— Только не говори мне, что ты хочешь отправить её назад?
— Я никогда не знаю, чего хочу, пока Эдгар не объяснит мне этого, дорогой, а он вернётся домой только к ужину. Признаюсь, мне любопытно, почему ты так противишься её возвращению домой. Ты ведь не влюблён в мисс Петтигрю, правда?
Брат в ужасе уставился на неё.
— Бог мой, Луиза… в эту тощую девчонку, беспрестанно поучающую всех и вся? Ты ещё не слышала её. Осмелюсь заметить, мисс Петтигрю просто была ошеломлена твоим великолепием, но дай только малейший повод, она и тебе прочтёт нотацию. Всё, что я мог сделать, — это удержать невозмутимый вид… — Он умолк, осознав, что не очень хорошо передавать сестре поучения, которые выслушал в борделе или позже, у себя.
— В таком случае, какое тебе дело, если она вернётся и выйдет замуж за того, кого выбрал её отец?
— Это против моих убеждений, я не буду в этом участвовать — не больше, чем когда старик попытался приковать тебя к тому престарелому троллю с птичьими мозгами. И против её убеждений тоже. Я уверен, поскольку она выговорила мне на этот счет даже ещё раньше, чем призналась, в чём, собственно, заключается её беда.
— Убеждения, — повторила её сиятельство, — понимаю. Однако, я должна посоветоваться с Эдгаром. Если он решит, что мы должны вернуть её семье, значит, должны.
— Постой, Луиза…
— Ты ведь не ставишь под сомнение его суждения? Разве не Эдгар уговорил папу дать тебе шесть месяцев на то, чтобы, наконец, перебеситься? И разве отец поддался на уговоры не потому, что именно Эдгар убедил его, будто ты гораздо лучший наездник, нежели Перси, а значит, гораздо менее способен свернуть себе шею за это время? Если папа и не тревожил тебя все шесть месяцев, то это всё заслуга Эдгара, уверяю тебя. Пока мой бедный муж разрывается, то бросаясь по малейшему зову к Принни[14], то сдерживая гнев отца, у него ни минутки не остаётся для себя.
— Не заставляй меня чувствовать себя виноватым. Эндоверу пришлось потакать капризам старика всего шесть месяцев. А теперь эта ноша падёт на мои плечи. Полагаю, старик уже подобрал мне невесту?
— Вообще-то, он подобрал их где-то с полдюжины. Нет, уверена, ты не захочешь ни одну из них, отец тоже это понимает, но ему так нравится думать, что он делает что-то полезное, бедный папочка.
Макс застонал:
— С полдюжины? А что с чёртовым домом?
— Я позаботилась об этом. Ни следа Перси. Уверена, тебе понравится.
— О, я не боюсь, что он неупокоенный бродит там, если ты это имеешь в виду. Старина Перси не отличался сообразительностью. Он бы не убился, будь это иначе. Чёрт бы его побрал, та лошадь могла взять препятствие.
— Да, дорогой, и ты нередко повторял ему, чтобы он больше доверял своему коню. Бедный Перси… ему никогда не хватало духа, не правда ли? Ему бы родиться младшим сыном. Он бы тогда мог спокойно уйти в священники, и папа бы одобрил такой выбор.
— А я бы всё равно оставался в том же чертовски затруднительном положении. О, ну как же. — Его милость допил вино и поставил бокал на каминную доску. — Тогда я бы хоть успел к нему привыкнуть. Собираюсь сегодня попозже повидать старика. Но если Эдгар решит отослать девушку назад, ты должна пообещать, что сообщишь мне об этом незамедлительно.
— Зачем?
Лорд Рэнд наклонился, чтобы запечатлеть поцелуй на сестринском челе. Выпрямившись, он пояснил:
— Потому что я в таком случае намерен отправиться с ней. Возможно, у меня найдётся парочка ласковых словечек для её родителя.
Кэтрин, потягивая чай, размышляла над непростой ситуацией, в которую угодила. Наверняка за ужином хозяева дома станут задавать щекотливые вопросы. Что, бога ради, она могла им ответить?
Достаточно было сбежать из дома без компаньонки, чтобы очернить репутацию любой юной леди. Проведя же одну ночь в борделе, а другую в доме холостяка, можно говорить о полном её крахе.
Никто не поверит, что ей удалось сохранить добродетель. Одно то, что приличия были нарушены, могло превратить её в парию, позор семьи… если, конечно, как верно заметил лорд Рэнд, кто-нибудь об этом узнает. В настоящее время он был единственным, кто знал. Но пока для него она всего-навсего мисс Петтигрю, имя Пеллистонов остаётся незапятнанным. И для неё же лучше, чтобы так оно и оставалось. Её возвращение домой и без того обещает быть весьма тягостным.
Кроме того, признайся девушка, кто она на самом деле, лорд и леди Эндовер ни за что не позволят ей вернуться домой без сопровождения, а Кэтрин не нуждалась в свидетелях унизительной сцены, которая — она была в этом уверена — ждёт её по возвращении, особенно если отцу пришлось прервать своё свадебное путешествие. Он и так не отличался сдержанностью, а будучи пьяным, как это частенько бывало… ох, ни к чему пока думать об этом. Отец, несомненно, поведёт себя самым оскорбительным образом.
— Вот, мисс, — сказала Молли, оторвав Кэтрин от невесёлых раздумий. — Вы сейчас просто приляжете да хорошенько вздремнёте, я до ужина не стану вас тревожить. А покамест вычищу ваше платье. И выглажу, — добавила горничная, скользнув разочарованным взглядом по сложенному в кресле серому одеянию. — Будете вся отдохнувшая сиять, как пятипенсовик.
— О нет. Едва ли оно подходит для ужина, — последовал смущённый ответ. — Персиковый муслин будет гораздо лучше.
— Прошу прощения, мисс, но я не нашла никакого персикового муслина, хотя распаковала всё, что вы привезли с собой. Только коричневое платье, бельё и всякие мелочи. — Круглое румяное лицо служанки выражало неподдельное изумление от столь скудного гардероба.
До сего момента Кэтрин была слишком взволнована, чтобы проверить наличие своих вещей. Теперь же со слабым отголоском гнева она осознала, что хозяйка публичного дома, должно быть, украла у неё единственное хорошее платье.
— О Господи, — быстро проговорила она. — Я собиралась в такой спешке, что, похоже, забыла положить его. Как глупо с моей стороны. Да, в таком случае остановлюсь на сером.
Когда Кэтрин заползла в постель, Молли на цыпочках вышла из комнаты. Мисс Пеллистон не надеялась уснуть — не теперь, когда её ум столь взбудоражен, — но несколько часов покоя помогли бы придать ясность мыслям — чем она не могла похвастаться два месяца тому назад.
Кэтрин оказалась неспособна мыслить, потому что горячий нрав, унаследованный от отца, ослепил её и привел в исступление. Хоть и не показывая того, Кэтрин, как обычно, позабыла все доводы рассудка и оказалась неспособной осмыслить все последствия своих поступков. По меньшей мере, ей следовало приготовиться к любой случайности.
У неё были недели, чтобы изменить своё решение или хотя бы продумать всё наперед.
Немудрено, что лорд Рэнд посчитал её наивной молодой мисс. А теперь и вовсе был ещё худшего мнения. Он обозвал её трусихой, и притом нелепой, что неудивительно, учитывая то отвратительное проявление слабости, выказанное в его присутствии. По крайней мере дважды Кэтрин рыдала при нём — она, которая терпеть не могла слёз. Разве не была подобная слезливая сентиментальность наедине с собой потаканием собственным слабостям, а на людях — попыткой вызвать жалость? Тётушка Дебора разражалась слезами каждый раз, когда ей вдруг казалось, будто ею пренебрегают, чем приводила в ярость отца и умудрялась вывести из себя даже Кэтрин.
Лорд Рэнд, должно быть, не помнит себя от облегчения, сбыв её с рук. Эта мысль вызвала какое-то болезненное волнение внутри, и глаза Кэтрин вновь обожгло слезами. О, ради всего святого! Вокруг столько превосходных причин, чтобы поплакать, так почему простая мысль о её спасителе должна быть той самой, что выбьет почву из-под ног?
Кэтрин решительно изгнала образ лорда Рэнда из головы, чтобы, наконец, сосредоточиться на хозяйке особняка. Фамилия Эндовер казалась такой знакомой. Была ли их семья как-то связана с
