Цесарки.
– Алеша приехал, здравствуй, здравствуй. Тебе, небось, пеклеванного? Свеженький, только что привезли. Ну, давай, что там у тебя завернуто в бумаге? В пакетике соль, да, Алеша, для Цесарки? Беги дальше, она уж тебя заждалась, ей уж доложили о твоем приезде. А ты здорово вытянулся за зиму, скоро будешь в брюках ходить, а? Большой уже, взрослый.
– Не знаю, спасибо, тетя Наташа, я к Цесарке.
Тетя Наташа любила пошутить, и Алеша это знал.
Гужевой цех фабрики, или конюшня, находился за углом, и Алеша спустя несколько минут стучал в его ворота. Ворота открыл незнакомый парень и, скептически осмотрев Алешу, сквозь зубы процедил:
– Дядя Петя, директорский пришел, пускать?
– Да ты что, Василий, – послышалось из глубины двора, – пускать, пускать. Это небось Алеша, мой приятель и друг Цесарки.
Затем появился дядя Петя, начальник гужевого цеха, коренастый, улыбчивый и, сразу видно, хороший человек.
– Здравствуйте, дядя Петя, я к вам и к Цесарке. Ох, как хочу ее видеть, бедную Цесарочку, и вас тоже. Я хотел бы приходить к ней каждый день, можно? – скороговоркой выпалил Алеша.
– Хорошо, Алеша, можно. Но давай хотя бы поздороваемся, год не виделись. Вытянулся ты и все такой же худой. Есть надо больше, Алеша.
– Знаю, дядя Петя, а у меня аппетита нет. Были бы кости, мясо нарастет. Мне пока десять с половиной лет.
– Нарастет, не сомневаюсь. Сейчас пойдем к Цесарке, она умная – узнает тебя. А ты, Василий, если меня нет на месте или я занят, содействуй Алеше, дай поводить по двору Цесарку и вообще внимание прояви, понял?
Когда они подходили к стойлу в глубине конюшни, Алеша шепотом позвал:
– Цесарочка, бедненькая, любимая.
– Алеша, не надо ее называть бедная да бедная. От этого ей не легче станет, а обиднее – вот, мол, какая я несчастная. Напоминать ей об этом не надо – она и так все знает. Надо ей привыкнуть к нынешнему состоянию, помочь, не охать вокруг нее, понял? Она-то умная, и мы должны себя вести с ней по-умному: бодро, весело и ласково. И тогда ей будет хорошо. Я понятно сказал, как с ней обращаться?
– Да, я все понял, спасибо, дядя Петя. И папа тоже говорил, чтобы я с ней не сюсюкался.
– Ну и отлично. Теперь иди к ней один. Видишь, как она ушами прядет, слушает.
Алеша быстро пошел к стойлу:
– Цесарочка, здравствуй, это я, Алеша, пришел к тебе в гости. Узнала меня?
И лошадь узнала, громко заржала, кивая головой со слепыми белесыми глазами. И Алеша, став на цыпочки, обнял, поглаживая, Цесарку за шею. Она положила голову на плечо мальчику, у которого глаза стали влажными, и тихо заржала. А Алеша продолжал ее ласкать, пока дядя Петя не кашлянул.
– Все, Цесарочка, теперь я буду тебя угощать, – и он отломил хорошо пахнувшую теплом горбушку, обильно посыпал ее солью и протянул лошади. Она губами осторожно взяла с ладоней угощение и аккуратно стала пережевывать горбушку, а Алеша поцеловал ее повыше ноздрей и быстро пошел к дяде Пете. У входа стоял ухмыляющейся Василий.
– Ты, Василий, эти ухмылочки брось, – строго сказал дядя Петя. – Он любит лошадь и понимает ее, а ты лошадиную душу понимаешь аль нет? Вот в чем я сомневаюсь с неких пор. Больно часто у тебя кнут в руках, и орешь почем зря.
– Дядя Петь, да я разве Цесарку…
– Не о Цесарке речь. Зачем вчера Жучку кнутом огрел? Вот ее и не видно сегодня, ушла. Обиделась на тебя, а заодно на всех нас. Балбес ты еще, Василий, хотя уже с каланчу вымахал. Ты же с животными работаешь, «с братьями нашими меньшими», их жалеть надо. Замечу еще – уволю. Жучка вернется, погладь, поласкай, поговори, понял? То-то, если взаправду понял. А когда пойдешь купать Цесарку, Алешу возьми с собой. А ты, Алеша, заходи, всегда рады тебе.
– Я каждый день забегать буду после хлебного.
– Ну лады, папе и маме кланяйся.
– Спасибо, я побежал. Вась, возьми меня Цесарку купать на Оке. Я могу и щеткой, и гриву расчесывать тоже.
– Посмотрим.
И Алеша побежал дальше – здороваться с Мишкой. Мишка – трехгодовалый ирландский сеттер, которого Алеша знал, когда тот был еще маленьким щенком. С тех пор он каждое лето прибегал к Мишке, приносил ему что-нибудь вкусненькое, играл с ним. Алеша всегда мечтал иметь собаку, но в московской коммунальной квартире это было невозможно. А здесь, в Городке… Подходя к дому Марии Васильевны, он услышал тихое повизгивание, а затем громкий радостный лай.
– Узнал, Мишка, узнал меня, не забыл! – и, открыв калитку, вбежал во двор. Мишка, обезумевший от радости, чуть не сбил Алешу с ног, прыгая вокруг него, стараясь в каждом прыжке лизнуть его в рот, Алеша уворачивался, стараясь подставить вместо губ уши. Но Мишке этого было мало. Он встретил друга, которого давно не видел, с которым связаны и свобода, и игры, и охрана Алеши от чужих.
«Алеша, я так рад тебе, я готов облизать тебя всего, а ты мне подставляешь уши. Алеша, а Иван Иванович помер, теперь ходить на охоту не с кем. Может, с тобой? С тобой еще нельзя, ты еще мальчик», – как бы говорили выразительные влажные глаза Мишки.
– Успокойся, Мишка, успокойся! Подожди, подожди, ты же знаешь, как я рад встрече с тобой и что я тебя очень люблю, очень, – отбиваясь от ласк Мишки, возбужденно смеялся Алеша, – успокойся, маленький, успокойся!
– Кто это к нам пожаловал, и для кого еще Мишка стал маленьким? Нешто Алеша? Ну, здравствуй, здравствуй! Иди, иди сюда, Алеша, дай на тебя посмотреть. Подрос, мальчик. Значит, до осени?
– До осени, Мария Васильевна.
– А ты знаешь, мы Ивана Ивановича зимой похоронили. А Мишка-то, как выл, когда его выносили. Все скучал. Положит морду на лапы и скулит. С тех пор впервые его таким веселым вижу, значит, ты по душе его собачьей, помнит и любит тебя. Это хорошо, что вы приехали. Теперь он отходить будет от горя. А то, как на него посмотришь, сама плакать начинаешь. Я к маме твоей зайду, может, она разрешит Мишку днем при тебе держать, а?
– Конечно, разрешит, да еще как. Мама любит Мишку. А так как мы соседи, то он и у вас будет на глазах. А я его в обиду никому не дам.
– Хорошо, Алеша, хорошо, я вечером загляну.
И Алеша побежал домой, чтобы поделиться с мамой переполняющими его чувствами.
– Мама, столько новостей, ты даже представить себе не можешь, – рассказывал он о своих встречах. А мама, обхватив Алешу за шею, привлекла его к себе и поцеловала в голову.
– Слушай, сынуля, каникулы обещают быть веселыми и не такими уж беззаботными, как мы с папой представляли. Но это хорошо. У тебя появляются обязательства, которые ты взял на себя добровольно. Ты теперь должен навещать Цесарку каждый день. И с Мишкой вы друзья, но ты старший друг и в ответе за него. Ты должен ухаживать за ним, за его шерстью, я тебе дам щетку. Воспитывай его, хотя Иван Иванович и обучил его всем собачьим наукам. А то вы смотрите друг на друга влюбленными глазами да обнимаетесь. И еще вот что. Когда на Оку пойдешь ловить рыбу или плавать на пароме, Мишку с собой не бери. Там бывает много чужих собак, и может возникнуть драка. Ввяжется Мишка, а ты вряд ли сумеешь ему помочь, и Мишка пострадает.
– Я его не дам в обиду.
– Мальчуган, это опасно. На переправе среди деревенских собак бывают и волкодавы – это храбрые и сильные собаки. Они охраняют стадо от волков и не прочь подраться с городскими собаками. Поэтому, пожалуйста, если ты идешь на Оку, Мишку оставляй дома. Я думаю, Мария Васильевна со мной согласится.
– Мамуля, Мишка такой сильный...
– Нельзя, Алешенька, повторяю, нельзя брать Мишку на переправу, оставляй его дома, договорились, поняли друг друга? Да? Ну и отлично!
