ничего, что применил свой прием, никто ничего не заметил, я уверен. Я сам бы не понял, если бы не знал тебя.
— Кое-кто понял, брат, — сказал Рангар. — Сам Керчермар, например. Он даже хотел остановить поединок. Видать, слух обо мне докатился и до столицы…
— Надеюсь, в сложившейся ситуации ты изменил своему намерению и убил вендийца? — осведомился Фишур.
— Нет. Я сделал все, как задумал. Керчермар жив, но очнется нескоро… в лучшем случае завтра к вечеру.
— О-о-о!.. — горестно протянул Тангор, подняв очи горе. — Еще один смертельный враг, и он знает тебя… Да и жандармам наверняка расскажет… Ну почему, почему ты не убил его?
— Потому что мне надоело убивать, — огрызнулся Рангар и отвернулся к стенке, натянув до ушей одеяло. — И вообще, я потерял много крови и хочу спать.
Тангор печально покачал головой и посмотрел на Фишура. Тот развел руками — мол, я же предупреждал… Потом они ушли, и у постели Рангара осталась только Лада. Она присела на краешек кровати, и по ее щекам медленно скатились две слезы.
Они покинули гостиницу на следующее утро, когда еще даже не начало сереть. Грустно поскрипывали колеса фургонов, цокали, тоже грустно, копыта тархов; звуки вязли в липкой, казавшейся зловещей тишине. У самых ворот, распахнутых настежь и никем не охраняемых, их ожидало странное приключение. Серая тень отделилась от стены и какая-то женщина, приблизившись с поклоном, протянула скакавшему верхом впереди головного фургона Рангару сверток.
— Кто ты? — спросил удивленный Рангар. — И что ты мне дала?
— Я вдова Энориса Пукурфита, — прошелестело в ответ. — Ты отомстил за него и достоин носить это.
С этими словами она еще раз поклонилась и исчезла не хуже самого Рангара.
Тем временем к нему уже подъехал замыкавший обоз Тангор и подбежали соскочившие с козлов Фишур и Лада, правившие соответственно первым и вторым фургоном.
— Какая-то женщина назвалась вдовой убитого Керчермаром гладиатора Энориса Пукурфита и дала мне этот сверток, — ответил Рангар на немые вопросы в глазах друзей. И начал разворачивать плотную ткань.
— Очень странно, — сказал Фишур, — откуда эта женщина могла знать то, что никто, кроме нас четверых, не знает? Что-то здесь не чисто. Знаешь… — и осекся. Потому что в этот момент Рангар закончил разворачивать сверток, и Фишур только и смог, что судорожно глотнуть воздух.
Тангор громко ахнул.
Мягкая, невесомая, текучая чернота заструилась по рукам Рангара; в ее глубине, на грани восприятия, вспыхивали и гасли нежные серебристые звездочки, что-то едва уловимо переливалось и сверкало там, как паутинка в темной пещере под случайным, заблудившимся лучиком света, как язычки темно-фиолетового пламени в невообразимой дали, в ночи, отодвинутой в беспредельность…
— Черный нифриллит! — выдохнул Тангор с благоговением. — А я-то думал, это все байки… И Дайн говорил, что черного нифриллита нет в природе…
— Ты знаешь, сколько стоит эта кольчуга? — звенящим голосом спросил Фишур. — Больше миллиона литаров! По слухам, такие кольчуги есть только у Императора и его Первого Маршала! Она стоит дороже, чем дворец принца Дольмерже, чем пинта онгры!
— В чем ценность черного нифриллита? — спросил Рангар почему-то шепотом. — В красоте, уникальности?
— Он неизмеримо прочнее обычного, серебристого нифриллита, — ответил Фишур. — К тому же гораздо легче. Ты говорил, что в поединке с Алларом Гормасом тебе удалось пробить нифриллитовый щит… но то был серебристый нифриллит. Черный нифриллит пробить невозможно.
— Мой мир тоже знает материалы, обладающие поистине фантастической прочностью, — задумчиво произнес Рангар. — Но подобного я что-то не припоминаю… Дело в том, что самый прочный материал, известный у нас, обладает и огромным удельным весом. Как производят черный нифриллит?
Фишур усмехнулся.
— Его не производят. Его находят. Как алмазы, например. И как из алмазов искусной огранкой получают великолепные бриллианты, так из кусочков черного нифриллита, размягчая его в адском огне, куют кольчугу и другие доспехи. Кстати, никому еще не удалось расплавить черный нифриллит. Даже в самой жаркой топке он становится лишь чуть-чуть мягче и едва-едва поддается инструментам кузнецов. И лишь двум-трем кузнецам из всей их гильдии разрешено работать с черным нифриллитом. Это лучшие из лучших, высшая иерархическая ступень гильдии, они так и называются — кузнецы черного нифриллита.
— Ну и что мы будем делать с этой величайшей драгоценностью? — спросил Рангар, так и этак вертя в руках уникальную кольчугу.
— Как что? — воскликнула Лада. — Тебе ее подарили, тебе ее и носить!
— Может, Ладушка, тебе ее надеть? Честное слово, у меня будет на душе спокойнее.
— Нет, — покачала головой девушка. — Нельзя дареное другому отдавать. Да и великовата она мне.
— Да-да, брат, она твоя по праву, — прогудел Тангор.
— Они правы, Рангар: тебе ее носить, — сказал Фишур.
— Что ж… раз вы так считаете… — Рангар еще немного полюбовался на диво в своих руках, мельком взглянув на кольцо. Кольцо не подавало признаков жизни, что означало: магии в кольчуге не было. А значит, была технология — высокая, неведомая. Чужая.
— Так тому и быть, — сказал Рангар, — я надену кольчугу. Только давайте выедем из поселка. А то что-то слишком уж популярной персоной я тут стал.
И вот уже остался позади Поселок Рудокопов, а перед ними стелился, петляя между холмами, Северный тракт. Двигались они на юг, едва заметно сворачивая к востоку; только через сто пятьдесят лиг им предстоит повернуть на восток окончательно и выехать на равнинные просторы северной части долины Яанга. Но произойти это должно не ранее чем через два дня, а до того им придется вдоволь вкусить холмов и взгорий, и главное — миновать Холодное ущелье.
Если удастся.
5
За световой день карликовый обоз из двух фургонов и двух охранявших их всадников преодолел семьдесят лиг. Фишур играл роль Феопена Китаура, Лада — в мужском платье и с наклеенными щегольскими усиками — была его «сыном» Петеоном, Рангар и Тангор выступали в качестве наемных воинов-охранников. Дважды их останавливали патрули, но документы подозрений не вызвали, и Фишур возблагодарил судьбу, что додумался прихватить настоящие документы, а фальшивые оставил истинному Феопену. Но это было, пожалуй, единственным светлым пятном в том облаке неумолимо сгущающегося мрака, что незримо для глаз, но отчетливо для сердца и души конденсировался вокруг них; это напоминало исполинскую зловещую тень, наползавшую безжалостно и неотвратимо.
На единственном привале, который они позволили себе в первый день пути после Поселка Рудокопов, об этом, не выдержав, заговорила Лада.
— У меня такое чувство, будто вокруг сгущается зло. И чем дальше мы едем, тем сильнее оно становится.
Лада лишь опередила других; подобное испытывали и они.
— Да, что-то такое просто носится в воздухе, — мрачно произнес Фишур. — Гнусное ощущение. Ты тоже чувствуешь это, Тангор?
— Еще бы! Только не носится, а… как это сказать… разлито, во. Как чернила.
— А ты, Рангар?
