Возможно, это была вспышка здравого смысла, за которую он будет распинать себя позже. Вероятнее всего, допускал он удрученно, он просто осознавал, что она могла бы сбежать от такой агрессии.
Через несколько минут он вернулся с пивом. Подавая ей ледяную кружку, он сказал:
— Надеюсь, это поправит ваше здоровье. А я пока пойду поищу что-нибудь от волдырей.
— Не обязательно, — попыталась удержать его Джессика, но слова пролетели мимо ушей. Может быть, Кевин Лоуренс и моложе нее, но он явно человек самостоятельный. Его решительные, уверенные действия были одновременно опьяняющими и немного пугающими для женщины, привыкшей полностью держать под контролем свою жизнь. Не сколько мужчин, взволнованных перспективой дуэли, пытаясь укротить ее жажду независимости, быстро поняли на собственном опыте, что это неразрешимая задача.
Кевин вернулся с бутылочкой антисептика и парой пластырей и встал около нее на колени.
— Давайте вашу ногу, — приказал он, Джессика с большой неохотой выполнила его приказ, замирая, пока он нежно держал ее коленку и осторожно стирал мокрой тряпочкой песок с раны. Затем, предупредив ее, что антисептик может жечь, он налил его и наложил пластырь.
Когда он проделал то же самое с другой пяткой, его рука задержалась на ее коленке несколько секунд и затем его пальцы, прохладные на ее теплой коже, медленно скользнули по икре. Легкое прикосновение вызвало у Джессики дрожь во всем теле, которую она не могла унять, и ей было страшно взглянуть на него, чтобы не встретить насмешку в его глазах. Они были так близко считанные мгновения, а после он как ни в чем не бывало небрежно развалился в кресле напротив нее, потягивая пиво. Его противоречивое отношение — дерзко чарующее в один момент, прохладно-бесстрастное в другой — в сочетании с ее бешено бьющимся сердцем смущало ее больше всего. Ее привычный облик прохладной, безразличной женщины начал давать трещину, и ей это чувство не нравилось ни капельки. Или нравилось? Именно это ее и тревожило.
Некоторое время они сидели молча, и Джессика все больше нервничала. Она чувствовала себя неспособной говорить и смешной. Ощущения, которые она не испытывала от общения с мужчинами со времен студенчества. Это вызывало раздражение, и она направила его на Кевина, который был под рукой, и в воздухе повисло напряжение. В действительности он наслаждался ее дискомфортом.
— Что смешного? — проворчала она со смешком.
— Вы, — ответил он быстро. — Вы напоминаете мне испуганную лань с широко раскрытыми глазами и готовую бежать в момент почудившейся опасности.
Стараясь попасть в тон насмешливого безразличия, она спросила:
— Правда? Вы считаете, я в опасности?
— Нет, пока вы сами не захотите, — сказал он как ни в чем не бывало. — Я не имею обыкновения насиловать женщин только ради удовлетворения своего собственного эго. Я прошел через это давным- давно.
По крайней мере, это правда, думал он про себя, больше всего на свете желая именно теперь заняться любовью с этой женщиной. Пламя желания, на которое нельзя было не обратить внимания, бушевало в нем при мысли об этой изысканной, но ранимой женщине в его объятиях. Но в глубине души он понимал, что это чувство сложнее, чем примитивная страсть к красивой партнерше в постели. Его некоторое время беспокоила эта мысль.
— Боже мой! Вы сами себе хозяин, не так ля? — сказала она, гася саркастическим замечанием горящее пламя так же успешно, как холодным душем.
— А почему бы нет? — спросил он холодно, возвращаясь на безопасную почву.
— Многие ваши сверстники — нет.
— А вы снова обобщаете, — заметил он осуждающе.
— Извините. Я просто удивляюсь, что в вашем возрасте у вас на все есть ответ.
— Не на все. Например, сейчас я силюсь понять, почему вы так зациклились на моем возрасте.
Джессика поежилась от неловкости.
— Вовсе нет. Я не зациклилась. Я просто смотрю в лицо фактам. Вам сколько? Тридцать один? Тридцать два?
— Мне только что исполнилось тридцать, — сказал он со смешком, заметив, что его ответ заставил ее поморщиться. — Это, по-вашему, преступление?
— А мне тридцать девять, скоро будет сорок, — сказала она твердо, стараясь вспомнить, испытывала ли то же самое чувство нависшей беды, когда приближалось ее тридцатилетие. Она была уверена, что нет. Она едва помнила, как прошла этот важный рубеж. Казалось, сорокалетие подкралось к ней без единого предупреждающего сигнала за это время.
— Это должно беспокоить меня?
— Не беспокоит?
— С какой стати? Мы всего-навсего пьем вместе пиво. Это все равно что беспокоиться, умрете ли вы и будете похоронены прежде, чем родится ваш первый внук.
Джессика вспыхнула от смущения. Его колкие слова были тем более обидными из-за того, что всего несколько минут назад она старалась доказать себе то же самое. Очевидно, одна из извилин ее обычно рациональной головы — без сомнения, под влиянием временного гормонального дисбаланса, подумала она с раздражением, — приняла эту невинную встречу за что-то гораздо более важное, чем это было на самом деле.
— Извините, — неожиданно для себя снова сказала она. Ей хотелось ударить себя.
— Не стоит извиняться. Послушайте, Джессика, это мне, а не вам надо извиняться. Очевидно, у вас есть какие-то причины огорчаться из-за возраста, а мое замечание, уверяю вас, ничего не стоит. Не знаю, будет ли вам от этого легче, но смею вас уверить, что вы не выглядите на свой возраст. Смотритесь время от времени в зеркало — и сами увидите. А даже, если бы я сказал, что вы выглядите, как любой в ваши древние сорок лет…
— Тридцать девять, — оборвала она сердито и зло улыбнулась. — А я и так смотрюсь в зеркало, — сообщила она твердо, вспоминая, как изучала себя критическим взглядом всего час с небольшим назад. Несмотря на годы работы над своей внешностью в бытность супермоделью, она никогда не считала себя красавицей. В ней все еще жил образ неуклюжей юной Джессики Логан, болезненно стеснявшейся своего роста, самого высокого в классе.
Сегодня она увидела отражение женщины, на лице которой почти не было следов возраста, чьи глаза были цвета темного янтаря, чьи золотисто-каштановые волосы ниспадали каскадом волнистых кудрей на плечи, чья грудь была все еще высокой и упругой, живот плоским, бедра только слегка округлились и чьи ноги были длинными и стройными. На ее теле не было заметно ни унции лишнего веса, ни признаков рыхлости. Вместо того, чтобы остаться довольной собой, она помнила, что все это было достигнуто годами строжайших диет и тщательного ухода за лицом, которого требовала от нее карьера модели. Ее хорошая фигура могла закамуфлировать возраст, но не могла вернуть ей молодость, подумала она со вздохом. Вслух же она сказала коротко:
— Мне все равно.
— Это неправильно, поверьте мне, — сказал он сердечно.
— Откровенно говоря, я не поверила ни единому вашему слову о моем возрасте, — призналась она мрачно.
— Почему? Что произошло?
— Вам это наверняка неинтересно. Вы меня даже не знаете.
— Откуда вам знать, что мне интересно? И вы меня не знаете, — резонно возразил он. — Так что случилось? — спросил он терпеливо.
Передернув плечами в знак защиты, Джессика начала нерешительно:
— Кажется, все началось со звонка Чарлин, моей старой подруги. Она была расстроена из-за сына Марка, который собрался жениться.
— Что-нибудь не то с девушкой?
— Нет. Чарлин, мне кажется, она очень нравится.
— Тогда в чем проблема?
— Чарлин беспокоят внуки.
