Джек был прав, но какое-то предчувствие заставляло меня соблюдать осторожность. Я попросил мистера Тирелла дать мне время на размышления, и он согласился ждать неделю.
После ухода Джека, когда мы уже собирались ложиться спать, Сарита спросила, понравился ли мне коттедж.
– Безусловно. Но я не хочу спешить. А что, если ты побываешь завтра в посредническом агентстве Херкоурта и узнаешь – не смогут ли они предложить нам что-нибудь в том же роде? Не мешает ознакомиться с ценами, прежде чем дать Тиреллу окончательное согласие. У нас же впереди целая неделя.
Следующие два дня прошли почти незаметно. Я с головой ушел в дела, а Сарита занималась поисками подходящего дома. Ничего заслуживающего внимание она не нашла, и я понимал, с каким недоумением она отнеслась к моей просьбе поискать что-нибудь другое. Домик Тирелла ей очень понравился, и она просто не верила в возможность найти что-то лучшее.
А потом Сарита принесла домой очередной номер журнала «Лайф». В нем была помещена довольно большая фотография: мой кабинет в конторе, письменный стол и я, сидящий за столом; на снимке можно было без труда рассмотреть и мой шрам, и мое приопущенное веко. В подписи под фотографией говорилось: «Ветеран войны Джефф Холлидей после возведения в Голланд-Сити моста стоимостью в шесть миллионов долларов намерен построить себе домик. Хороший пианист-любитель, он после шестнадцатичасового напряженного трудового дня с удовольствием отдыхает за ноктюрнами Шопена».
И снова – уже в который раз – меня охватила тревога: любой, кто знал когда-то Джеффа Гордона, пробежав глазами заметку и едва взглянув на фотографию, сразу узнал бы меня.
Вечером на следующий день состоялся банкет. Он был для меня тяжким испытанием, но я благополучно прошел через него.
Мэтиссон наговорил нам с Джеком массу комплиментов. Муниципалитет-де полностью верит в нас, он, Мэтиссон, давно к нам присматривается и уверен, что мы далеко пойдем, построим прекрасный мост и прочее, и прочее.
Слушая, как разливается Мэтиссон, я искоса взглянул на Сариту. Она сидела очень довольная, с повлажневшими глазами. Мы улыбнулись друг другу. Это был один из счастливейших моментов в моей жизни.
Выступление по телевидению предполагалось в воскресенье.
Сарита в студию не поехала. «Предпочитаю, – сказала она, – посмотреть твое выступление дома, по телевизору».
Наше телеинтервью прошло без сучка и задоринки. Предложение Криди насчет модели моста оказалось удачным. Мы просто и доходчиво объяснили телезрителям, как намерены строить мост и почему налогоплательщикам есть резон, как говорится, тряхнуть мошной.
– Не секрет, – обратился к нам Криди в ходе интервью, – что ваш гонорар составит сто двадцать тысяч долларов. Как вы намерены распорядиться такими деньгами?
– Куплю себе автомобиль, после того как налоговые органы заберут в казну большую часть гонорара, – ответил Джек.
Криди перевел взгляд на меня.
– А вы, мистер Холлидей, насколько я понимаю, собираетесь обзавестись собственным домом, не так ли?
– Так.
– Сами будете его строить?
– Еще не решил.
– Ему хватит работы и с мостом – какой уж тут дом, – пошутил Джек. Все рассмеялись, и на этом интервью закончилось.
Как только телеоператор выключил камеру, Криди открыл бутылку шампанского и мы ее распили. Мне очень хотелось поскорее увидеть Сариту, но уходить было неудобно.
– Ну что ж, ребята, по-моему, закладка моста состоялась, – заметил Криди. – Теперь вам остается только построить его.
Мы пожали ему руку.
Ко мне подошел один из рабочих студии.
– Вас просят к телефону, мистер Холлидей.
– Супруга, готов поспорить! – заметил Джек. – Ждет не дождется минутки сказать ему, каким красавцем он выглядел на экране телевизора. Я подожду тебя внизу, Джефф.
Криди и он вышли из студии.
Я заколебался, но, заметив, с каким недоумением смотрит на меня рабочий, подошел к телефону и взял трубку.
Я уже знал, инстинктивно чувствовал, кто звонит, и, конечно, оказался прав.
– Алло, – сказала Римма. – Я видела твое выступление. Поздравляю.
Мне показалось, что на меня обрушился потолок.
Вокруг сновали люди, следовало соблюдать в разговоре максимальную осторожность, и я взял себя в руки.
– Спасибо.
– Значит, ты теперь богатый человек.
– Сейчас я не могу разговаривать.
– Знаю. Буду ждать тебя в десять часов в вестибюле гостиницы «Келлоуэй-отель». Не придешь – пожалеешь.
Римма положила трубку; то же самое, словно во сне, сделал я.
Потом я вынул носовой платок и вытер лоб. Меня трясло, я был, наверно, бледен как полотно.
– Что-нибудь случилось, мистер Холлидей?
– Нет-нет, все в порядке.
– Это скорее всего от юпитеров, они как солнце. На вас лица нет.
– На свежем воздухе все пройдет.
– Вас проводить?
– Благодарю. Сейчас мне станет лучше. Это от духоты.
Я вышел из студии и спустился в вестибюль, где меня ожидали Джек и Криди.
Глава 2
Я едва отыскал «Келлоуэй-отель». Он оказался одним из тех сомнительных заведений с почасовой сдачей номеров, что в изобилии разбросаны вдоль набережной в Ист-Сайде и регулярно прикрываются полицией, чтобы так же регулярно возникать вновь – с «новой администрацией».
После того как я завез Криди в ресторан, где его поджидала жена, а Джека – к нему на квартиру, было уже поздно ехать домой, чтобы потом вновь пересекать весь город и в десять часов встретиться с Риммой.
Я позвонил Сарите и сказал ей, что заеду в контору, так как Криди нужны некоторые цифровые данные для статьи, которую он сейчас пишет. Я добавил, что где-нибудь перекушу вместе с Криди и не знаю, когда вернусь домой. Мне казалась омерзительной эта ложь, но иного выхода у меня не было, я не мог сказать жене правду.
В вестибюль гостиницы «Келлоуэй-отель» я вошел в самом начале одиннадцатого.
За конторкой дежурного администратора сидел седой старик негр. У дверей торчала пропылившаяся пальма, здесь же стояли пять бамбуковых стульев – они выглядели так, словно на них никто никогда не садился. Все дышало убожеством и запустением.
Я остановился и осмотрелся.
В углу, в единственном кожаном кресле, сидела плохо одетая женщина, она не сводила с меня глаз, из уголка густо накрашенных губ свисала сигарета.
Это была Римма, но я не сразу узнал ее. Коротко подстриженные волосы были уже не серебристого, а кирпично-красного оттенка. На ней был поношенный черный костюм и застиранная и вылинявшая зеленая блузка.
