На этот раз память сделала ему поистине царский подарок. Рангар поблагодарил ее и мысленно низко поклонился Учителю. Он не смог победить, выиграв схватку. Теперь он попробует сделать это, проиграв ее.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. СЕРДЦЕ ТАЙНЫ
И продуман распорядок действий,
И неотвратим конец пути…
1
В комнату вела единственная дверь — крепкая, обитая металлическими полосами, к тому же с мощным запирающим заклятием, которое Рангар ощущал при приближении как нарастающее муторное давление на внутренности. Под самым потолком имело место узкое, забранное толстыми железными прутьями окошко. В комнате стоял деревянный топчан с набитым высушенной травой матрасом и куском грубого полотна вместо простыни. За перегородкой находился закуток с отхожим местом и двумя чанами с водой; в большем вода предназначалась для омовений, в меньшем — для питья. Так что вряд ли это помещение можно было назвать «комнатой», несмотря на потертый ковер на полу; скорее — тюремной камерой, хоть и не из худших.
У Рангара, естественно, отобрали оружие и доспехи, в том числе и нифриллитовую кольчугу; однако, как ни странно, оставили черное облегающее трико из Валкара; впрочем, он не стал носить его, а соорудил, сложив особым образом, нечто вроде набедренной повязки, оставив подавляющее большинство кожного покрова свободно соприкасаться с воздухом.
Трижды в день над маленьким столиком, стоявшим у стены под окошком, возникало голубоватое туманное свечение, которое, рассеявшись, являло взору дымящиеся горшки и миски с пищей. Рангар не мог не признать, что кормили здесь вкусно и достаточно разнообразно; однако он ел мало, ровно столько, сколько необходимо было для поддержания организма в требуемой форме А потребовал Рангар сам от себя исключительно высоких физических кондиций, поскольку теперь, после утраты кольца, это осталось единственным, на что он мог полагаться. Практически все время, кроме сна и коротких пауз для приема пищи и отдыха, он посвящал медитации, закаляя дух, и тренировкам, оттачивая и отшлифовывая технику боевого искусства, постигнутого им еще в родном мире. Правда, иногда обостренные чувства Рангара реагировали на чье-то невидимое глазу присутствие, и тогда он прекращал физические упражнения, погружаясь в мир высокой духовной гармонии, отрешаясь от всего окружающего и тем более — от незримого соглядатая.
Дней через десять уровень его физической подготовки и технического мастерства превысил тот, который ему удавалось достичь на Коарме до этого, а степень духовной самоконцентрации едва ли не достигла высот, знакомых лишь по родному миру. Он уже мог, преодолевая колдовское давление, приближаться к двери и легко взбегал по вертикальной стенке до окошка; одним из его развлечений стало, уцепившись за прутья, любоваться красивым незнакомым городом, тремя громадными террасами спускавшимся к голубой воде обширного залива. Из окна виднелась лишь часть залива, однако длинные пологие волны, качавшие многочисленные корабли и кораблики, кораблики, отсюда казавшиеся совсем крошечными, указывали на близость океана. Не раз и не два у Рангара возникало желание сломать прутья решетки и бежать; это было вполне по силам ему, но каждый раз мысль о кровном договоре, подписанном им с Алькондаром, останавливала его, так как в этом случае гибель Лады оказывалась неизбежной.
Одиночество не тяготило Рангара — напротив, так даже легче сохранялось достигнутое равновесие внутреннего царства эмоций, и лишь изредка воспоминания будоражили его и вызывали приливы глухой, безнадежной тоски. Зато в снах его память о минувших событиях торжествовала безраздельно, и он видел себя то на острове Курку, то в казарме гладиаторов маркиза ла Дуг-Хорнара, то рубил жутких оборотней Сумрачного леса, то шагал по сияющим, воздушным улицам Валкара, а рядом молчаливо вышагивал Тангор, улыбаясь в бороду и посверкивая своими удивительными золотистыми глазами, и шел хмельной и веселый Фишур, о чем-то увлеченно разглагольствуя и размахивая руками, и даже Лада была рядом, в белом воздушном платьице, с тяжелой волной распущенных черных волос на плечах, что могло бы вызвать удивление, ибо в Валкаре она еще скрывалась под личиной рыцаря Тазора, но почему-то совсем не вызывало, а, наоборот, казалось естественным и само собой разумеющимся… Странно, но чем ближе оказывались события к роковой битве на Северном тракте, тем реже они снились Рангару; сам же бой в Холодном ущелье приснился ему только один раз, да и то как-то очень уж необычно, будто он наблюдал его со стороны, а точнее, с большой высоты; мертвого Тангора Рангар в своих снах не видел ни разу.
Снились Рангару и совсем другие сны, не имеющие ничего общего с тем, что случилось с ним на Коарме, да и с самой этой планетой. Картины Мироздания, потрясающие своей грандиозностью, мириады красных, белых, желтых и синих солнц, причудливые, ни на что не похожие миры, и среди них один, повторяющийся особенно часто, мир ласкового солнца и удивительно чистого синего неба, мир цветов и деревьев, мир теплого зеленовато-голубого океана, из вод которого вырастал зеленый остров с фантастически прекрасным дворцом на возвышении, подобный волне вспененного хрусталя… И тогда даже во сне болезненно сжималось сердце, потому что он должен был что-то сделать и куда-то успеть, но не успевал, а когда в одном из таких видений пригрезилась ему девушка с неправдоподобно огромными черными глазами, словно вобравшими в себя всю астральную бесконечность космоса, он проснулся будто от толчка с бешено колотящимся сердцем и долго лежал, пытаясь унять рой невесть откуда взявшихся, остро жалящих запретных чувств; все было так, как если бы вдруг шевельнулась давно и прочно засевшая в самом основании сердца заноза с бритвенно острыми гранями…
И только один-единственный раз увиденное им во сне, несмотря на всю фантасмагоричность, влило в него мощный заряд восторга и оптимизма.
…Средь звезд и туманностей, средь галактик и их скоплений парил он, с телом, сотканным из праатомного огня и колебаний первоосновы всего сущего, и рядом парила она, возродившаяся из пепла, и кто-то мудрый и могучий, но спасовавший и отступивший, с надеждой наблюдал за ними из своего вневременья, и та Дверь казалась запечатанной наглухо и навечно, но чудо свершилось, она приотворилась… и свет Великого Прозрения хлынул из-за нее могучим потоком единого Метабытия…
Верховный Маг Змеи Алькондар Тиртаид ин-Хорум появился перед Рангаром на двадцатый день. Возник он внезапно в ореоле голубоватого свечения и выглядел очень натурально, почти как тогда, в Храме Змеи, но что-то подсказало Рангару, что это не живой человек, а фантом, и Рангар втайне порадовался тому, что его восприятие шагнуло на новый рубеж.
Рангар встал с топчана, сидя на котором он предавался медитации, и вежливо произнес:
— Приветствую вас, ваше всемогущество!
—
— Быть может, такое обращение уместно к Сверкающим?
— Замолчи! — немедленно взъярился маг. — Тебе так же не суждено соприкоснуться с недоступным, как букашке — взлететь на солнце!
— Извините, ваше высокомогущество. Просто я подумал…
— А тебе никто не позволял думать, тем более вслух. Впрочем, это уже не важно. Завтра ты выйдешь на Арену Будешь драться против бойца, которого выставит Император. Я побился с ним об заклад на десять тысяч гранд-литаров… как раз столько стоит твоя кольчуга, и если ты проиграешь, я отдам ее Императору.
