верится с трудом.
— Если ты и вправду заходила в мою комнату, то должна была видеть доску. Игра была разложена.
— Я видела. Какая-то странная карта. Мне это не нравится. Как-то плохо пахнет.
— Карта или комната?
— Карта. И фишки. И вообще все в твоей комнате. Что, никто не решается войти и сделать там уборку? Не в этом дело. Видимо, твой дружок всему виною. Это от его ран такой запах.
— Не говори глупостей. Вонь проникает в комнату с улицы. Ваша канализация не приспособлена к условиям курортного сезона. Еще Ингеборг жаловалась, что после семи вечера на улицах жуткий запах. Так что эти ароматы исходят от засорившихся канализационных труб!
— От муниципальной очистной станции. Что же, возможно. Но в любом случае мне не нравится, что ты приводишь Горелого к себе в комнату. Знаешь, что станут говорить о моей гостинице, если какой-нибудь постоялец увидит, как ты крадешься по коридорам вместе с этой глыбой подгорелого мяса? Мне наплевать, что служащие уже шепчутся по углам. Но клиенты — это совсем другое дело, их надо беречь. Я не могу рисковать репутацией гостиницы только потому, что тебе скучно.
— Мне вовсе не скучно, даже наоборот. Если хочешь, я могу принести доску и устроиться здесь, в ресторане. Конечно, тогда все будут видеть Горелого, а это не самая хорошая реклама для гостиницы. Кроме того, мне будет труднее сосредоточиться. Не люблю играть, когда вокруг слишком много народа.
— Боишься, что тебя примут за сумасшедшего?
— Да они сами целыми днями играют в карты. Разумеется, моя игра гораздо сложнее. Она требует холодного рассудка, способности мыслить абстрактно, готовности рисковать. Ею трудно овладеть до конца, каждые несколько месяцев появляются новые модели и варианты, вносятся дополнения в правила. О ней сочиняются статьи. Тебе этого не понять. Я хочу сказать, не понять этой
— Горелый обладает всеми этими качествами?
— По-моему, обладает. Он хладнокровен и смел. Умеет абстрактно мыслить, хотя и в неполной мере.
— Я так и думала. Предполагаю, что изнутри он должен быть очень похож на тебя.
— Вряд ли. Я гораздо веселее.
