стороны специалист по древним языкам подтвердил это. «Дева Мария» находилась на девятом месяце беременности, она носила в себе мальчика, в чем нетрудно было убедиться при возможностях современной медицины, и что самое важное, она, эта будущая роженица, была девственницей.
Еще одна пациентка этой спецклиники, считавшая себя Орлеанской девой, восемнадцатилетняя девушка, употребляла в своей речи сплошь слова и выражения из «старофранцузского диалекта», известные лишь специалистам, и притом знала многие детали и подробности эпохи осады Орлеана и борьбы с английскими захватчиками, чем повергла этих самых специалистов в великое изумление.
Это были два самых ярких примера, но и остальные обитатели этой своеобразной «резервации» ощущали себя, в той или иной степени, совсем не теми людьми, которыми они были еще несколько недель или месяцев назад…
Элизабет вернулась в отель уже глубокой ночью. Если ничего не изменится, то в девять утра она вылетит на борту частного самолета в Вашингтон, где ее прибытия уже дожидается Энтони Спайк.
Она приняла душ, затем улеглась, как была, в банном халате, поверх покрывала на широкую кровать. Сна у нее не было ни в одном глазу. Сейчас, после визита в психушку и всего того, что она там видела, ей и вовсе не уснуть.
Да и нет времени, потому что уже примерно через два часа ей нужно уже будет собираться в путь- дорожку…
Элизабет лежала с широко распахнутыми глазами, глядя в потолок, на котором отражался свет ночника. С подачи Эндрю, который устроил ей эту поездку, она размышляла о тех вещах, которые теперь казались ей невероятно важными.
Она теперь понимала, что Сверхорганизация, у рычагов управления которой стоит некая Сверхличность, продолжает свою экспансию во все сферы человеческой деятельности. Они исподволь готовятся нанести мощный удар по самому фундаменту, они хотят поколебать в людях самое святое – их веру в Господа.
Либо обратить огромные массы людей в свою собственную веру, подсунув им некий «эрзац», некую искусственно созданную неорелигию, подкрепленную реальными «чудесами» и «знамениями».
То, что она видела в психбольнице, это пока еще уровень опытов и смелых экспериментов. Но пройдет несколько лет, технологии продвинутся на новые рубежи, у «экспериментаторов» появятся новые задумки, подкрепленные реальными возможностями, и тогда…
Вот что может случиться.
…В девять часов вечера, в Шабат, когда сумерки опустятся на Ерушалаим, вечернее небо прочертят ослепительные молнии, сложившиеся в древнеарамейские письмена. Элияу-Амави[23] громогласно, на всю округу, протрубит в свой рог, и тут же на вечернем небосклоне взойдет огромная, по размерам превышающая побледневшую луну, звезда Давида… Громкий голос, прозвучавший с заоблачных небес, трижды произнесет весть «ОН ПРИШЕЛ!», после чего эти слова, записанные огненными семитическими письменами, загорятся под изображением звезды Давида.
Затем, на глазах у множества изумленных, потрясенных иудеев откроются запертые прежде ворота, пройдя через которые, блистающий своими одеяниями, Богоподобный выйдет навстречу избранному народу, посланный к ним самим богом Машиах…
Или по-другому.
…В Риме, этом Вечном городе, вдруг явится знамение: перед взорами изумленных человеческих толп с неба спустятся святые апостолы Петр и Павел, которых с их сияющим обличьем, в их апостольских одеяниях невозможно будет не узнать. Они прочтут громовую проповедь, в которой призовут христианские народы на крестовый поход против язычников и еретиков.
Следом войны, костры инквизиции, темень средневековья.
В Мекке и Исламабаде, Кабуле и Тегеране перед мусульманским миром явится сам пророк Магомет на своем огнедышащем коне и, заклиная именем Аллаха, призовет всех правоверных начать «джихад» против остального мира.
В Индии и Непале миллионы людей станут очевидцами ожесточенной битвы на небесах между «Восемью ужасными», с одной стороны, и Кришной и его другом Агни – с другой. Победивший Кришна объявит всему народу, что земная жизнь отныне потеряла всякий смысл, двери Шамбалы открыты настежь, истинно верующих там ждет нирвана…
Вот такие картинки вдруг всплыли в ее мозгу. Возможно, она ошибается, преувеличивая степень угрозы, которая исходит от Аваддона и других, более мелких, но не менее опасных любителей манипулировать людьми и ставить на них изощренные эксперименты…
Но если не противодействовать этой гипотетической угрозе, если позволять и дальше продолжать подобные опасные эксперименты, то у них – может получиться.
Без четверти девять лимузин доставил Колхауэр к трапу самолета «Гольфстрим», на борту7 которого она должна была вылететь в столицу США. Здесь ее уже дожидались Эндрю и Рональд – последний, впрочем, деликатно отошел в сторонку.
По соседству стоял еще один лайнер, и именно на нем в неизвестном даже Колхауэр направлении должны были вылететь Сатер и его команда.
Обстоятельства сложились таким образом, что им теперь предстоит расставание, возможно – долгое. Но сколько именно времени продлится разлука? И встретятся ли они вообще в этой жизни?
– Элизабет, когда все закончится, даже если результат будет благоприятен для нас, некоторое время мне придется провести в полной изоляции…
«Некоторое время? – печально подумала она. – Как долго? Недели? Месяцы? Годы?»
– Лиз, у меня есть к тебе одна просьба, – сказал Сатер, обнимая ее напоследок. – Я предлагаю… Нет. не так! Я хочу назначить тебе свидание!
– Согласна, – улыбнувшись через силу, сказала Колхауэр. – Где и когда?
– Здесь же, в Париже! У подножия Триумфальной арки, в восемь вечера, на католическое Рождество.