терпеть не могла этих особенностей кригеровского быта и не упускала случая осудить их.)
– Ленни, твои старики дома? – спросил Клифф.
– Не-а. Мать меня привезла и сразу пошла по магазинам. Герби, а ты знаешь про кражу и что Хозяйство продают?
– Ага, кошмар, да?
– Кто его знает. Мать говорит, воры стянули всего пятьдесят долларов. А за Хозяйство, она говорит, нам отвалят целую кучу денег, и, мол, очень даже хорошо, что мы его продаем. Ты как думаешь, сколько мы отхватим? Миллионов пять?
– Скорей миллионов десять, – ответил Герби. – Хозяйство-то вон какое большое.
– Еще бы. Так мы станем богачами, Герб. Когда отцы поумирают, можно накупить катеров, переехать во Флориду и вообще жить припеваючи. Эх, вот чего мне хочется, так это катер.
– Скажешь тоже, – проговорил Клифф. – Смерти, что ли, желаешь своему отцу?
– Не будь дубиной, – огрызнулся Ленни. – Но вечно-то никто не живет, правда? Тебе просто завидно, что нам с Герби столько монет обломится, а тебе – шиш.
– Ладно вам, ребята, а то опять подеретесь, – вмешался Герби. И коварно добавил: – Может, вам, конечно, хочется устроить состязание по индейской борьбе ногами. Ленни, спорим, Клифф победит.
– Спорим, не победит!
Ленни еще не простил Клиффу своего поражения в лагере. Он знал, что его противник одержал верх только благодаря ярости, удесятерившей его силы, и был уверен, что в уравновешенном состоянии Клифф ему в подметки не годится.
– Давай, Клифф, садись, – начал напирать он. – Кто победит два раза из трех в индейской борьбе ногами.
Клифф взглянул вопросительно на брата и понял, что Герби только этого и ждет.
– Ну ладно, – согласился он, опускаясь на пол посреди комнаты. – Только спорить не надо, Герби. В лагере с ним почти никто не мог тягаться в индейской борьбе ногами.
– Слушай, Ленни, я пойду налью себе стакан воды. – Герби встал со стула, а Ленни с готовностью устроился на полу рядом со своим недавним обидчиком.
– Валяй, иди, – разрешил атлет. Когда Герби выходил из комнаты, соперники, по обычаю, поднимали и опускали ноги и считали: «Раз, два…»
Герби отправился рыскать по квартире: заглядывал под кровати, в шкафы, шарил по ящикам и вставал на стулья, чтобы осмотреть полки. Из гостиной доносились возня и сопение поединщиков. Обыск длился минут пять, затем Герби внезапно прервал свои поиски и вернулся в гостиную. Там двое мальчиков стояли нос к носу, раскрасневшись и тяжело дыша, обхватив друг друга по правилам индейской борьбы руками. При появлении Герби Ленни резко дернул Клиффа вбок и бросил на пол. Он победно засмеялся и сказал Герби:
– Вот так вот! Три победы из трех в борьбе ногами и три из трех в борьбе руками!
– Да, эти приемчики у меня не очень-то получаются, – благодушно заметил Клифф, вставая на ноги.
– Ну, Ленни, ты силен, – похвалил его Герби. – Эй, Клифф, пошли, нам пора.
– Куда спешить-то? – проговорил Ленни, чрезвычайно довольный жизнью. – Побудьте еще. У нас в холодильнике желе есть. Полакомимся.
– Не, спасибо, меня дома ждут, – ответил Герби. – Мы же просто мимо шли.
Герби подхватил под руку Клиффа и увлек его из комнаты. Ленни проводил их до дверей.
– Ну, заходите еще. А то после лагеря здесь скукота.
– Обязательно зайдем, Ленни, – пообещал Герби. Когда братья спускались по лестнице, Ленни крикнул им вдогонку:
– Пока, Герб Миллионщик!
– Пока, Ленни Катерный Гонщик! – отозвался Герби. Братья услышали, как атлет рассмеялся и захлопнул дверь.
– Ну, Герби, нашел чего? – нетерпеливо спросил Клифф.
– Клифф, она там. Та коробка с надписью «Дж. Б.» лежит у них в шкафу.
Клифф присвистнул. Мальчики вышли на улицу и направились в сторону дома Герби. Толстяк побледнел, и брови у него сошлись на переносице.
– Клифф, отец сказал, если это своровали дети, их посадят на десять лет в исправительную колонию. Так называется тюрьма для детей.
– Ara, a если мы сознаемся, нас все равно посадят в колонию? – Клифф был явно встревожен не меньше брата.
– А как же? Полиция разыскивает не нас, Клифф. Они думают, что там были два взрослых мужика. Кто его знает, может, если рассказать, тогда нам дадут только пять лет.
– Герб, я сделаю, как скажешь.
Они приближались к кондитерской мистера Боровского. Герби выудил из кармана две десятицентовые монетки.
– В колонии-то небось фрапом не кормят, – с нарочитой лихостью рассмеялся он. – Поешь со мной фрап в последний раз?
– Хочешь сознаться? – ахнул Клифф.
– Про тебя я не скажу. Все равно же ты мне просто помогал. Скажу, что все сделал сам.
– Ладно, Герб. Ты молоток.
Герби немного разочаровал ответ Клиффа. Он ожидал от брата каких-нибудь возражений, геройского порыва разделить наказание, однако ничего подобного не произошло. Клифф считал, что Герби следует повиниться, а также что вся ответственность за кражу лежит на нем. Поэтому он с благодарностью одобрил решение брата.
Мальчики ели фрап, не говоря ни слова. Герби напустил на себя выражение величавой скорби, точь-в- точь как у Робина Гуда в исполнении Дугласа Фэрбенкса в сцене перед повешением. Теперь, когда решение было принято, он чувствовал себя мучеником. Его даже разобрало любопытство и захотелось поскорее попасть в исправительную колонию. Воображение нарисовало волнующую и трагическую картину: массивные железные ворота с решеткой смыкаются за его спиной, чтобы открыться только через пять лет. Это было падение, но падение грандиозное, яркое. Он будет исправно писать своим родным и Люсиль. Она будет ждать его. Через пять лет Герберт вернется и станет великим человеком: генералом или сенатором. Он всему свету покажет, на что способен Герби Букбайндер после колонии!
– Герб, зря скребешь свою посудину, – сказал Клифф. – В ней пусто.
Герби сообразил, что пока он витал в облаках, его ложка без всякой пользы царапала по дну мелкой железной вазочки.
– Ладно. Поехали. – Он встал и вышел из кондитерской. Его походка не отличалась бодростью.
– Хочешь, я пойду с тобой? – предложил Клифф.
– Без разницы, – ответил самоосужденный. Ему снова почудилось, будто все это происходит не с ним, совсем как той лунной ночью, когда они с Клиффом взгромоздились на ветхого старика Умного Сэма, чтобы отправиться в Нью-Йорк.
– Ну, тогда я не пойду, – сказал Клифф.
– Мне одному даже лучше, – рассеянно обронил он.
Клифф протянул ему руку:
– Ни пуха ни пера, Герби. Может, еще все обойдется.
Толстяк сжал ладонь брата. Впервые на своей памяти мальчики обменялись рукопожатием; вообще-то они были чересчур близки для такого жеста. Оба смутились.
– Пока, друг, – промолвил Герби. – Мне нисколечко не страшно. Будь что будет, прорвусь. Да ты не тревожься о старине Герби. Уж как-нибудь сдюжу. Спасибо, что помог, и вообще. Пока, друг.
Ему хотелось сказать «кореш», что вроде бы соответствовало стилю всего монолога, но он почувствовал неуместность этого слова среди камня и кирпича улицы Гомера, поэтому удовлетворился обращением «друг». Клифф далеко не столь искусно, как Герби, выдумывал с ходу эффектные реплики. Он ответил: «Ага. Ну, покеда», – выпустил руку брата и, немного торопясь от смущения, пошел прочь.
