должности.
– Из-за меня?
– Ну что ты, милая, – ответил Джего, однако ее вопрос, прозвучавший как пронзительный стон, был обращен не к нему.
– Это не имеет отношения к тем людям, о которых мы с вами говорили, – объяснил я миссис Джего. – Дело не в них. Юстас Пилброу перешел в партию Кроуфорда… из-за политических взглядов вашего мужа. Он не мог прочитать листовку, когда решался на разрыв с нами, да и не повлияла бы на него эта жалкая листовка.
– Слава богу, – проговорила миссис Джего, прижавшись щекой к плечу мужа. – Если они не изберут тебя в ректоры по моей вине, я этого не перенесу.
– А разве это так важно, – с горечью спросил ее Джего, – из-за чего меня прокатят?
– Конечно! Конечно! – воскликнула она. И с упреком сказала мне: – Почему ж вы меня не предупредили?
– Я не имел права – пока не был уверен, что об этом знает сам Пол.
– Вы понимаете, к чему это приведет? Вы понимаете, что теперь им, наверно, удастся меня унизить? – с надрывом выкрикнул Джего.
– Не удастся! – сейчас же откликнулась миссис Джего. – Тебя невозможно унизить. Ничем. Ты настолько выше их, что они со всеми своими интригами просто смешны. Они знают, что ты неизмеримо выше их. Вот почему они так боятся тебя.
Джего улыбнулся жене, и я не понял, утешал ли он ее, как утешает любящий отец несмышленого ребенка, или она в самом деле подбодрила его.
Он поцеловал жену, а потом сказал нам с Роем:
– Ради бога, извините нас за эту сцену. Но измена Пилброу просто сразила меня. Мне и самому странно, что я так тяжко переживаю это поражение.
– Мы не собираемся сдаваться, – сказал я.
– А у меня такое чувство, что мне пора выйти из игры, – проговорил Джего.
И вдруг он показался мне усталым, замученным и обреченно покорным. Бессильно опустившись в кресло, словно до этого ему помогала держаться на ногах мучительная боль, он попросил жену распорядиться насчет чая и, помолчав, неожиданно спросил:
– А почему ты решила, что это из-за тебя? Кто тебе сказал про листовку?
Она начала отвечать, запнулась и, пробормотав: «Нет, Пол, я не могу», посмотрела на нас с Роем, как бы моля о помощи. Я объяснил Джего, что кто-то, скорей всего сам Найтингейл, исхитрился послать им листовку, когда миссис Джего была дома одна, да еще и передал ей, через других людей, что этой листовкой дело не ограничится, – по мнению миссис Джего, они хотят, чтобы она, испугавшись травли, убедила его снять свою кандидатуру.
– Ну и ну! – еле слышно пробормотал Джего.
Потом спокойно и очень мягко сказал жене:
– Меня, видимо, все равно не изберут в ректоры. Хочешь, я сниму свою кандидатуру?
Ее глаза наполнились слезами, но она не заплакала.
– Ни в коем случае! Ты должен бороться до конца! – сдерживая рыдания, воскликнула она.
– Именно это я и ожидал от тебя услышать, – нежно улыбнувшись жене, проговорил Джего.
Потом он посмотрел на нас с Роем – уже без улыбки, печально и утомленно. Однако в его глазах мерцала твердая решимость и сатанинская гордость. Он сказал:
– Я проклял тот день, в который согласился на все эти унижения. Я понимаю: вы действовали из лучших побуждений, когда предлагали мне баллотироваться в ректоры, но сейчас мне от этого не легче. Я не знаю, выберут меня в ректоры или нет, но зато знаю наверняка, что теперь уж до конца жизни не соглашусь выдвинуть свою кандидатуру на какую-нибудь административную должность. – Он помолчал и закончил: – Однако те люди, которые травят мою жену, рассчитывая, что таким образом они вынудят меня отказаться от борьбы, неминуемо просчитаются – я не сниму своей кандидатуры до тех пор, пока меня поддерживает хотя бы один человек.
Напоследок Джего сказал:
– И я предупрежу моего соперника, что не намерен полагаться на волю случая.
35. Благоразумие Кроуфорда
Сказав, что он «не намерен полагаться на волю случая», Джего попросил Роя позвонить дворецкому и спросить его, обедает ли сегодня в колледже Кроуфорд. Дворецкий ответил, что обедает. «Вот и прекрасно», – пробормотал Джего.
Когда я вошел в профессорскую, несколько сторонников Кроуфорда сидели у камина и попивали херес – у них был торжествующий, даже, пожалуй, злорадно-торжествующий вид. Пришедший через несколько минут Кроуфорд одинаково приветливо поздоровался и со мной и со своими союзниками. Он держался чуть уверенней, чем обычно, но удивлен не был: ему, видимо, казалось, что события просто не могли развиваться иначе.
– Элиот, – вдруг обратился ко мне Найтингейл, хотя он не заговаривал со мной вот уже несколько месяцев.
– Да?
– Вы знаете о решении Пилброу?
– Разумеется.
– Он прислал мне сегодня записку, – объявил Кроуфорд.
– Прекрасное решение, – проговорил Гетлиф.
– Он чрезвычайно корректен, – сказал Кроуфорд и принялся спокойно рассуждать о недавно выдвинутой теории электропроводимости нервных тканей. Найтингейл, как и обычно в последнее время, слушал его с напряженным вниманием. Гетлиф начал было толковать с Кроуфордом об экспериментальной проверке новой теории, но в это время Джего распахнул дверь и сказал:
– Кроуфорд, мне надо с вами поговорить.
Все повернули головы к двери. Джего ни с кем не поздоровался и упорно смотрел только на Кроуфорда.
– Что ж, пожалуйста, – немного скованно сказал Кроуфорд. – Вы хотите поговорить с глазу на глаз или мы можем остаться здесь?
– Мне таиться незачем, – отозвался Джего. – Я вынужден обратиться к вам, потому что некоторые люди привыкли прятаться за чужую спину.
– Что ж, пожалуйста, – встав с кресла, повторил Кроуфорд.
У камина Деспард и Гетлиф делали вид, что оживленно беседуют, но все мы, естественно, слышали последние слова Джего.
– Я не хочу перекладывать на вас вину ваших сторонников, – сказал Джего, – но считаю, что в какой-то мере вы несете ответственность за их поступки.
– Что-то я не понимаю вас, – проговорил Кроуфорд. – Может, вы объясните мне, о чем, собственно, идет речь?
– Объясню, будьте уверены!
– Я предпочел бы, – пристально глядя на Джего, сказал Кроуфорд, – разговаривать в более спокойном тоне.
– Когда вы меня выслушаете, то поймете, что это не так-то просто.
Джего старался сдерживаться, но его ярость то и дело прорывалась наружу. Мы привыкли к вспышкам его негодования, но сейчас в нем клокотала именно ярость – свирепая, лютая и непримиримая. Любой человек, столкнувшись с ней, почувствовал бы некоторое замешательство; возможно, Кроуфорду было не по себе, но его голос звучал спокойно и сдержанно. Что-что, а сдерживаться он умеет, со злостью подумал я.
– Если это правда, я буду очень огорчен, Джего, – проговорил он.
– Если вас изберут в ректоры, никто из моих друзей не скажет, что ваша жена недостойна жить в Резиденции!
– Я был бы очень удивлен, если б они это сказали.
