Кейп-Бретон они все еще располагали ключевой позицией по отношению к заливу и реке. Канада носила черты французской колониальной системы, внедренной в климатических условиях, менее для нее подходящих. Патерналистская, милитаристская и несколько клерикальная власть отнюдь не поощряла развитие частной инициативы и свободных объединений людей ради общих целей. Колонисты забрасывали торговлю и сельское хозяйство, производя лишь продукцию, достаточную для непосредственного потребления, и предавались войнам и охоте. Торговля велась главным образом мехами. Французские колонисты так мало занимались ремеслом, что покупали у английских колонистов часть судов для внутренней навигации. Главной составляющей силы французов были военные. Население было вооружено, каждый колонист был солдатом.
Помимо вражды французских и английских колонистов, унаследованной от метрополий, существовал неизбежный антагонизм между двумя социальными и политическими системами, столь явно противоположными и расположенными одна подле другой. Удаленность Канады от Вест– Индии и неблагоприятный холодный климат делали ее с точки зрения морской силы гораздо менее важной для Франции, чем английские колонии для Англии. Кроме того, ресурсы и население Канады были значительно меньшими. В 1750 году население Канады составляло 80 тысяч человек, население же английских колоний – 1 миллион 200 тысяч. При таком неравенстве в численности населения и ресурсах единственным средством для удержания Канады могла быть только поддержка французского флота. Он должен был либо явно преобладать в соседних морях, либо столь значительно превосходить флот англичан где-либо еще, что это ослабило бы их давление на Канаду.
В континентальной Северной Америке Испания, в дополнение к Мексике и странам южнее ее владела Флоридой. Этим названием обозначались обширные территории, выходящие за пределы полуострова. Они не имели определенных названий и в любой из периодов этих долгих войн играли незначительную роль.
В Вест-Индии и Южной Америке Испания владела главным образом тем, что известно до сих пор как испаноговорящие латиноамериканские страны, помимо Кубы, Пуэрто-Рико и части Гаити. У Франции были Гваделупа, Мартиника и западная часть Гаити. Англия владела Ямайкой, Барбадосом и некоторыми еще меньшими островами. Плодородие почвы, экзотические продукты и тропический климат, видимо, делали эти острова вожделенной целью в колониальной войне, но фактически не было предпринято ни одной попытки и даже намерения завоевать какой-либо из больших островов, за исключением Ямайки, которую Испания хотела вернуть в свое распоряжение. Причина этого, вероятно, состояла в том, что политика Англии, чья морская сила могла сделать ее главным агрессором, направлялась устремлениями большого сообщества английских колонистов на Северо-Американском континенте. Малые острова Вест-Индии были, каждый по отдельности, слишком слабыми, чтобы держаться без поддержки страны, господствующей в море. Для войны они имели двоякую ценность: во-первых, как военные базы для морской державы, во-вторых, как торговые фактории, либо дополняющие ресурсы морской державы, либо убавляющие ресурсы враждебных стран. Военные действия против них могли рассматриваться как посягательство на торговлю, как на неприятельские корабли или транспорты, везущие ценные грузы. Поэтому эти острова будут переходить из рук в руки как фишки и, как правило, возвращаться владельцу в мирное время, хотя в конечном счете большинство из них оказались в распоряжении Англии. Тем не менее сам факт владения великими державами частью территории и акватории в этом средоточии торговли привлекал сюда большие и малые эскадры. Подобной тенденции способствовали неблагоприятные сезоны времени для военных действий на континенте. В Вест-Индии происходило большое число морских сражений, которые иллюстрировали этот длинный ряд войн.
Противоборство между Англией и Францией должно было вестись еще в одном отдаленном регионе, и там, как и в Северной Америке, его исход определялся европейскими войнами. В Индии соперничающие державы представляли их Ост-Индские компании, которые оказывали прямое влияние на местные власти и торговлю. За ними стояли, конечно, метрополии, но непосредственные контакты с местными правителями осуществляли главы правлений и представители, уполномоченные компаниями. В это время главными владениями англичан были – на западном побережье Индии Бомбей, на восточном побережье – Калькутта у Ганга (на его притоке Хугли), в некотором отдалении от моря, и Мадрас. Чуть южнее Мадраса позднее были построены другой город и крепость, известные англичанам под названием форт Святого Дэвида, хотя некоторые называли его Куддалуром (Куддалором). Три правления компании в Бомбее, Калькутте и Мадрасе в то время действовали независимо друг от друга и были ответственны только перед советом директоров в Англии.
Франция закрепилась в Чандернагоре близ Ганга, выше Калькутты, а также в Пондишери, на восточном побережье в 80 милях к югу от Мадраса. На западном побережье ее владения находились далеко к югу от Бомбея, ей принадлежала третья, менее значимая база, называвшаяся Маэ. Французы, однако, имели большое преимущество, владея уже упомянутыми промежуточными базами в Индийском океане, находящимися рядом друг с другом островами Иль-де-Франс (современный Маврикий) и Бурбон (ныне Реюньон). Им повезло еще больше благодаря личным способностям двух деятелей – Дюпле и Ла Бурдонне, которые заправляли делами в то время на полуострове Индостан и островах. Этим деятелям до сих пор не нашлось равных по способностям и силе характера среди английских чиновников в Индии. Однако в этих двух деятелях, чье искреннее товарищеское сотрудничество могло бы похоронить английские владения в Индии, снова проявился тот особенный конфликт идей, то колебание власти между ориентациями на море и сушу, которое, видимо, было предначертано самим географическим положением Франции. Дюпле, не теряя из виду торговых интересов, сосредоточился на создании великой империи, в которой Франция руководила бы множеством местных вассальных князей. Следуя этой цели, он проявлял большой такт, неустанную активность и, может, даже полет фантазии и воображения. Когда же он встретил Ла Бурдонне, чьи более простые и здоровые взгляды были направлены на морское преобладание, на господство и опирались на безопасные и надежные коммуникации с метрополией, а не на зыбучие пески восточных интриг и альянсов, между ними сразу же возникли расхождения. «Недостаточный флот, – пишет французский историк, считавший, что Дюпле ставил себе более высокие цели, – был главной причиной, мешавшей его успешной деятельности»[82]. Однако морское превосходство как раз и было той целью, к которой стремился Ла Бурдонне, сам моряк и губернатор острова. Возможно, в случае с Канадой, более слабой в сравнении с английскими колониями, морская сила не могла бы изменить дело, но в условиях соперничества этих держав в Индии все зависело от господства в морях.
Таково было положение трех держав относительно друг друга на главных заокеанских театрах войны. Колонии на западном побережье Африки не упоминались потому, что это были просто торговые фактории, не имевшие значения с военной точки зрения. Мысом Доброй Надежды владели голландцы, которые не принимали активного участия на начальном этапе войн, но уже давно поддерживали в отношении Англии благожелательный нейтралитет, сохранявшийся со времен альянса, заключенного во время предшествовавших войн столетия. Необходимо кратко упомянуть о состоянии военных флотов, которые должны были сыграть важную роль, какой они до сих пор не играли. Ни точного числа, ни реального состояния кораблей привести невозможно, но оценка их сравнительной боеспособности вполне доступна. Кэмпбелл, английский морской историк того времени, пишет, что в 1727 году английский флот насчитывал 84 линейных корабля с вооружением в 60 пушек каждый, 40 50-пушечных кораблей, 45 фрегатов и малых судов. В 1734 году это число сократилось до 70 линейных кораблей и 19 50-пушечных. В 1744 году, после четырех лет войны с одной Испанией, численность английского флота составляла 90 линейных кораблей и 84 фрегата. Численность французского флота Кэмпбелл оценивает в то же время в 45 линейных кораблей и 67 фрегатов. Он отмечает, что в 1747 году, в конце первой войны, королевский флот Испании сократился до 22 линейных кораблей, французский – до 31, в то время как английский флот увеличился до 126 линейных кораблей. Французские историки приводят менее точные цифры, но согласны в том, что не только флот убавился до жалкого количества кораблей, но и в том, что эти корабли находились в плачевном состоянии, а верфям не хватало необходимых материалов. Такое небрежное отношение к флоту сохранялось в большей или меньшей мере в ходе всех этих войн, вплоть до 1760 года, когда нация поднялась до осознания важности восстановления флота. Это случилось, однако, слишком поздно, чтобы предотвратить наиболее серьезные потери французов. В Англии, как и во Франции, уровень дисциплины и управления флотом в годы мира снизился. Низкое качество вооружения кораблей приобрело дурную славу и напоминает скандалы, которые ознаменовали начало Крымской войны. Между тем сами потери французских
