Я вкатил кресло в спальню и перенес Бруно на кровать. На этот раз это получилось у меня удачнее, и сестра Флеминг одобрительно кивнула. В спальню вошла Лаура. Я поклонился Бруно и ушел к себе. Переодевшись, я уселся на подоконник и закурил сигарету. Меня мучили угрызения совести. Если бы Бруно был неприятным человеком, то я без особых мучений выносил бы свое положение. Но поскольку он был симпатичным, мне в голову все чаще начинала приходить мысль: а не сложить ли мне свои вещи и не убраться ли отсюда подобру-поздорову? С другой стороны, искушение пожить в такой роскошной квартире было очень сильным, а мысль о том, что через несколько часов сюда придет Лаура, чтобы провести со мной ночь, не давала мне покоя. Действительно ли она любит меня? С ее внешностью она могла выбирать из сотен мужчин. Почему же она остановилась на мне? С неприятным чувством я вспомнил о нашей первой встрече. Мне казалось невероятным, чтобы женщина в ее положении зашла так далеко в отношениях с незнакомым мужчиной. Может быть, она была одной из тех женщин, которые не в состоянии обходиться без мужчины? Все равно, каким бы он ни был? Слова Марии о том, что Беллини жил в квартире над лодочным ангаром, возбудили у меня подозрения. Может быть, этот тип был любовником Лауры? А до него могли быть еще и другие? Я пытался анализировать свои чувства к Лауре. Когда ее не было рядом со мной, я мог рассуждать объективно. Что мне было известно о ней самой, не считая ее сексуальной привлекательности? Несмотря на красоту, в ней было что-то странное. В некотором смысле она была похожа на Бруно: у нее на лице тоже жили одни глаза. Но мне было неизвестно, какие мысли таятся за ее высоким лбом. Так я ломал голову над характеристикой Лауры, но все безрезультатно. Лаура застала меня сидящим на окне. Я не слышал, как она вошла, и вздрогнул, когда она дотронулась до меня.
– О чем ты думаешь, Дэвид?
Я поспешно встал.
– Разве ты не рад моему приходу?
Искушение было сильнее меня:
– Нет, очень рад, – ответил я и бурно обнял ее, забыв только что одолевавшие меня сомнения. Ласки Лауры и близость с ней дали мне желанное забытье. То, что сон не был долгим, я понял, проснувшись. Меня разбудил яркий лунный свет, упавший на меня через окно. Я поднял голову. Лаура лежала рядом со мной, тяжело дыша. Наверное, ее мучили кошмары. Я потряс ее за плечо.
– Что с тобой Лаура? Тебе приснился кошмар?
Она прерывисто вздохнула и, вскочив, растерянно оглядывалась вокруг, а потом прижалась ко мне, и я почувствовал, как тяжело стучит ее сердце.
– Что тебе приснилось? Что черти тащат тебя в ад?
Она вся дрожала.
– Который час?
– Около трех, – ответил я. – Еще рано. Можешь повернуться на другой бок и опять заснуть.
– Нет, мне нужно поговорить с тобой, дорогой. Дай мне сигарету.
Я дал ей закурить.
– Что тебе приснилось?
– Это не важно, Дэвид. Как ты относишься к Бруно?
– Как я должен к нему относиться? – спросил я. Мне было неприятно говорить сейчас о Бруно. – Живой дух в полумертвом теле – вот и все, что я могу о нем сказать.
– Значит, он нравится тебе, Дэвид?
– Не то, чтобы нравится, но я восхищаюсь его мужеством и волей к жизни.
– По-твоему, он хороший человек?
– Наверное, иначе он не мог бы вынести ту жизнь, которую ведет.
– Нет, ты не прав. Разве хороший человек стал бы привязывать к себе жену, как это делает он?
Я промолчал. После долгой паузы Лаура спросила:
– Как ты думаешь, он еще долго проживет?
– Не знаю.
– Иногда меня охватывает страх, что этот ад никогда не кончится.
– Лучше не думать об этом, – сказал я. – Так что же тебе приснилось, Лаура?
– Бруно. Мне всегда снится только он. – Она заложила руки за голову. – Если бы я только могла от него освободиться, представляешь, что бы это значило? Нам больше не нужно было бы встречаться тайно. Мы могли бы даже пожениться.
Интересно, устроил бы меня брак с Лаурой? Что скрывается за безразличной маской ее лица? Хочется ли мне вообще жениться на ней?
– Деньги значат для тебя что-нибудь, Дэвид? – неожиданно спросила она.
– Конечно. Мне всегда хотелось иметь деньги, но у меня никогда их не было. Почему ты спрашиваешь об этом?
– Меня интересует, что ты готов сделать за достаточно крупную сумму?
– Что сделать? Что ты имеешь в виду?
Лаура повернулась на бок и взглянула мне прямо в глаза.
– Ты готов был бы рискнуть, если бы ставка была достаточно высокой?
Я почувствовал, что мы ступаем на опасную почву. Я напомнил себе слепого, который стоит на краю пропасти и чувствует, что следующий шаг приведет его в бездну.
– Я не могу сказать, что я готов ради денег на все, – ответил я непринужденно, – но многое, конечно, зависит от суммы.
Руки Лауры ласкали меня.
– Допустим, что это будет триста миллионов лир.
– Откуда возьмется такая сумма?
– Состояние Бруно гораздо больше. Если бы я освободилась, то оно перешло бы ко мне, а если бы мы поженились, то я отдала бы половину тебе – триста миллионов лир. Вряд ли нам удалось бы покинуть Италию, но ты смог бы открыть в Риме или в Милане архитектурное бюро, а позже, если бы дела пошли хорошо, ты расплатился бы со мной. Или даже лучше – я стала бы твоим компаньоном. Это мне нравится.
– Я и понятия не имел, что речь идет о такой огромной сумме, – сказал я. – Но ты уверена, что после смерти Бруно унаследуешь столько денег?
– Да, я видела завещание. Его состояние еще больше, но часть отойдет к его дочери. Я получу две трети, а она – одну треть состояния.
– Я и не знал, что у Бруно есть дочь.
– Его первая жена умерла за четыре года до нашего знакомства с ним. Его дочери 19 лет, и она воспитывается в Англии.
– Она вернется сюда?
– Возможно. Но я не знаю точно. Триста миллионов, Дэвид. Разве это не заманчивая перспектива?
– К чему строить воздушные замки, Лаура? Бруно может прожить еще долго.
– Знаю. – Горящий кончик сигареты описал в темноте круг. – Но разве не ужасно, что он так долго будет жить? В конце концов, разве это можно назвать жизнью?
Я промолчал.
– Мне приснилось, что он умер, – сказала Лаура после долгой паузы.
– Но ведь он жив, – резко ответил я. – Оставим эти разговоры.
– Тебе известно, что жизнь Бруно висит буквально на волоске? – спросила она, как будто не слышала моего последнего замечания. – Если ты однажды во время переноски бросишь Бруно на пол, он умрет.
– Вряд ли он упадет, пока я занимаюсь его персоной, – ответил я.
– От несчастья никто не застрахован. Триста миллионов – это большие деньги. Половина – тебе, половина – мне.
– К чему ты клонишь? – резко спросил я.
– Тебе не кажется, что это было бы добрым делом – позволить ему упасть?
Мне не верилось, что Лаура говорит серьезно. Она была так спокойна и хладнокровна, ее голос звучал так естественно, а рука так нежно ласкала меня, и все же она только что предложила убить мужа.
– Тебе действительно кажется, что было бы добрым делом? – спросил я. – Но к чему говорить об этом?
