— Ладно, хватит Ваньку-то валять, знаю я, что ты меня не любишь, из-за любви ко мне настоятеля стараешься.
— А за что тебя любить? — вдруг зло заговорил Иов. — Ты же мимо моей кельи без шуток не ходишь, то ручку дегтем вымажешь, то дрянь какую подкинешь… Ты думаешь, я без твоих намеков грехов своих не знаю?..
— Ты, вот что… прости меня, брат, забудем, — вдруг печально сказал истопник.
Иов удивленно уставился на старца. Но тот вдруг замер и словно бы о чем-то задумался.
— Ты о чем думаешь, отец Анатолий? — спросил Иов после долгого молчания.
— Думаю, как упросить Царя Небесного о том, чтобы дал мне перезимовать эту зиму в монастыре, потому как братии тяжко будет рыть могилу для меня в мерзлоземе.
Отец Иов с облегчением вздохнул:
— Ну, слава Тебе Господи, опять шутить начал, а то я уж подумал, ты того…
Истопник поднялся, пошел куда-то в угол котельной, вернулся с двумя ведрами для угля.
— Я чего пришел-то, — вдруг вспомнил Иов, — Ты зачем мне ладана и смирны прислал?
— В четверг отпевать будем, — возясь с ведром, у которого отвалилась дужка, небрежно ответил истопник.
— Кого отпевать-то? — с интересом спросил Иов.
— Кого Господь положит того и отпоем… Может, и меня…
— Тебя? Да что ты, отец Анатолий… Бог с тобой, как же это?!.. — сморщил лицо Иов.
— «Объяли меня волны смерти, и сети смерти опутали меня», — процитировал истопник.
— Ты чего, правда, что ли, помирать собрался? — изменившись в лице, спросил Иов.
Истопник молчал.
— Так я для тебя гроб закажу, какой хочешь — хочешь, сосновый, хочешь, дубовый?.. На материк, на подворье к митрополиту кого-нибудь пошлю. У него там брат Фома, сильный плотник. Ты только скажи…
— Чего зря людей гонять, — ответил истопник, по-прежнему возясь с ведром, словно разговор шел о каких-то обыденных вещах, — гроб мой давно готов.
— Где же он? — все более удивляясь речам старца, спросил Иов.
— На колокольне, лет пять уж, как меня дожидается.
Они поднялись на монастырскую колокольню. Первым на верхнюю площадку поднялся Иов, а за ним, тяжело дыша, наверху появился и истопник. Он остановился, чтобы перевести дух. Здесь дул сильный, холодный, пронизывающий до костей ветер. Иов, ежась от холода, в недоумении оглянулся. На колокольне, кроме старого длинного просмоленного ящика ничего не было. Иов вопросительно уставился на истопника.
— Вон он, — тяжело дыша, прохрипел отец Анатолий, указывая на ящик.
Иов и истопник подошли к ящику, открыли его. Внутри, кроме потемневшей от времени соломы, да нескольких разлохмаченных канатов, которые видимо когда-то служили для раскачивания тяжелых колокольных языков, ничего не было.
— Может, гроб все-таки заказать? — осторожно спросил Иов.
— В нем, в нем, батюшка… — настаивал истопник, — Такое мое завещание… Аминь…
— Вот почему ты такой?! — вдруг завелся Иов. — Даже помереть без выкрутасов не можешь. Все люди как люди, в гробах лежат… Даже почтенных Оптинских старцев и то в гробах хоронили… Ему же нате, ящик из-под канатов подавай. Гордыня это отец Анатолий, гордыня…
— А ведь я тебе наврал, — хитро щурясь, сказал вдруг истопник.
Иов осекся.
— Ведь ты меня любишь, отец Иов, — засмеялся старец.
Иов насупился и, не отрываясь, смотрел на старца.
— Ведь, правда же, любишь? — не отставал от него истопник.
— Да я тебя терпеть не могу, старый хрыч! — вдруг закричал на истопника Иов, — Вот ты меня спрашивал, за что Каин Авеля убил? Я тебе отвечу за что; я ведь, как ты хотел, людям помогать, да не принимает мои жертвы Господь… Эх, да что с тобой говорить…
— Когда я помру, небось, плакать будешь? — продолжал весело спрашивать истопник.
— А! Да!.. — хотел что-то сказать Иов, но только махнул рукой на старца и пошел к лестнице.
Истопник остался один на колокольне, он, улыбаясь, смотрел вслед Иову. Потом подошел к краю колокольни. Отсюда был виден весь монастырь и весь остров как на ладони. Было видно, как к старой пристани причалил небольшой пассажирский корабль, и на пристань стали сходить пассажиры.
И вдруг старец Анатолий, набрав полные легкие воздуха, прокричал петухом, потом еще и еще, и получилось это у него так правдоподобно, как будто кричит настоящий петух. Неожиданно, откуда-то со стороны пристани ему ответил другой петушиный крик. Тогда истопник закричал снова, ответный петушиный крик опять повторился. Старец весело засмеялся.
Истопник спустился с колокольни и наткнулся на настоятеля монастыря Филарета. Филарет, выглядел сильно постаревшим, его круглое лицо прорезали морщины, но глаза по-прежнему светились наивностью и детской добротой.
— Все развлекаешься, проказник? — строго спросил Филарет.
— Доложили уже? — спросил истопник.
— Что ты помирать собрался?
Отец Анатолий кивнул. И вдруг сильно закашлялся. Филарет помог ему сесть на стоящую у стены лавку.
— Сказали, — грустно ответил Филарет, — жаль мне терять тебя.
— Ничего, Бог милостив.
— Я вот что подумал, — начал Филарет, — хочу постричь тебя в схиму…
— Даже и не думай, — отмахнулся от настоятеля истопник, — всю жизнь жил земной жизнью, спасал от правосудия живот свой, а теперь перед смертью отрекусь от него. Словно бы это и не я…
— Постой, постой ты это о чем?.. — не понял Филарет.
— Смердят, смердят грехи мои перед Господом… — заныл истопник.
— Ну, вот брат опять ты начал непонятками говорить, — расстроился Филарет, — нет такого греха, который Господь не мог бы простить, потому что нет для него ничего невозможного…
В этот момент где-то рядом с собором, в котором происходил разговор настоятеля и истопника, прокричал петух. Истопник вдруг весь преобразился, встал и начал подражать петушиной пластике, заходил перед настоятелем, заворковал по-петушиному.
— Ну, хватит уже, — устало сказал настоятель, глядя на причуды старца Анатолия.
— Где-то братик мой, зовет меня, — сказал истопник и, закричав по-петушиному, вышел из подколокольного помещения.
Старец Анатолий вышел из бокового выхода собора и увидел Настю, ту самую бесноватую, которая плыла на корабле с отцом контр-адмиралом. Увидев истопника, Настя закричала петухом.
— Ципа-ципа, — позвал истопник женщину.
Настя подошла и положила голову старцу на грудь.
— Ну, вот и славно, вот и молодец, — ласково сказал ей истопник, — ты ведь не одна приехала, ты с кем приехала?
Настя пальцем показала на своего отца, который, отойдя от собора метров на двадцать, любовался его красотой. Истопник, жмурясь, начал вглядываться в этого человека. Вдруг старца всего затрясло, да так, что Настя даже подняла голову и удивленно посмотрела на него.
— Как зовут? — срывающимся голосом спросил истопник.
— Настя, — ответила женщина.
— Да не тебя…
— Тихоном Степановичем, — сказала удивленная Настя.
