прикрывала атаку.
Занятие форта Фредерик состоялось без единого выстрела. В форте было пусто: ни людей, ни припасов, ни провизии. И ни единого намека на то, когда и почему ушел гарнизон. Но ощущалась та гнетущая, зловещая атмосфера, которая свойственна покинутым местам. Даже самые храбрые сердца затрепетали.
Дево, командовавший десантом, повернулся к Вилеру:
– Если он намерен задержаться здесь, нам лучше занять это место.
– Мы могли бы установить вертлюжные пушки, – согласился Вилер. – Здесь, и вот здесь. Мои пехотинцы это организуют. Дозорный катер будет курсировать постоянно?
Дево усмехнулся, глядя на облаченную в красный мундир фигуру с бляхой, поблескивающей на солнце. Вилер нервничал. Дево огляделся.
– Скверное это дело, Вилер. Мне здесь не нравится, так я и доложу Хоупу. Ну конечно, шлюпка будет курсировать. Я бы даже собаку не оставил в таком месте…
Несмотря на жару, Вилер поежился. Он старался не поддаваться суеверию, но не мог изгнать из памяти другую американскую реку: его отец остался лежать на берегу Мононгахелы18…
Стряхнув с себя наваждение, лейтенант стал приказывать Хэгену и матросам привести форт Фредерик в состояние боеготовности.
«Циклоп» был охвачен кипучей деятельностью. В качестве «меры предосторожности» Дево приказал убрать брам-стеньги, чтобы мачты не возвышались над окрестными деревьями. Три шлюпочных пушки и несколько вертлюжных орудий были размещены в форте Фредерик, командование которым принял Вилер, отбросивший прочь недавние сомнения. За дело он принялся с энтузиазмом, и не прошло много времени, как на стенах уже стояли часовые, а патрули прочесывали близлежащий лес. Единственной печалью Вилера было то, что Хоуп запретил ему поднимать над фортом британский флаг.
– Может случиться так, что нам придется быстро уходить отсюда, и я не хочу, чтобы это выглядело, как будто я сдал форт, – пояснил Хоуп, и Вилеру оставалось довольствоваться этим.
Для предотвращения атаки со стороны моря у бара нес постоянное дежурство баркас под командованием мичмана или помощника штурмана. Прочие шлюпки сновали между кораблем и берегом, перевозя людей и припасы. После того, как в течение двадцати четырех часов никаких следов своих или чужих обнаружено не было, Хоуп решил выслать вглубь материка экспедицию для рекогносцировки. Поставленный на шпринг фрегат был способен быстро дать бортовой залп по любому из берегов, а также вверх или вниз по течению. Но больше всего капитана беспокоила опасность со стороны моря, и на топе грот-стеньги сидел наблюдатель, не сводящий глаз с патрульного баркаса.
В тот вечер второго дня «Циклоп» был приготовлен к отражению атаки; в качестве последней меры были натянуты противоабордажные сети. Они шли от поручней до тросов, растянутых между нижними реями. Когда солнце скрылось, а красный вымпел на корме «Циклопа» безжизненно обвис, на палубу вывели больных, чтобы они подышали свежим воздухом. Но тучи комаров сделали их пребывание наверху невыносимым. Против полчищ москитов, населявших лесистые берега Галуды, не действовали никакие оборонительные меры. Непрерывные стоны больных и здоровых разносились во все стороны от фрегата над погруженной в сумерки рекой, нарушая зловещую тишину леса.
Миновала вторая ночь, а вестей от британских войск или лоялистов по-прежнему не было. На следующее утро Вилер получил приказ передать свой пост и присоединиться со своими пехотинцами к лейтенанту Дево и его матросам, направляющимся на разведку вглубь страны. Хоуп решился на отчаянный шаг: раз уж гора не идет к Магомету, пророку придется сделать что-то, чтобы самому приблизиться к ней… Именно так размышлял капитан, утирая со лба пот. Он налил стакан ромового грога и подошел к кормовой галерее. Быстрые воды Галуды журчали за кормой «Циклопа», слегка шевеля руль, слышался легкий скрип и позвякивание штуртросов. Краем глаза он видел, как строится высадившаяся на берег партия. Вот Вилер отправляет вперед пикет под командой Хэгена, а сам возглавляет остальных пехотинцев. Менее стройную колонну из взвода матросов ведет мичман Моррис. Мичман Дринкуотер следует в арьергарде из отделения морских пехотинцев во главе с капралом.
Голова колонны уже скрылась в лесу, когда капитан заметил Дево. Первый лейтенант перекинулся последними словами с Кином, оставшимся командовать фортом, посмотрел на корабль и поспешил догонять отданный ему под начало отряд…
Хоуп допил грог и посмотрел в сторону моря. Там был баркас по командой Крэнстона. Единственным офицером на борту фрегата остался Скелтон. С изумившей его самого теплотой капитан подумал о Дево и фанфаронистом, но таком знающем Вилере; о Дринкуотере, столь похожем не него самого в молодые годы. Хоуп вздохнул и стал глядеть, как воды Галуды бегут к морю. Открытому морю… «Откуда придет помощь наша19», – пробормотал он, терзаемый недовольством собой…
Дринкуотера не слишком прельщала эта экспедиция. Едва фрегат скрылся из виду, ему стало казаться, что весь их отряд оказался в смертельной опасности. Их стихией было море, и как в подтверждение его страхов, моряки, ловкие, как мартышки, в работе со снастями, то и дело спотыкались о корни деревьев или вязли в болотцах, мешавших их продвижению с самого начала. Мичмана смущали также истовые мольбы Ахиллеса, отказавшегося пойти с мичманом и утверждавшим, что углубляться в лес – сущее безумие. Так что Дринкуотер шел вперед с нервами, натянутыми до предела, и малейшая заминка или восклицание в голове колонны, сколь безобидными не были бы их причины, еще более обостряли его беспокойство.
Несмотря на пересеченную местность, десант довольно быстро продвигался по тропе, ведущей от форта Фредерик вглубь леса. Милях в пяти от форта они набрели на делянку со спиленными деревьями и грубо сложенным блокгаузом. Было очевидно, что обитатели спешно покинули это место. Еще через несколько миль им встретилась плантация с домом, обшитым досками, и служебными постройками. Дом частично сгорел, а сараи были полны мух. Полчища опарышей пожирали гниющие туши скота. Запах гари долго еще тянулся за маленькой колонной, продолжившей путь через безлюдный сосновый бор. Они переправились через ручей, текущий на север, чтобы влиться в Галуду, и разбили бивуак на ночь. Негромкий говор перешел в рев, когда людей атаковали тучи голодных комаров. Дево такая служба не прельщала, но Вилер, благодаря своим пехотным навыкам, чувствовал себя в своей тарелке и взял на себя роль неофициального командира. Выставив часовых, отряд принялся за ужин из захваченных с собой припасов.
На закате, проверив часовых, Дринкуотер отошел в лес, повинуясь зову природы. Совершив за день трудный марш, вынужденный постоянно заставлять ворчащих людей идти вперед, он чувствовал себя жутко уставшим. Присев на корточки под деревом, мичман вдруг ощутил невероятную легкость в голове. Ему казалось, что это совсем не Натаниэль Дринкуотер сидит здесь, Бог знает за сколько тысяч миль от дома, облегчая кишечник. Он посмотрел вниз: неужели эта топкая, поросшая мхом земля и есть легендарная Америка? Это казалось слишком невероятным, чтобы быть правдой. Как часто случалось в мгновения, когда он был предоставлен сам себе, мысли его направились в сторону Элизабет. Иногда ее воображаемый образ казался более живым, чем окружающая ужасная реальность…
Мичман погрузился в свои фантазии, и ему уже представлялось, как он, много лет спустя, рассказывает Элизабет историю как сидел в неделикатной позе под сосной в далекой Каролине, и думал о ней. Он так отрешился от реальности, что не слышал, как за спиной у него хрустнула сухая ветка. Даже когда перед его лицом возникла физиономия Морриса Дринкуотер не сразу пришел в себя. И только когда нос его уткнулся в замшелую кочку, а голый зад уставился в небо, он понял, что происходит.
– Ну и ну, какой приятный вид… и какая удобная поза, а, Треддл?
Звук голоса и имя заставили Дринкуотера дернуться, он оперся на руку, стараясь подняться, но опоздал. Едва он двинулся, на его локоть опустилась нога, рука подвернулась. Инстинктивно юноша приподнялся на коленях и повернул голову. На его руке стоял Треддл, сжимая в руке кортик. Глаза матроса зловеще блестели, а на губах играла подлая улыбка.
– Ну что мы сделаем с ним, Треддл?
Моррис по-прежнему держался за спиной, вне поля зрения Дринкуотера, но тот чувствовал себя как кобыла, которую подвели к жеребцу. Словно читая его мысли, Моррис пнул мичмана в зад.
