Его дыхание растрепало ее волосы.
— Честно?
Она кивнула.
— Не имею ни малейшего представления. — Слегка отклонив голову назад на подушки, он прикрыл рукой свои глаза.
Он перестал желать ее? Она должна была это выяснить. Софи скользнула рукой к паховой области. Кончики ее пальцев встретили горячую твердую плоть мужчины, и тотчас свободной рукой Чад отвел ее ладонь.
— Не соблазняйте меня, Софи. Вы были достаточно беззаботны сегодня, соблазняя море.
В его предупреждении не было прежней теплоты. Подняв голову, девушка пристально рассматривала жесткую линию его челюсти, твердо сжатые губы. Одной рукой он все еще прикрывал свои глаза — и мысли. Дурное предчувствие охватило Софи, словно и не было всплеска страсти несколько мгновений назад.
Она хотела успокоить его, отогнать эти загадочные мысли и снова увидеть на его лице улыбку, такую редкую, но от этого еще более желанную.
— Я обещаю быть более осторожной в будущем. Не буду подвергать себя опасности.
— Вы находитесь не в самом лучшем положении, — он схватил ее за плечи и перекатился с девушкой по кровати, прижав ее своим телом к матрасу. Чад навис над ней. — Запомните, каждый раз, когда Вы будете подвергать свою жизнь опасности, ей же Вы будете подвергать и мою жизнь. Поскольку я собираюсь быть всегда рядом. Везде, где бы Вы ни находились, какую бы глупость Вы не затеяли, я всегда буду рядом. Или, если повезет, на один шаг впереди.
Захваченная в капкан его рук, она внимательно изучала незнакомое выражение его глаз и слегка сжалась от жестокого обещания. Обещания, содержание которого противоречило угрожающему тону, каким было сказано. Чего добивался этот мужчина? Его строгий тон был предназначен, чтобы уговорить ее быть более осторожной, или же отговорить ее вмешиваться в его дела и дела Пенхоллоу? Она до этого размышляла, стоит ли ему рассказать про беседу на кухне между дядей и тетей, которую вчера подслушала. Теперь… теперь она обдумывала свои тайные подозрения, которые вновь возникли в ее голове. Его отказ признать свое присутствие в этом доме в тот день, когда она видела его в окне… его непредсказуемая смена настроения… периоды замкнутости…
Она ненавидела свое сомнение касательно его честности, ненавидела свое убеждение, что он мог скрывать от нее что-то важное.
Он отпустил ее и сел. Софи привстала на кровати напротив него, расстегнутая рубашка обнажала ее грудь, ее соски, розовые и возбужденные от его пристального взгляда.
Она быстро начала затягивать концы шнуровки.
— Я уже говорила Вам, — спокойно проговорила девушка, — я очень Вам сегодня благодарна, но мне больше не нужно от Вас…
Он дернул ее к себе, накрыл ладонями ее грудь через тонкую хлопчатую ткань и впился в ее губы поцелуем, от которого у нее перехватило дыхание.
— Я не Ваш отец, Софи. И не дед. Не будьте настолько глупой, чтобы верить в это.
Святые небеса, ни за что. Он доказал это кристально ясным способом.
ГЛАВА 9
Стоя на мысе, Чад наблюдал, как Софи исчезла в сельском доме своих родственников. Он задержался на несколько минут дольше, как будто у него была возможность видеть строение изнутри и он мог узнать, что все прошло благополучно, и никто из ее родных не заметил ее долгого отсутствия этим утром и тем более не обратил внимания на незнакомое платье, одетое на ней.
Не то, чтобы он мог хоть чем-то помочь в данном случае. Войти вместе с ней означало бы катастрофу. Он только надеялся, что сможет вовремя перехватить Грейди и наполнить его огрубевшие ладони достаточным количеством золотых монет, чтобы у того не осталось никаких мыслей, чтобы сплетничать о полуодетой леди, карабкающейся на вершину утеса в компании с графом Уайклиффом.
Свистом подзывая Принца, Чад брел вдоль деревенской дороги, обдумывая неприятные события последних часов. Скалолазание, ночной кошмар, но самое худшее — как близко он был к тому, чтобы лишить Софи невинности. О, мой Бог, как же он желал ее. Мучительно. Эгоистично. Хотел похоронить свои страхи и вину в сладкой, девственной плоти и искать прощение в ее бесхитростных серых глазах.
Если бы он сделал это, он был бы еще хуже, чем Генри Уинтроп. Он знал, что причинил ей боль внезапным охлаждением своей страсти. В те заключительные минуты, когда он удобно устроился на смятых простынях, вдыхая теплый аромат девушки, он симулировал гнев и неодобрение, чтобы предупредить Софи, чтобы она держалась подальше от огней гавани и от него. Лучше, чтобы она принимала его за эксцентричного грубияна.
Лучше, чтобы она оставалась свободной и смогла бы найти себе более подходящего мужчину.
Лишь очутившись за пределами деревни, он остановился, сраженный неожиданным ощущением, что за ним наблюдают. Ветер внезапно затих. Голоса птиц стали еле слышны. Сам пейзаж, казалось, замер в ожидании…
Крохи разума вернули ему способность здраво рассуждать, пока быстрый взгляд вокруг убедил его, что никто не прячется в засаде, живой или мертвый, держа его под прицелом. Сбрасывая с себя оцепенение, он подошел к конюшне позади «Чайки», отвязал Принца и направился к лодке Грейди забрать свои вещи. Ирландец заверил его, что потратил остаток утра на ловлю рыбы и не видел ни единой души, тем более, чтобы говорить с кем-то. Чад кинул ему золотой соверен, чтобы обеспечить дальнейшее молчание этого человека, предпочитающего золотые монеты серебряным.
Расплатившись с Ирландцем мужчина немедленно надел свои собственные ботинки, радуясь, что сможет, наконец, скинуть тесную пару, найденную в доме отца. Путь его лежал к дому священника наверху деревенского холма.
Направляя Принца вдоль покрытой мхом мощеной дороги, которая, делая поворот, вела обратно в деревню, он отметил необычное количество свежих могил, усеивающих кладбище. Большинство из них заняло задний угол, место для нищих, как объяснил Келлин. Небольшой холмик вчерашней, самой свежей могилы был украшен простым деревянным крестом.
Подъехав к маленькому вагончику, Чад спешился. Во внутреннем каменном дворике, построенном за основным жилищем, рядом с живой изгородью сидел человек, который распоряжался похоронами. Чад поприветствовал его. Священник посмотрел, снял шляпу и неожиданно сильно ударил рукой по лбу.
— Минутку, если позволите.
Двумя движениями ножниц он отстриг пучок свисающих зеленых листьев и бросил их в корзину. Ветер донес до Чада смешанные ароматы срезанных трав.
— Моя вербена уже абсолютно созрела, — пояснил он, — этот цветок собирают перед похолоданием.
Пока тянулось время ожидания, Чад изучил маленький приход, на строительство которого дал денег его отец. Церковь, которая использовалась и как школа, скромное жилище — они составляли один огромный гранитный блок и были ограждены от океанских бурь крепкими сланцевыми крышами. Эти постройки могли противостоять и времени, и стихийным бедствиям в отличие от его отца, который уступил обоим.
Внезапная тишина садовых ножниц привлекла его внимание к саду. Священник хлопнул по своим ногам, солнечный свет вспышкой отразился от пары серебряных очков.