Она заулыбалась.
– Если бы мы знали… Но почему же вы сразу-то не сказали, что знаете Тоню! Я больше года ее не видела! Мы ведь сестры, родные. Многие говорят, что мы очень похожи.
И Варя, глядя на ее бледное, щекастое лицо и наглые светлые глаза, наконец, поняла, почему эта женщина сразу вызвала у нее резкую антипатию. Она слишком напомнила ей ту, другую!
Глава 9
Женщина переставила подсвечник поближе к центру стола. Она сделала это, критически поглядывая в зеркало, висевшее за спиной у мужчины, тот сидел напротив нее. Случайно посмотревшись в это зеркало, Кристина только что обнаружила, что ее лицо плохо освещено, нос кажется непомерно большим, глаза в тени. Он, конечно, не догадывался, почему дама вдруг забеспокоилась. А если бы догадался, то не понял бы ее беспокойства – ведь они весь вечер провели вместе, и у него была масса возможностей рассмотреть ее лицо как следует при любом освещении.
– Обожаю свечи, – тихо сказала Кристина. – Если бы я могла, я бы вообще электричества не включала.
Виталий сказал, что тоже любит смотреть на горящие свечи. Мужчина сделал это довольно вяло. Он объелся и теперь ему очень хотелось распустить узел галстука, надеть тапочки, а еще лучше прилечь на диван. Они два часа просидели в ресторане, потом приехали к Кристине, и та поила его кофе с коньяком – разумеется, при свечах. Свечи и кофе нашлись у нее дома. Коньяк он купил по дороге к ней.
Сегодня Виталий позвонил ей после обеда и спросил, как идут дела. Женщина оживленно поддержала беседу, как будто ничуть не удивившись этому звонку. Расставшись после поминок, они обменялись координатами, но вовсе не договаривались созвониться. Как-то само собой выяснилось, что оба этим вечером абсолютно свободны и не знают, как провести время. В основном, об этом говорила Кристина – и с такой естественностью, что сама забыла о том, что в раковине лежит гора немытой посуды. Ему почудился в ее словах тонкий намек и Виталий предложил провести вечер вместе.
– Ну, что ж, – кокетливо заметила женщина. – Предлагай свой план, обсудим.
Виталию и в голову не приходило, что когда она произносила эти слова, в соседней комнате отчаянно дрались ее дети. Он вообще ничего не знал об их существовании. На поминках, где он увидел Кристину, она показалась ему яркой, интересной женщиной – и наверняка свободной, судя по тому что пришла она без сопровождающего и сидела за столом, ни с кем не общаясь. Самое главное – у нее был взгляд одинокой женщины, она смотрела так, будто знает себе цену и в то же время готова ее обсудить.
Договорились, что он заедет за ней через полтора часа. За это время Кристина успела одеть упирающихся детей, отвезти их к своей матери на такси, отмести все ее возражения и упреки – та негодовала, что дочь даже в свой единственный выходной не желает заниматься детьми. Кристине все-таки удалось оставить их с ночевкой, хотя никто, кроме нее, на такой вариант был не согласен. Особенно дети – они-то знали, что телевизор у бабушки плохой, старый и смотреть его допоздна та ни за что не разрешит.
– Ты что, опять нашла кого-то? – спросила ее мать на прощанье. Это произносилось шепотом, чтобы не слышали дети. Кристина заметила, что она уже не маленькая и имеет полное право распоряжаться собой.
– В том-то и беда, что ты не маленькая, – грустно сказала мать. – Пока ты была маленькой, у меня с тобой никаких проблем не было! Наверное, правду говорят, что дитя всегда свое возьмет! Кто в детстве просто золотой – тот потом в такое чудище вырастает!
Кристина даже не стала обижаться на «чудище». Она снова поймала такси, дома спешно занялась прической и макияжем, запихала детские игрушки в шкаф… И отлично провела время в ресторане, поскольку обнаружилось, что Виталий абсолютно не разбирается в винах и поэтому взял то, что навязал официант. Вино оказалось замечательное и до неприличия дорогое. Кристине, уже привыкшей к дешевым сладким ликерам (она покупала их со времен перестройки, когда страну покорили «амаретто»), этот вечер показался настоящим праздником. Они поехали к ней…
И тут случилось то, чего она очень боялась. Конечно, она могла спрятать детские игрушки, но у нее было слишком мало времени, чтобы произвести детальную зачистку квартиры. И первым, что увидел Виталий, переступив порог, были пар шесть-семь маленьких детских ботинок. Он ничего не сказал, но запнулся и принялся озираться, а ведь только что начал рассказывать очередной анекдот… Он так и не повеселел. О детях не было сказано ни слова, и Кристина теперь мучилась. «Еще решит, что я хочу его на себе женить, а детей до поры до времени прячу, – думала она, стараясь сохранять беззаботный романтический вид. – Да нужен он мне! Неужели женщине с двумя детьми и в ресторан нельзя сходить? Это что – преступление против морали? А еще говорят, равноправие полов… Я же не спрашиваю, есть у него семья или нет!»
– Может быть, еще кофе? – любезно спросила она. – Виталий, в чем дело? Почему ты такой?
– Все в порядке, – сонно ответил он. – Да, я бы с удовольствием выпил кофе. Не знаю, как я за руль сяду… Нужно встряхнуться!
Кристина расстроилась. Уйдя на кухню и включив газ, она даже слезу пустила, но быстро взяла себя в руки. А может быть, ей помог в этом яркий электрический свет. После темной комнаты, освещенной только тремя свечами, свет лампочки резал глаза и напрочь уничтожал романтическое настроение. «Уже думает, как поедет домой, – мрачно размышляла она, ожидая, когда закипит вода. – Расхотелось ему отдыхать, видите ли. Завтра на работу, как же. Сразу обо всем вспомнил! Может, он испугался, что у меня детей штук пять – в коридоре целый обувной склад… Я же его ни к чему не принуждаю, он сам напросился в гости! Черт, и Варьки дома нет. Когда он уедет, мне даже поплакаться будет некому… Где она шляется, интересно? Быстро утешилась, ничего не скажешь!»
Кристина позвонила Варе сегодня днем, как только положила трубку после разговора с Виталием. Она до последнего момента рассчитывала, что ее выручит подруга, ведь у той все равно были отгулы, и она бы куда охотнее взяла к себе детей, чем это сделала мать Кристины. Но подруги не оказалось дома, хотя Кристина знала, что та никуда не собиралась. У нее даже мелькнула тревожная мысль, что у Вари все-таки вышли неприятности с милицией, ведь она до сих пор ничего об этом не знала. Но времени на раздумья не оставалось, и она повезла детей к маме.
Вода забурлила в турке. Кристина убавила огонь, бросила в воду три ложки мелко смолотого кофе, одну ложку кофе грубого помола, размешала эту густую смесь и стала ждать, когда гуща начнет оседать. Этот процесс всегда доставлял ей удовольствие, когда у нее было время делать все не торопясь. Сейчас время было, а вот удовольствия… Ее мысли приняли другое, не менее тревожное напрвление. Она вспомнила о телефоне.
Вчера вечером, когда она уже собиралась лечь спать (предварительно замочив джинсы – весь день до этого руки не доходили), зазвонил телефон. Кристина хорошо понимала, что в такое крамольное время могут звонить только ей, и поэтому выскочила из постели и босиком побежала брать трубку. Там послышался детский голосок, который попросил Кристину.
– Это я, – удивленно ответила та. Ей подумалось, что это, может быть, одноклассник старшего сына. Но почему он звонит именно ей, да еще так фамильярно ее называет? Кристина любила сбавлять себе годы и охотно молодилась, но чтобы до такой степени…
Однако ее удивление еще больше возросло, когда голосок ядовито поинтересовался, не скучно ли ей в одиночестве?
– А я не одна, – уже резко ответила она. – Кто говорит?
Голосок проигнорировал ее вопрос, зато заявил:
– Что ты врешь, я знаю, что ты одна.
– Кто говорит? – крикнула Кристина, уже перестав соблюдать дипломатию.
– Ты одна, – настаивал голосок, становясь все более наглым и язвительным. – С тобой только твои дети. Ты что, думаешь, они тебя защитят?
В трубке раздался смех – довольно искусственный, но Кристине на секунду сделалось страшно.
– От чего защитят? – Она решила сохранять спокойствие, хотя ее всю заколотило. И вовсе не потому, что озябли босые ноги. – Я ничего не боюсь, запомните! У меня собака, немецкая овчарка!
Снова смех. Голос сказал, что она врет, никакой собаки у нее нет. И предложил послушать музыку. Кристина давно уже бросила бы трубку, если бы не испугалась. А она в самом деле напугалась – и весьма
