ее вам, чтобы она не пропала.
— Вы уверены? — Бармен подозрительно покосился на меня. — Ну, ладно, раз он так говорит…
Я стоял как манекен. Во рту у меня так пересохло, что я ничего не мог сказать, даже если бы знал, что говорить.
— В сумке что-нибудь ценное, мадам? — спросил бармен.
— Да. Так глупо, что я ее забыла.
У нее был чистый и твердый голос. Я смутно подумал, что глаза ее, спрятанные за темными стеклами очков, должны быть такими же твердыми.
— Не лучше ли вам проверить, все ли на месте? — сказал бармен.
— Пожалуй, вы правы.
Я подумал, не выручит ли меня молниеносный прямой правой, но тут же решил, что ничего из этого не выйдет. Бармену, судя по его виду, в свое время перепало много молниеносных прямых, и они явно пошли ему на пользу.
Она прошла мимо меня в кабинку и взяла сумочку.
Я наблюдал за ней с едва бьющимся сердцем. Она вышла из кабинки, с невозмутимым видом открыла сумочку и заглянула внутрь, затем тонкими пальцами с перламутровыми ногтями пересмотрела ее содержимое.
Бармен тяжело дышал, бросая быстрые взгляды то на меня, то на нее.
Она подняла глаза.
Вот и все, подумал я. Еще полчаса, и ты в камере.
— Нет, ничего не пропало, — сказала она, затем медленно повернула голову и посмотрела на меня в упор. — Спасибо, что заметили. Боюсь, я очень невнимательна к своим вещам.
Я промолчал.
— Все в порядке, мадам? — спросил бармен с просиявшим лицом.
— Да, благодарю вас. — Она взглянула на меня, но зеленые круги ее очков ничего мне не сказали. — Мы могли бы отметить это дело. Можно мне угостить вас, мистер Барбер?
Значит, она знала, кто я такой. Впрочем, стоило ли этому удивляться. В тот день, когда меня выпустили из тюрьмы, в «Геральде» появилась моя фотография. Подпись сообщала, что я освобожден, отбыв четырехлетний срок за неосторожное убийство. Не забыли упомянуть, что я совершил его в пьяном виде. Это была хорошая фотография, причем на первой полосе, где никто из читателей «Геральда» не смог бы ее пропустить. Всего лишь один из приемчиков Кьюбитта.
В ее голосе прозвучали категорические нотки, которые подсказывали мне, что было бы неразумно отклонять приглашение, поэтому я сказал:
— Спасибо, хоть это совсем не обязательно.
Она повернулась к бармену.
— Два виски с содовой, и побольше льда. — Затем прошла мимо него и села за мой столик. Я сел напротив.
Она открыла сумочку, вынула золотой портсигар и предложила мне сигарету. Потом взяла себе, щелкнула золотой зажигалкой, и мы по очереди прикурили — сначала я, потом она. К этому времени вернулся бармен с двумя порциями виски с содовой и льдом. Он поставил их на стол и ушел.
— Как вы чувствуете себя на свободе, мистер Барбер? — спросила она, выпуская дым из ноздрей.
— Нормально.
— Я вижу, вы больше не работаете в газете?
— Верно.
Она наклонила высокий стакан, звякнув кубиками льда, и стала рассматривать его с таким видом, будто он интересовал ее больше, чем я.
— Я видела, вы частенько заглядываете сюда. — Она махнула рукой с перламутровыми ногтями в сторону окна. — У меня тут снято бунгало.
— Да, очень удобно.
Она подняла стакан и сделала маленький глоток.
— Вы так часто бываете в этом баре, потому что не устроились еще на работу?
— Правильно.
— Вы надеетесь в ближайшее время найти работу?
— Правильно.
— Это ведь не так просто.
— Совершенно справедливо.
— Если бы вам предложили работу, как бы вы к этому отнеслись?
— Не улавливаю, — сказал я, взглянув на нее исподлобья. — Вы что, хотите мне предложить работу?
— Не исключено. Вас бы это заинтересовало?
Я потянулся было к виски, но передумал. Я и так уже хватил лишку.
— Смотря что делать.
— Работа очень денежная, очень секретная и с небольшим элементом риска. Вас это не пугает?
— Вы имеете в виду что-нибудь незаконное?
— О, нет… почему же незаконное… ничего похожего.
— Это ничего мне не говорит. В чем заключается риск? Я готов выполнить любую работу, если буду знать, что делаю.
— Понятно. — Она сделала еще глоток. — Вы совсем не пьете, мистер Барбер.
— Знаю. Так что это за работа?
— Сейчас я немного тороплюсь, к тому же здесь не место для конфиденциального разговора, не так ли? Что, если я позвоню вам через какое-то время? Мы могли бы встретиться где-нибудь в более удобной обстановке.
— Мой номер имеется в телефонном справочнике.
— Тогда я так и сделаю. Может, завтра. Вы будете дома?
— Буду специально ждать.
— Я уплачу по счету. — Она открыла сумочку и в замешательстве сдвинула брови. — О, я совсем забыла.
— Я не забыл. — Я вытащил из кармана пачку денег и бросил ей на колени.
— Благодарю вас. — Из-под верхней купюры в 50 долларов она вытащила пятерку, положила ее на стол, затем опустила деньги в сумочку, закрыла ее и поднялась.
Поднялся и я.
— Так до завтра, мистер Барбер.
Она повернулась и вышла из бара. Я следил за обольстительными изгибами ее упругих бедер, пока она переходила улицу. Потом подошел к двери и наблюдал, как она неторопливо шла к автомобильной стоянке. Я вытаращил глаза, когда увидел, как она села в серебристо-серый «роллс-ройс» и укатили прочь, но я не был настолько уж ошарашен, чтобы не запомнить номер машины.
Я вернулся за свой столик и отхлебнул виски, чувствуя слабость в коленях, затем зажег сигарету.
Подошел бармен и взял со стола пятерку.
— Бабенка что надо, а? — сказал он. — Похоже, и денег у нее навалом. На чем вы с ней поладили? Получили вознаграждение?
Я уставился на него невидящим взглядом, а потом встал и вышел. Кстати, я больше никогда там не был. Даже когда приходилось проезжать мимо, от одного вида этого бара меня бросало в дрожь.
Как раз напротив располагалась городская автоинспекция. Там работал парень, которого я хорошо знал еще в то время, когда был репортером. Звали его Эд Маршалл. Я пересек дорогу и вошел в офис. Маршалл сидел за столом и читал журнал.
— Ба, кого я вижу! — воскликнул он, поднимаясь на ноги. — Как поживаешь, Гарри?
Я сказал, что отлично, и пожал ему руку. Такой прием меня обрадовал. В большинстве случаев мои так называемые друзья старались побыстрее от меня отделаться, когда я к ним заглядывал, но Маршалл был порядочным парнем. Мы и раньше всегда с ним ладили.