Требования трудной профессии научили Елея Моллоя мыслить быстро. На протяжении деятельной жизни он не раз оказывался в положении, когда ему оставалась секунда для разработки плана действий. Его натренированный ум сработал в щекотливой ситуации, как хорошо налаженный автомат.
— Да уж, напугали! — ответил он добродушно, тотчас войдя в роль Томаса Г. Ганна. — Я не знал, на каком я свете! Наконец-то вы вернулись, мистер Шоттер.
— Да, я вернулся.
— Я совсем заждался. Боюсь, вы застукали меня в момент, когда я уж совсем собрался всхрапнуть.
Он испустил смущенный смешок человека, попавшего в глупое положение.
— Мне кажется, — сказал Сэм, — что надо быть большим ловкачом, чтобы вас застукать.
Мистер Моллой испустил новый смущенный смешок.
— Вот так говорили про меня ребята в Денвер-Сити. — Он умолк и взглянул на Сэма с некоторой тревогой. — Послушайте, мистер Шоттер, вы меня помните?
— Безусловно.
— Помните, как я приходил на днях посетить дом моего детства?
— Я запомнил вас еще раньше. В Синг-Синге.
Он повернулся зажечь газовый рожок, и мистер Моллой обрадовался этой возможности собраться с мыслями.
— В Синг-Синге? — Да?
— Неужели вы сидели там?
— Я приехал на концерт, в котором вы блистали. Вот только забыл, как именно.
— Ну и что?
— А?
Мистер Моллой выпрямился с невыразимым достоинством.
— Ну и что? — повторил он. — Ну и что, если я из-за предубежденности судьи и купленных присяжных провел недолгое время в упомянутом вами месте? Я не признаю, что это обстоятельство бросает тень на мою репутацию. Вы американец, мистер Шоттер, и вам ли не знать, что американская политическая жизнь, к несчастью, имеет свою темную сторону! Моя бесстрашная борьба за дело партии реформ и прогресса навлекла на меня лютую вражду шайки бессовестных людей, которые, не колеблясь, подстроили мой арест по ложному обвинению…
— Все это, — перебил Сэм, — меня, возможно, убедило бы, если бы я не застал вас за ограблением моего дома.
Трудно определить, чего было больше в выражении благородного лица мистера Моллоя — негодования или изумления.
— За ограблением вашего дома? Вы с ума сошли? Я явился сюда в надежде увидеться с вами, узнал от вашего слуги, что вас нет дома, и он, весьма любезный малый, пригласил меня подождать вашего возвращения. Ограбление вашего дома, подумать только! Да если бы я его ограбил, неужели же вы нашли бы меня дремлющим на диване?
— Вас впустил Фарш?
Таков был магнетизм того, кто частенько продавал большие пакеты акций несуществующих нефтяных промыслов бережливым шотландцам, что Сэм невольно поддался сомнениям.
— Если Фарш — имя вашего повара, то, разумеется, меня впустил он. В парадную дверь, совершенно нормальным, обычным способом, принятым, когда в нее позвонил джентльмен.
— Где Фарш?
— Какой смысл спрашивать меня?
Сэм подошел к двери. Благородное возмущение его посетителя пробудило в нем неуверенность, но не убедило до конца.
— Фарш! — позвал он.
— Видимо, он вышел.
— Фарш!
— Без сомнения, отправился погулять.
— Фарш!!! — завопил Сэм.
Снизу донесся ответный обнадеженный крик:
— Эй! На помощь!
Фарш Тодхантер долго и напряженно грудился, чтобы вытолкнуть изо рта тряпку, которую Елей с таким тщанием забил ему в рот, но наконец его старания увенчались успехом, и звук его голоса отдался в ушах мистера Моллоя похоронным звоном.
— Видимо, он не уходил, — неубедительно сказал мистер Моллой.
Сэм обернулся к нему, сверля взглядом, а Елей с тоской созерцал его атлетические плечи и бугрящие мышцами руки
«Размахнись и дай ему раза по кумполу», — казалось шепнул ему на ухо нежный голос его жены. Но, оглядывая Сэма, он понял, что подобный план был лишь утопической мечтой. Достаточно было одного взгляда на Сэма, чтобы понять, что он из тех, кто, получив раза, безоговорочно даст ответного раза, причем раза сокрушительного.
— Полагаю, вы его связали, — сказал Сэм с грозным спокойствием.
Елей не сказал ничего. Есть время для слов, и есть время для молчания.
А Сэм смотрел на него в некотором недоумении. Ему стало ясно, что он столкнулся с довольно щекотливой проблемой: как одновременно находиться в двух разных местах. Естественно, следовало безотлагательно спуститься в кухню и развязать Фарша. Но в таком случае громила не замедлит улизнуть через парадную дверь. А если взять его с собой на кухню, у него возникала возможность улизнуть через заднюю дверь. А если просто запереть его в гостиной, он тотчас удалится через окно.
Крепкий орешек! Но у любой задачи есть решение. И на Сэма снизошло озарение, подсказавшее ответ. Он угрожающе ткнул в Елея указательным пальцем.
— Снимай брюки! — сказал он.
Елей охнул. Интеллектуальные высоты, которых достигла их беседа, оказались ему не под силу.
— Б-брю-ки? — повторил он запинаясь.
— Брюки. Ты прекрасно знаешь, что такое брюки, — заявил Сэм. — Притворяться бесполезно. Снимай их!
— Снять мои брюки?
— Господи! — с неожиданной брюзгливостью проворчал Сэм. — Что с ним такое? Ты же делаешь это каждый вечер, ложась спать, так? Ты же делаешь это всякий раз, когда посещаешь турецкие бани, так? И в чем трудность? Стаскивай их и не трать время зря.
— Но…
— Вот что, — сказал Сэм, — если эти брюки не будут у меня в руках через тридцать секунд, получишь раза по кумполу.
Они оказались у него в руках через восемнадцать.
— Теперь, — сказал Сэм, — тебе будет трудновато сбежать. Он встряхнул указанный предмет одежды, перекинул его через руку и спустился в кухню.
2
Любовь — всевластная страсть. Она снизошла на Фарша Тодхантера с большим запозданием, но, подобно кори, поразила его только сильнее из-за такой затяжки. Естественная потребность поспешить наверх и разорвать в клочья своего недавнего победителя, уступила могучему побуждению кинуться в «Сан-Рафаэль» и увидеться с Клэр. Это было первое, что он объявил Сэму, когда тот рассек его путы при помощи ножа для разрезания жаркого.
— Мне надо увидеться с ней!
— У тебя нет никаких повреждений, Фарш?
— Не-а. Он только стукнул меня по голове. Я должен увидеться с ней, Сэм.
— С Клэр?
— Угу. Бедный ангелочек все свои чертовы глаза выплакал. Джентльмен все про это рассказал.
— Какой джентльмен?
