Виконт-бродяга

горластым болтуном.

Теперь со дня на день можно ожидать, что завертятся мельницы слухов, и не пройдёт много времени прежде, чем они перемелют её репутацию в пыль. Бедные, ничего подозревающие кузен с женой… они понятия не имеют, какой им предстоит скандал.

Хуже всего, что Кэтрин не могла их предостеречь. Конечно, лорд Эндовер поверит в её невиновность. Но всё равно заставит лорда Рэнда жениться на ней. Раз уж даже виконт, со своей склонностью к дикими выходками и нетерпимостью к обычаям, посчитал это единственно верным решением.

Кэтрин с трудом поднялась по лестнице в спальню, сопровождаемая щебечущей Молли, которая никак не могла наговориться об элегантном экипаже, превосходных скакунах и в целом об умопомрачительной внешности лорда Рэнда. Она объявила мисс Пеллистон самой счастливой женщиной, среди живущих, ибо та удостоилась чести прокатиться с самым великолепным мужчиной во всём христианском мире… да и в языческом, если уж на то пошло.

— И впрямь, мисс, я всегда говорила, что он красивейший мужчина, — возбуждённо доказывала она, — только, знаете ли, на грубоватый лад. Мне, правда, кажется, его никогда не заботит, как он выглядит. Но, ах, когда я увидала его приближающийся экипаж, и он восседал в нём, словно сказочный принц… Будто само солнце светит, только чтобы озарить его своим светом…

Кэтрин оборвала сие сомнительное путешествие в царство поэзии, уведомив служанку, что устала и хочет вздремнуть, дабы пережить празднование в честь дня рождения мисс Грэйвисток.

Молли притихла. Иначе говоря, перестала болтать и принялась издавать мечтательные вздохи. Однако и эти проявления чувств пришлось выносить лишь четверть часа, по истечении которых служанка удалилась, чтобы госпожа могла спокойно «вздремнуть»… если только муки обречённой можно так назвать.

Кэтрин положила голову на подушку, и в голове её тут же закрутились беспокойные мысли.

Он поцеловал её. Говоря по правде, то и поцелуем-то назвать было нельзя, но Кэтрин, как она сама призналась, мало что знала о таких вещах. И сейчас не горела желанием узнать больше. Что там она ему сказала? Польстить? Она притронулась к губам, а затем быстро отдёрнула руку. Лицо её вспыхнуло, а в уме, где полагалось находиться здравому смыслу, был лишь разброд беспорядочных мыслей и незнакомых, бьющих по нервам ощущений.

Она напомнила себе, что это всего лишь поцелуй, самое что ни на есть мимолётное прикосновение… Но каким-то непостижимым образом небо перевернулось, и Кэтрин чувствовала, что всё должно быть не так, не с ним. Боже милостивый, только не с ним.

В романах героинь тоже целовали, но только те герои, за которых они впоследствии выходили замуж, что делало их поступок — пусть и в каком-то смысле неправильный — приемлемым. С Кэтрин же произошло нечто иное, и для неё далеко не приемлемое. Но ей понравилось, а уж это точно лишено всякой логики.

Разве не в борделе она его повстречала? И разве не был он в то время совершенным нечестивцем? Разве не слышала она, как лорд Эндовер насмешливо сочувствовал джентльменам — постоянным соперникам лорда Рэнда за карточным столом? И разве не рассказывали, что лорд Рэнд пытался завязать драку прямо на ступенях клуба?

Кроме того, виконт властолюбив и опрометчив, совсем как её отец. Да что там, он даже выражался, как уличный хулиган, — сыпал проклятиями и неграмотно строил речь. Вряд ли это то, из чего сделаны герои.

И всё же, несмотря на всё дурное, что Кэтрин о нём знала, оттолкнула она Макса лишь потому, что была слишком напугана… да к тому же сразу пожалела, что заставила его остановиться.

Кем была эта Кэтрин, трепетавшая от ощущения мужской силы его рук и даже теперь дрожащая при воспоминании о мягком, влажном прикосновении рта, таком невесомом… длившемся лишь мгновение… и тем не менее таившем в себе тёплое обещание, заставлявшее её желать… ох, большего? Чистый мужской запах, его лицо, так близко склонившееся к ней, тёмные ресницы, скрывшие глубокую синеву глаз, тепло руки на спине… и только. Не так уж и много. Что же творится с ней… и почему он?

Будь она истинной леди, то отпрянула бы от его оскверняющего прикосновения. Но Кэтрин этого не сделала по причине вполне очевидной: она унаследовала пороки отца.

А почему нет? Достался же дочери горячий отцовский нрав. Единственное различие между ними заключалось в том, что она брала на себя труд — и труд немалый — держать себя в руках. А теперь появился иной демон, которого нужно обуздать… и на свободу его выпустил распутник.

Лорду Рэнду, надо сказать, весьма ловко удавалось вытаскивать на свет божий всё самое худшее в ней. Боже милосердный… она даже позволила себе, сидя там, беззаботно болтать о желании убить отца и чуть ли не похвалялась планами побега.

Кэтрин в сердцах перевернулась на живот и зарылась лицом в подушку.

Этот мужчина опасен. Даже переворачивая мир вверх тормашками, он умудрялся выглядеть убедительно. Он уже камня на камне не оставил от её стройной системы ценностей. А что он сотворит, дай ему волю, с её нравственными убеждениями? Как поступит, если узнает, с какой лёгкостью воскрешает в ней этих демонов? Он может превратить её в одержимое страстями чудовище — такое же, как отец, — злое, дикое и необузданное. Господи… выйти за него замуж! С таким же успехом она могла бы прыгнуть в штормовое море. Ни за что! Кэтрин ценила свою репутацию, но рассудок ей был дороже. Если её доброе имя нуждается в защите, то она должна защитить его сама.

* * *

По-своему лорд Рэнд был встревожен не меньше мисс Пеллистон. То обстоятельство, что он поцеловал Кэтрин, наполняло виконта всевозможными оттенками изумления. То, что ему понравилось целовать её — ужасом. А то, что он сделал ей предложение, было настолько невообразимо, что он даже не смог придумать подходящего выражения, чтобы описать связанные с этим чувства.

Однако Макс не был склонен к долгому самокопанию. На него нашло некое помешательство, что в общем-то нельзя назвать необычным, и он повёл себя опрометчиво, что и вовсе почти в порядке вещей. Иного объяснения ему и не требовалось.

Но что бы там ни побудило его совершить сегодняшние злодеяния, одно стало ясно наверняка: как заметила сама мисс Пеллистон, он по уши увяз в её делах. А если он хочет добиться успеха со светловолосой Юноной, лучше бы ему вылезти из них в самом скором времени. И чтобы это сделать, нужно сперва разобраться с затруднениями мисс Пеллистон.

* * *

Заполучив сведения, которые, он был уверен, превратят блондинистого виконта в посмешище для всего клуба, лорд Броуди не преминул поделиться ими со своим другом сэром Реджи. Но баронет повёл себя совсем не так, как надеялся Броуди.

— О да, — заметил Реджи. — Слыхал об этом от одного из тех парней… Джоза, кажется. Только представь. Они с Чолли вдвоём не смогли справиться с Рэндом… хотя оба в два раза тяжелее его, а он ещё был пьян в придачу. Сломал Чолли нос, знаешь ли.

Реджи, как оказалось, был преисполнен восхищения удалью виконта и считал пятьдесят фунтов небольшой ценой за такую превосходную потасовку. А если Бабуля и придержала несколько женских тряпок и побрякушек, то что с того наследнику Сент-Дениза? Стоит ему только захотеть, он обрядит девчонку, как королеву, и даже не заметит расходов.

— Но девка-то в конце концов сбежала, — в отчаянии напомнил лорд Броуди. — Так что он остался в дураках, не находишь?

— Скорее уж она — в дурочках. Вот где она теперь? Наверное, ошивается на Друри-лейн[51]. Не воспользоваться удачей, когда та сама идёт в руки… Женщины, — презрительно проворчал баронет.

Беседа угрожала повергнуть лорда Броуди в дурное расположение духа, преследовавшее барона с самого утра: начались его неприятности с похмелья и достигли наивысшей точки, когда он выставил свою безвкусную любовницу на обозрение двум людям, которых ненавидел более всех на этом свете.

А если он растрезвонит сию пикантную историю, то лишь покроет лорда Рэнда славой сильного и удалого парня. Горечь становилась невыносимой. Лорд Броуди почувствовал себя преданным и втоптанным