– Он мог бы сделать гораздо больше.
– Нельзя сделать больше, имея такие ненадежные доказательства, – возразил Фрэнсис. – Она же на редкость взбалмошная бабенка. Неужели ты считаешь, что Кроуфорд должен верить каждому ее слову?
– Ты-то, насколько я понимаю, веришь.
Ему очень не хотелось в этом признаваться.
– Пожалуй, – после минутного колебания согласился он.
– Ты попал в довольно пеструю компанию, – сказал я.
– В компанию победителей, – уточнил он.
Нет, не получилось у нас приятельской беседы. Я спросил, как идет его работа: он с досадой ответил, что неважно: на мое предложение посидеть у меня за рюмкой вина он сказал, что ему надо спешить домой.
36. Визит к великому знатоку
На другое утро, четырнадцатого декабря, ни Брауна, ни Кристла в колледже не было, и я узнал, что наши противники согласились провести общее собрание, из мимолетного разговора с Винслоу.
– Должен вам сообщить, что восторга у нас это замечательное предложение не вызвало, – сказал он. – Мы вполне довольны нынешней расстановкой сил. Но из уважения к вам – пожалуйста, мы согласны.
В его привычно саркастической улыбке вдруг мелькнула усталая и грустная сердечность. Он готовил свои дела к сдаче, чтобы уйти в отставку, как только мы выберем нового ректора. Ему, по его словам, хотелось, чтобы все было кончено как можно скорей.
На этот раз нам с Роем ничто не помешало отправиться к Гею. Мы пошли напрямик, через парк; низкие серые тучи плыли над самыми вершинами по-зимнему голых деревьев, но у Роя было прекраснейшее настроение. Дом Гея стоял рядом с обсерваторией; Рой торжественно позвонил в дверь и шепнул мне: «Потомки нас не забудут».
Нас провели в гостиную.
– Так-так. Превосходно, – без всякого удивления проговорил Гей. – Держу пари, что вы пришли посмотреть мои экспонаты. Рад видеть вас, Калверт. Рад видеть вас, Найтингейл.
Я старался не смотреть на Роя.
– Вы немного ошиблись, – сказал я.
– Да-да. Действительно…
– Моя фамилия Элиот. – Мне было неловко вести этот странный разговор.
– Совершенно верно. Элиот. А позвольте узнать, чем вы занимаетесь?
– Правом.
– Примите мои поздравления! – воскликнул Гей, как бы завершая эту предварительную беседу.
Мы бывали у него и раньше, но первым делом он показал нам дом и сад. Это был типичный дом среднего кембриджского преподавателя, с мебелью чуть старомодней, чем у Гетлифов, а в общем почти такой же. Однако хозяину она представлялась если и не уникальной, то, во всяком случае, замечательной.
– Я всегда повторяю, что этот дом выстроен благодаря моей главной книге. Я получил за нее три тысячи фунтов и все деньги вложил в строительство. Это была замечательная, знаете ли, книга. Я презираю тех умников, которые утверждают, что широкую публику не заинтересуешь серьезной научной работой. Мне не удалось бы построить этот великолепный дом, если бы читатели не расхватали мою книгу. Да-да, они ее буквально расхватали, Калверт. Что вы об этом думаете?
– Восхищаюсь, – сказал Рой.
Гей доброжелательно посмотрел на нас и погладил бороду.
– Молодые люди, я хочу дать вам наставление. Прежде всего добивайтесь, чтобы вас признали ученые. Покажите им, что вы можете работать лучше любого из них, – нот что надо сделать прежде всего. Но когда вы станете истинными знатоками, не пренебрегайте мнением широкой публики. Я, например, всегда готов согласиться, чтобы о моих книгах осведомляли публику в кинематографе. Я вовсе не против нынешних методов распространения научных знаний. А мои саги – превосходнейший материал для кинематографа. В них не сыщешь жеманства или манерности, уверяю вас, молодые люди.
Рой процитировал Гею восторженный отклик о нем какого-то немецкого лингвиста – не знаю уж, придумал он этот отклик и самого лингвиста или действительно получил от него письмо. Гей просиял. Он не упустил возможности рассказать нам, как ему – «великому знатоку саг» – присваивали в Берлинском университете почетную степень.
Мне показалось, что пора переходить к делу.
– Нам очень нужен ваш совет, – сказал я. – Вы призваны руководить колледжем до дня выборов…
– Так-так. Действительно.
– …а поэтому ваш совет будет нам чрезвычайно полезен. Мы все время думаем о выборах. Скажите, вы довольны нынешним положением?
– Двадцатое декабря! – звонко воскликнул Гей. – Великая дата. От этой даты нас отделяет пять дней, не считая сегодняшнего. Превосходно! У меня решительно все готово. Каждый вечер, отходя ко сну, я перечитываю Устав. Вы можете положиться на меня. Я вас не подведу. А сейчас вам, вероятно, не терпится осмотреть мои экспонаты. Я неплохо знаю, чем интересуется молодежь.
Всякий раз, бывая у Гея, мы осматривали его «экспонаты», и сегодня нам пришлось осмотреть их еще раз. Пришла жена Гея – маленькая, словно птичка, и такая же древняя, как он, но очень деятельная – она намотала ему на шею огромный шарф, а потом он с ее помощью влез в толстенную шубу и, пришаркивая, повел нас в дальний конец сада. Все «экспонаты» Гея были связаны с сагами, и прежде всего он показал нам вылепленный из глины макет острова Исландия – на этом огромном, вытянувшемся в длину почти на сто футов макете Гею удалось обозначить все упоминаемые в сагах поместья.
– У героев моих саг не было городов, – с гордостью объявил он. – Только обширные поместья, да вокруг бескрайнее море. Они знали, как надо поступать с городами. Они предавали их огню и мечу. Огню и мечу – такой у них был обычай.
Он помнил каждое поместье, словно провел в древней Исландии детские годы. Когда мы вернулись в дом и прибежавшая жена выпутала его из шарфа, а потом помогла ему снять шубу, он показал нам сделанные им самим модели древних исландских домов и кораблей, вытащил рисунки, на которых он изобразил героев саг, пользуясь краткими и отрывочными описаниями их внешности. Он интересовался всем этим так горячо и живо, словно приступил к своей работе только вчера. В некоторых его рисунках чувствовался недюжинный талант художника-портретиста; особенно меня поразили изображения Гудруна и бледного, высокомерного, неистового Скарпхединна с боевым топором на плече.
– Да-да, страшное оружие, – сказал Гей. – Замечательный, знаете ли, топор.
Он любовно изучал самые незначительные подробности, упоминаемые в сагах. И отчасти из-за этого его признали «великим знатоком». Он не отличался острой мудростью Винслоу, который, кстати сказать, не сделал за всю свою жизнь ничего замечательного. Не слишком одаренный и пылко тщеславный, Гей радовался своим успехам, как школьник, получивший награду. Он работал истово и самозабвенно. Ему доставляли истинное наслаждение самые ничтожные находки. Он вкладывал в работу все духовные и физические силы, не скованные скепсисом или критическим отношением к себе самому и своим занятиям. Он не мучил себя – просто никогда не задавался – вопросами о смысле бытия, но вместе с тем обладал живым, хотя и узконаправленным творческим воображением – воображением стихийного реалиста. Оно помогало ему как бы въявь представлять себе героев саг, их дома, их грубую утварь, скудную пищу и примитивное, но грозное оружие – он ясно видел этих людей, постоянно борющихся за существование, часто растерянных, сбитых с толку, плохо ориентирующихся в необычных обстоятельствах, но неизменно отважных и прямодушных, как японские камикадзе. Он видел их всех вместе, отдаленных от него временем, но видел и каждого в отдельности, крупным планом, – тут-то ему на помощь и приходило его творческое воображение. Он отдал им всего себя, всю свою жизнь – и добился вполне заслуженного признания, хотя среди его соперников, оставшихся в тени, можно было встретить ученых, более одаренных, чем он.
Он увлеченно рассказывал нам о каждом «экспонате», пока служанка не внесла в комнату огромный чайный поднос.
– Так-так. Чай, – с несколько иным, но тоже радостным оживлением проговорил Гей. –
