– В чем дело? – оживился следователь. – Узнали кого-то?
– Нет… То есть… – Варя закусила губу, вглядываясь в парочку. – Знаете, девушку я как будто припоминаю… Я стояла ночью в коридоре, возле своего купе, ждала, когда откроют туалеты. Это было после Бологово… И эта пара прошла мимо меня – в другой вагон. Я узнала платье на девушке! Точно, это оно. Такое длинное, почти до пола… Я еще подумала, что в этом наряде неудобно переходить из вагона в вагон, но потом поняла, что девушка…
Варя слегка смутилась, и следователь ее понял:
– Да, это проститутка. Постоянно ездит этим поездом. И эти две – тоже известные там личности. – Он поднял снимок, где за столиком сидели две блондинки. – В общем, там работает своеобразная бригада. У них все под контролем. Ну и транспортная милиция тоже всегда можно найти виноватую, если кого-то опоили и обокрали. Ну сейчас не об этом речь! Так вот, мы вышли на этих девиц, когда они отправлялись в очередной рейс, и поговорили. И девицы, представьте, вспомнили вашего супруга.
Женщина изумленно вскинула глаза, и следователь пояснил:
– Нет, он их услугами не пользовался. А запомнили они его, главным образом, потому, что он сидел за столиком с фотоаппаратом и иногда нажимал на спуск. Девицы даже начали возмущаться – им не хотелось, чтобы их фотографировали, что называется, «при исполнении служебных обязанностей». Но потом они решили, что он пьян, и отстали от него.
– Он пил? – переспросила Варя. – Знаете, мой муж, вообще-то, равнодушно относился к спиртному.
– А вот в ресторане взял графинчик водки, на двести грамм, бутерброды с икрой, салат. – Следователь заглянул в свои записи. – Ну это уже выяснили в буфете, у них сохранился счет. Но он ничего не выпил и не съел. То есть как бы не за этим пришел, и вообще, вел себя странно. Всех проституток отшил – а они подходили одна за другой. У них, знаете, такой этикет – дать друг другу заработать. Но он даже слова ни с одной не сказал – так, во всяком случае, говорят девицы.
Со слов бармена, выяснилось, что посетитель с фотоаппаратом вошел в вагон-ресторан около двух часов ночи. Ресторан работал до тех пор, пока в нем оставался хотя бы один клиент, а в тут ночь клиентов было достаточно. Мужчина, который принес с собой фотоаппарат, сел за столик у самой двери. Сделал официанту заказ. И просидел до половины пятого, или чуть дольше. Несколько раз нижимал на спуск фотоаппарата. Никто ему не препятствовал, потому обошлось без выяснения отношений. Потом он встал и ушел.
– Но не один! Так утверждает бармен, да и девицы говорят то же самое, – следователь сделал паузу. – В сопровождении вот этой дамы.
Варя изумленно посмотрела на фотографию, где была изображена женщина с густо подведенными глазами.
– Но почему?! – вырвалось у нее. – Она вовсе не в его вкусе, и ей ведь лет сорок, не меньше! Остальные девушки куда симпатичнее!
Она осеклась, потому что ей почудилось, что следователь усмехнулся. Варя почувствовала, что лицо у нее пылает. «Он, чего доброго, решит, что я заревновала, – подумала она, снова принимаясь рассматривать снимки, хотя уже выучила их до малейших деталей. – Но, в самом деле, – как Андрей мог клюнуть на такую физиономию, если рядом сидели потрясающие девчонки! Ну и неважно, что проститутки, можно подумать, мужчины очень задаются этой проблемой! Зато красивые, стройные, молодые… Это не какие-нибудь дешевки с вокзала – с такой девицей никуда не стыдно показаться. Ничего не понимаю! Лучше не позориться, помолчать».
– Вы уверены, что никогда не видели эту женщину? – повторил следователь. – Всмотритесь. Подумайте. Может быть, она работала с вашим мужем?
– Нет, вряд ли, – протянула Варя. – Я бы ее вспомнила. А почему вы меня об этом спрашиваете?
– Дело в том, – пояснил следователь, – что они, похоже, были коротко знакомы. Она подсела к нему и у них сразу завязался оживленный разговор. Так говорит официант. Когда он принес заказ, то обратил внимание, что они говорят, как старые знакомые. А уж официанту верить можно – знание человеческой натуры у них ого-го какое!
Варя отодвинула снимки и решилась, наконец, поднять глаза. Она почувствовала, что, наконец-то, взяла себя в руки. Как можно спокойней она заметила, что эту женщину в жизни своей не видела. Но, конечно, ручаться не может. Если видела ее раз-два, да еще и накрашенную по-другому, то может и не опознать.
– А кто она? – поинтересовалась Варя, стараясь сохранять равнодушное выражение лица. – Неужели тоже проститутка?
– Нет. Ее в вагоне-ресторане видели впервые. И одета она была не как проститутка. Ну, ошибиться здесь сложно, – усмехнулся тот. – Скорее всего, это одна из пассажирок. Дело в том, что эта дама, похоже, была последней, кто видел вашего мужа живым. Правда, нам еще не удалось найти никого из его соседей по купе. У нас есть только их фамилии, указанные в билетах, и, сами понимаете, это слишком плохая зацепка. Мы показали снимок проводницам, но они уже побывали в нескольких рейсах после того, как все это случилось, и, конечно, не могут опознать эту женщину.
– Понимаю, – пробормотала Варя. – Погодите, как же так? Я стояла в коридоре своего вагона с половины пятого – и не видела мужа! А вы говорите, что он ушел из ресторана в это же время. Куда же он пошел, если не вернулся в свой вагон?
– Ну, он мог стоять в предыдущем, перед вагоном-рестораном.
– Там я тоже была! – воскликнула женщина. И объяснила, что не дождавшись, когда заснувшие сладким сном проводницы отопрут туалеты в их вагоне, пошла в соседний. И в коридоре тоже никого не увидела.
– Разве что он зашел в какое-нибудь купе, – начала она и вдруг замолчала.
– Да, – заметил следователь. – Мы и предполагаем, что он зашел в гости к этой даме, раз они ушли вместе. А они ушли вместе, это подтверждает и бармен, и официант.
Варя молчала. Ей было горько и почему-то страшно. Вероятно, страх вернулся потому, что она слишком хорошо помнила события той ночи, того утра… Вспомнила, как проснулась на рассвете, как вышла в коридор, как стояла, глядя в окно. Как отчаянно пыталась понять, почему же не задалась ее семейная жизнь, ведь никаких видимых причин для этого нет… Вспомнила, как тогда давала себе слово – по приезде в Москву немедленно помириться с Андреем. «А он в это время сидел в вагоне-ресторане с какой-то дамочкой и меньше всего думал обо мне, – решила она. – Хороша же я была со своими благими намерениями! Нет, я совсем его не понимаю… Как могла его обольстить эта женщина?! О таких лицах, как у нее, он как-то сказал очень пренебрежительно. А именно, что ненавидит плоские, невыразительные физиономии, которые, в основном, и приходится снимать. В конце-концов, он был в каком-то смысле человек творческий… И я знаю – он бы предпочел откровенное уродство, чем такое лицо, как у нее. Я смотрела на снимок несколько минут, а теперь даже в общих чертах вспомнить не могу! И зачем, кстати, он ее снимал? Почему фотографировал в ресторане? Такой эпатажный поступок! Совсем не в его духе… Хотя… Что я о нем знаю!»
Следователь сообщил ей, что согласно заключению эксперта смерть ее мужа наступила в районе половины седьмого утра. То есть повесился он незадолго после того, как проснувшиеся, наконец, проводницы, отперли туалеты. Варя сцепила пальцы и почувствовала, что ладони стали мокрыми. Она ненавидела эту свою особенность – от волнения у нее всегда взмокали руки, невозможно было как-то с этим справиться.
– Получается, что он ждал, когда откроют туалеты в нашем вагоне? – спросила она. Ее голос почему-то прозвучал издевательски, хотя она вовсе к этому не стремилась. – Почему же он не сделал этого в другом вагоне? Вы же говорите, что он был в гостях?
– Это нам еще предстоит выяснить, – заметил следователь. На прощание он еще раз заверил вдову, что при всех выяснившихся обстоятельствах, главное в этом деле остается неизменным – ее муж, Кузмин Андрей Петрович, совершил самоубийство. Он подтвердил, что туалет, где повесился Андрей, был заперт изнутри на замок и на фиксатор (который Андрей забрал из своего купе). Окно также было заперто. Экспертиза показала наличие в крови погибшего небольшого количества алкоголя. Но пьян он не был.
– Вы-то сами не предполагаете, почему он мог это сделать? – спросил следователь, когда Варя уже поднялась со стула.
И та ответила, что предполагать она может, что угодно, но настоящей причины все-таки не знает.
