Кседжен мыслил своими собственными понятиями и считал — фатальная ошибка! — что все умные люди думают так же. В конце концов, здравый смысл есть здравый смысл, кто с этим поспорит? Кседжен считал, что его ждет война идеологическая. И ошибался.
Они выбежали из башни. Снаружи царил хаос: вопли, пламя, ливень. Все трое инстинктивно пригнулись, когда над их головами пролетел снаряд и разорвался над дальней частью Зилы, окатив крыши огненным дождем. Баккара выругался и помчался вниз по каменным ступеням. Волосы его промокли в мгновение ока. Улицы кишели людьми: они бежали, звали друг друга, в панике искали укрытия. Огонь освещал перепуганные, искаженные страхом лица.
Ближайшая площадка располагалась в двух пролетах лестницы. Там стояли несколько стражников, профессиональных солдат, которым хватило ума не покинуть свои посты даже под таким обстрелом. Баккара хлопнул одного из них по плечу.
— Достань еще людей! — торопливо проговорил он. — Рано или поздно горожане сообразят, что самое безопасное место в Зиле — крепость, и захотят прорваться вовнутрь. Не впускай их. Нам нужно, чтобы они сражались, а не прятались по норам.
Стражник отсалютовал ему и начал отдавать приказы. Баккара не медлил. Он направлялся к южной стене, откуда уже доносились звуки битвы.
Опытные воины из Айс Маракса знали, как нелегко будет создать из крестьян и ремесленников толковую оборонительную силу, но такой неорганизованности даже они не ожидали. Бэраки разработали бесподобный план. Они посеяли смятение и панику в массах невероятно яростной атакой. Огневые пушки без разбору, не целясь, забрасывали город зажигательными ядрами. Мортиры рассекали воздух снарядами, которые выбивали куски каменной кладки несли серьезную угрозу для крепостных стен. Люди в Зиле приготовились сражаться, но это было не сражение. Это была бойня.
Или так казалось. В действительности жертв было гораздо меньше, чем могло бы быть при таких разрушениях. Баккара и ему подобные это знали. Враг хотел создать видимость большого ущерба. Под дождем огонь не распространялся особенно далеко, а наружная стена нисколько не потеряла своей надежности. Но горожане видели, как горят их дома, а семьи мечутся в ужасе. И многие покинули свои посты, чтобы спасти близких от предполагаемой страшной опасности.
Потребовалось много, очень много времени, чтобы зарядить собственные пушки и дать ответный залп. Пылающие ядра летели в строй противника, и ровные ряды солдат рассыпались. В небе свистели ракеты, превращаясь в ослепительные белые факелы и освещая сцены происходящего. У подножия холма солдаты месили сапогами землю, пробираясь к городу под градом стрел и пуль. Они прикрывали головы щитами. В Сарамире редко пользовались щитами, за исключением ситуаций, подобных этой, и их отливали очень тяжелыми, чтобы они могли защитить от пуль. По краям построений люди падали, но центр держался. Под прикрытием щитов несли лестницы. Слышно было, как издалека приближается зловещий скрип. Осадные машины. Прибывало подкрепление, не участвовавшее в первом ударе.
Но хуже всего в этой неразберихе оказалось то, что все внимание защитники города обратили на юг, и никто не озаботился тем, что происходит на севере, со стороны реки.
Кромешная тьма и дождь, которые так удачно прикрыли наступление войск Бэраков, помогли другим солдатам беспрепятственно переплыть Зан, колонной подняться на крутой холм по лестнице, идущей от пристани, и построиться вдоль стены.
И дело не в ослабшей бдительности защитников северной стороны. Просто ничего не было видно. Артиллерийский обстрел и поднявшийся хаос повергли самых нервных в панику. Приказ начальника караульной службы запустить осветительные ракеты на севере Зилы где-то в суматохе затерялся. А пока начальник тщетно ждал его выполнения, случилось страшное.
Малые северные ворота с внутренней стороны охраняли четверо стражников. Массивные, с заклепками, обшитые железом ворота из-за своей толщины и небольших размеров были практически непробиваемыми. Холм почти отвесно обрывался вниз, к южному берегу Зана, что делало безумием любую попытку штурма с этой стороны. Врагам пришлось бы подниматься по высокой лестнице, потому что заросший травой склон шел почти под прямым углом, что делало его непреодолимым препятствием, особенно под проливным дождем. А поднимаясь по лестнице, солдаты превратятся в легкие мишени, чем бы ни «угостили» их сверху стражники. Вдоль стены бежала узкая полоска земли, где пришлось бы тесниться нападающим. Тут на них и стали бы лить горящую смолу. И только горстка билась бы в ворота — безуспешно, разумеется. Даже таран не помог бы: перед воротами не хватало места для маневров стенобитного орудия.
Гайри стоял в караулке с тремя товарищами. Светильники с горем пополам рассеивали мрак в маленьком помещении. Часовые прислушивались к крикам, взрывам и треску пожаров. Гайри был профессиональным солдатом, однако характер его совершенно не подходил для этой профессии. Ему не нравилось драться, и он легко мог обойтись без воинского братства, которое так высоко ценили другие. Большую часть своего времени он занимался тем, что искал для себя место, где вероятность лишиться жизни была бы наименьшей. Он считал, что на этот раз ему крупно повезло.
Гайри заподозрил неладное, когда голову сдавили спазмы. Сначала — ничего особенного, просто легкая тупая боль, которая должна была бы пройти через минуту. Но вместо того, чтобы ослабевать, она только усиливалась. Он прищурился и быстро заморгал правым глазом.
— Ты в порядке? — спросил один из стражников.
Гайри был совсем, совсем не в порядке. Агония становилась нестерпимой. Он раздирал правый глаз пальцами, повинуясь извращенному инстинктивному желанию дотронуться до больного места. Но болело внутри головы, будто в черепе рылся какой-то маленький зверек. Он увидел, как нахмурился другой стражник, не из-за Гайри, а как будто его внезапно посетила важная мысль, которую страшно упустить.
Это же выражение появилось и на лицах других: они будто внимательно к чему-то прислушивались. А потом тот стражник, который задавал Гайри вопрос, обнажил меч.
— Ты не с нами, Гайри, — сказал он.
Глаза Гайри расширились, когда он понял.
— Нет, остановитесь! О боги! Ткач! У них там ткач!
Лезвие пронзило его грудь. Он больше ничего не успел сказать или сделать.
Один из трех оставшихся стражников, которые легко отреагировали на вторжение ткача, погасил фонари и отпер ворота. Снаружи дышала ночь и шумел ветер. Едва поблескивала угловатая, расколотая, зазубренная маска из золота, серебра и бронзы. Позади сгорбленной фигуры ждали солдаты в черных брезентовых плащах с мечами наготове. Они наводнили собой караулку и, походя, зарезали несчастных марионеток.
Никем не замеченные, они просачивались в Зилу.
— Доложи! — проревел Баккара, силясь перекрыть треск горящей древесины и оглушительный грохот взрывов.
— Они повсюду! — закричал в ответ начальник караульной службы, мужчина среднего возраста с обвислыми мокрыми усами. — Подошли к стенам и готовят лестницы. Треть наших людей покинули посты и теперь, как идиоты, мечутся по городу.
— И вы их не остановили? — не поверил Баккара.
— Как? Убивать, что ли? Кто станет их резать и расстреливать? Горожане не будут, а если Айс Маракса начнет репрессии, то скоро мы останемся даже без этой жалкой обороны. — Начальник, казалось, уже со всем смирился. — Люди не станут бороться, если не захотят. Мы подняли восстание, но не создали армию.
— Но если они не будут драться, их убьют! — выпалил Кседжен.
Он вместе с другими укрылся под деревянным навесом пустого трактира неподалеку от южной стены. По улицам бежали люди. Вспышки то и дело освещали их лица. Мисани слушала разговор вполуха. Держалась она, как всегда, невозмутимо, но в душе поселился холодный страх. Вокруг бесновался хаос, в любую секунду их могли спалить дотла, и нервы Мисани едва не рвались от напряжения. Ей отчаянно хотелось повернуть назад, в крепость. Напрасно не осталась там… Сквозь дождь она видела каменную
