Зоров увидел, как глаза незнакомца в прорези маски блеснули угрюмо; неожиданным мягким движением он отшвырнул лазер в сторону и протянул руки вперед с замысловато сложенными ладонями. И Зоров все понял. Он хорошо знал этот знак, хотя впервые видел его – вот так, как сейчас. Ибо это был вызов на смертельный поединок. И по неписаному кодексу чести 'призраков', восходящему еще к традициям японских самураев, отказаться от вызова было нельзя. С другой стороны, такие поединки категорически запретил сам основоположник и бессменный руководитель школы 'призраков' Ямото Сузуки, и Зоров не знал ни об одном случае нарушения запрета. Поколебавшись, Зоров сделал короткий жест, означавший вопрос: почему? Человек в черном досадливо дернул головой, словно отгоняя назойливую муху. Положение его рук не изменилось. Вздохнув, Зоров растегнул и отбросил оба пояса и заплечный ранец. Он твердо решил не убивать незнакомца, а лишь отключить его. Конечно, если до этого противник не убьет его. А настроен тот, по всему было видно, очень решительно… Но кто же он, черт побери? Прорезь в черной маске открывала лишь глаза, горящие холодным огнем ненависти… Неслышный и невидимый переключатель внутри Зорова на сей раз срабатывает с натугой – не лежит его душа к предстоящему бою. Страшная штука – смерть, привыкнуть никак к ней невозможно, даже если и сталкиваешься с ней, как с собственным изображением в зеркале, даже если и не умирает человек окончательно, оставаясь навечно в поле информации… Но нет сейчас альтернативы схватке, и железы послушно впрыскивают в кровь адреналин и другие нужные вещества, ускоряя рефлексы и убыстряя реакцию, превращая Зорова в безукоризненную боевую машину. А навстречу ему уже сделала первый мягкий, скользящий шаг машина столь же безупречная.
…Как словами передать волшебство танца, богатство и гармонию музыки, чарующую прелесть выдающихся живописных полотен? Невероятно трудно и до конца вообще невозможно. И почти столь же сложно описать поединок двух выдающихся мастеров рукопашного боя. Тем более что для обычного человека многое остается как бы за кадром, не в силах все уловить обычный глаз… Секунды порой длится схватка, но огромное число мгновений спрессовано в эти секунды, и каждое из них – движение. Движение мысли, воссоздающей множество альтернативных моделей поединка, движение мышц, реализующих эти модели, состоящие из ложных и истинных ударов, защитных и атакующих связок, блоков и контрблоков, и движение духа, царящего над всеми прочими движениями, придающего им сокрушительную, разящую силу и мощь… миллиметры и миллисекунды… Как неизмеримо высока их цена порой! Судьбы цивилизаций, судьбы вселенных зависят иногда от этих 'милли'… На долю углового градуса успел отвернуть корпус Зоров, и разящий удар нукитэ – 'руки-копья' – Светозара Глянчева пришелся на несколько миллиметров левее точки энергетического средоточия 'тандэн', а сам Зоров на десять миллисекунд раньше с точно выверенной силой вонзил пальцы правой руки чуть ниже адамового яблока противника… Вспышка боли на миг погрузила во мрак окружавший Зорова мир. Но это была живая боль, мрак был живой, и когда он обрел зрение, то увидел лежащую у его ног неподвижную черную фигуру незнакомца. Впрочем, тоже живого. Зоров наклонился, пощупал пульс. Затем сорвал маску и узнал Глянчева, известного ему по стереофото.
Оказывается, Глянчев 'призрак'. Это новость для него. И соответственно недоработка Чалмерса и его команды, проморгавших сей факт. Нацепив оба пояса и ранец, Зоров очень хитрым способом связал Глянчева капротарконовым тросом (обычные способы вязки для 'призрака' не годились) и, взвалив бесчувственное тело на плечо, через пролом в стене выбрался наружу. Сияющий диск Джанга уже почти завершил свой долгий подъем к зениту. Похоже было, что здесь в самом деле прошло около четырех часов. Выбравшись на пригорок, Зоров уложил на траву Глянчева и набрал на браслете код вызова бота с орбиты. Затем, после секундного раздумья, он послал еще один сигнал.
Зависнув над Викторией на высоте около километра, Зоров с помощью экранов дальновидения внимательно осмотрел поверхность острова. Он не заметил ни единого отдыхающего, зато группами по два-три человека расхаживали молодцы в форменках Аварийно- спасательной службы. Наверное, объявили тревогу, подумал Зоров. На это указывало и обилие гравипланов, барражировавших в воздушном пространстве над островом. Бот, конечно же, давно засекли, но все как один гравипланы держались поодаль, добыча явно была им не по зубам. Отсутствовали и попытки выйти на связь – вероятно, отцы острова просто не представляли, как им вести себя в сложившейся ситуации. Баржа с людьми Вильбаха уже прибыла и сейчас покачивалась на волнах в ста метрах от берега; сам Вильбах, конечно же, обо всем рассказал Чандре, поставив того перед крайне трудным выбором. Кроме всего прочего, губернатор и его помощники не знали ни границ полномочий Зорова, ни его намерений в сложившейся ситуации.
Намерений у Зорова имелось несколько, но внеочередным было – увидеть Джоанну. И он повел бот на посадку. Мягко, на одних антигравах, он посадил бот на крышу Дворца Радости. Им владела целая гамма чувств, вот только для собственно радости места не нашлось. На крыше было безлюдно, лишь двое агентов АСС, завидев его, юркнули в ближайшую дверь. За ним следили, но непосредственных контактов явно избегали. Впрочем, сейчас его это занимало весьма незначительно. Яростный иссушающий жар все сильнее разгорался в груди, и погасить его могло только одно: вход на лестницу. Лестничные пролеты – первый, второй… коридор. Дверь. Он остановился и попытался перевести дух. Отточенный самоконтроль над собственным телом дал сбой – сердце колотилось в ребра, словно серьезно испытывая их на прочность, будто желая вырваться из превратившейся в топку грудной клетки. Что он скажет ей? Не важно. Главное увидеть ее глаза. Родные, любимые… и утонуть в них. Зоров открыл дверь и вошел. Прихожая была пуста. Как и спальня, как и помещения наверху. Ушла? Тревога сверлящей болью пронзила его с головы до пят. Что-то было плохо, очень плохо… Зоров лихорадочно оглядел прихожую, где оказался вновь после поисков во всех углах апартамента. И почему-то только сейчас заметил кристалл магнитной памяти, лежавший в центре столика у изголовья тахты. Двигаясь как во сне, он вставил КМП в приемное устройство видеофона. Экран не засветился – послание Джоанны оказалось только звуковым. Милый, бесконечно дорогой голос звучал устало, будто издалека. Говорила она медленно, делая частые паузы, слова давались ей с заметным трудом. Зорову пришлось сделать значительное усилие, чтобы вникнуть в смысл произносимых Джоанной фраз.
– …Мне, конечно, было невероятно больно и обидно, когда я поняла, что ты… подозреваешь меня в предательстве. Но затем я попробовала встать на твою точку зрения и… по крайней мере нашла ее логичной. А потом я вдруг вспомнила странный эпизод, происшедший ночью. Уснуть я не могла, все сидела, думала… очень переживала за тебя, особенно когда вспыхнули прожектора и стало светло, как днем. Долго наблюдала с балкона за суматохой, причиной которой, без сомнения, стал ты. Поскольку свет все не гас и суматоха продолжалась, я поняла, что тебе удалось ускользнуть. Это меня слегка успокоило, я вернулась в комнату и по линии доставки заказала чашку кофе. Заказ исполнили быстро, я села пить кофе и пила маленькими глотками, потому что напиток оказался очень горячим. И вдруг мне почудилось, что дверь отворилась и кто-то вошел… Я хорошо запомнила неприятное ощущение тяжелого взгляда в затылок… Я оглянулась… но никого не увидела. Тогда я подошла к двери – она оказалась заперта. Успокоенная, я вернулась за стол… и вот тут обнаружилась та самая странность. Кофе, только что обжигающий, совершенно остыл! Помню, что очень поразилась этому факту и еще подумала, что у меня словно украли из жизни несколько десятков минут… Очень жаль, что я не догадалась посмотреть на часы. Затем этот эпизод как-то отошел на второй план… и только во время нашего последнего разговора я вспомнила его… и сообразила, какое он может иметь значение… и что могло произойти в те несколько десятков украденных минут. Так что если я и предала тебя, то неумышленно и неосознанно. Ты же ведь знаешь, на что способна волновая психотехника…
Да, Зоров знал это. И слушал, кусая губы и сжимая кулаки, и молил о прощении, и проклинал свою тупость и свой язык, и оттого, что уже ничего нельзя изменить и поправить, все внутри рвалось на части…
– …И вот, поскольку задета моя гордость и честь, я решила… провести собственное расследование. Кроме прокола с кофе мой злой гений допустил еще одну оплошность… и теперь я почти наверняка знаю, кто он. Так как твое расследование неизмеримо важнее моего, я не смею отвлекать тебя и постараюсь кое-что предпринять сама. Желаю удачи и тебе, и себе. Не ищи меня – это не только отвлечет тебя, но и может помешать мне. Когда я выполню задуманное, то сама найду тебя, и только тогда у нас все может стать, как прежде. Но как бы все ни обернулось, знай – я очень люблю тебя.
