никому не говорила и не скажу…
– Не верю! – бушевала она. – Я вижу, как ты нежничаешь с этой христианкой из Ирландии или с выскочкой – жрицей из Эйвбери! Я буду только благодарна, если ты не сообщишь об этом хотя бы моей матери: при ее слабом здоровье такая новость может ее убить.
Как громом пораженная, я уставилась на сестру Артура. Впервые я отчетливо увидела, насколько она надменна, опасна и эгоистична. Перед лицом любой угрозы, которая помешала бы ей управлять миром, она руководствовалась собственными предвзятыми суждениями, а не действительным положением вещей.
На отношение золовки ко мне можно было не обращать внимания – в конце концов, это ее личное дело. Но уверенность в том, что я буду рисковать жизнью Игрейны в обмен на возможность посплетничать о постельных шалостях, имела иную основу.
Окончательно разозлившись, я, изо всех сил стараясь держаться с достоинством, медленно и твердо сказала:
– Когда ты возьмешь себя в руки, Моргана, я буду рада принять тебя, сейчас же у меня нет времени на твое кривлянье.
Повернувшись, я вышла из комнаты, успев мельком уловить изумленное выражение ее лица.
Я говорила себе, что крепкий ночной сон несомненно успокоит Моргану. Вспомнив, что я тоже кельтская королева, она поймет, что нет нужды опасаться, будто я позволю себе плохо говорить о ней.
Но Моргана еще раз удивила меня, исчезнув с Акколоном посреди ночи. Когда Бедивер на следующее утро рассказал мне об этом, я была потрясена и поражена, потому что такой поступок был намного опаснее, чем то, что она затащила молодого воина в кровать. Необдуманная дурацкая выходка была намеренным нарушением приказа короля во время военной кампании и настолько близка к измене, что могла повергнуть в состояние брожения весь двор.
К счастью, тем же утром прибыл гонец, и это полностью затмило бегство Владычицы.
Ирландская кампания завершилась, и Артур возвращался домой.
44
ГЛАСТОНБЕРИ
Мир потускнел и посерел, и горизонт сомкнулся вокруг меня, не оставив ничего, кроме голоса Бедивера.
– Рана, Гвен, только поверхностная рана, вовсе не разбитый череп или потерянная рука.
Первый рыцарь держал меня за обе руки, и я не отводила взгляда от его лица, отчаянно пытаясь узнать, не скрывает ли он еще худшие новости.
– Я тебе говорю, Артур не стал бы притворяться. О серьезной ране гонец так бы и сказал. Если король теряет сознание, диктуя свое послание, о его ране не сообщается как о простой «неприятности», а гонец доложил именно так.
Было соблазнительно поверить его успокаивающему тону и утешающим словам. К вещам начал возвращаться цвет, в раскрытые окна опять повеяло запахом свежескошенного сена, и мир снова стал обретать свойственные ему очертания.
– Кампания завершена на год. Война закончилась хорошо, в Уэльсе остались только жалкие остатки вражеских войск… и твой муж вернется домой на борту собственного военного судна. – Голос Бедивера был твердым и уверенным. – Он вернется в гавань Гластонбери, как настоящий морской путешественник.
– И мы встретим его как героя, – воскликнула я. Паническое состояние сменилось чересчур радостным настроением. Вырвав у него руки, я радостно захлопала в ладоши. – У нас есть дудочники и барабанщики, и мы устроим парад, и…
– Я не думаю, что он захочет этого, – перебил меня Бедивер. – Артур всегда говорит, что торжества необходимы солдатам, выигравшим сражение, а поскольку большинство из них возвращаются домой по суше, он посчитал бы недостойным устроить празднование в Гластонбери. Кроме того, это просто сонная маленькая рыбацкая деревушка, даже меньше Сарума.
– Не притворяйся передо мной, Бедивер! – набросилась на него я. Мой голос стал жестким и решительным, когда до сознания дошла правда. – Он ранен слишком тяжело, чтобы сидеть на лошади, иначе сам вел бы людей домой. Скажи, Бедивер, насколько все серьезно?
Мой друг посмотрел на свои руки и медленно кивнул.
– Думаю, ему предстоит пролежать почти всю зиму. И понадобятся сильные снадобья. Слава небесам, что это случилось в конце кампании.
– Ты давно знаешь об этом? – я пыталась рассеять свой страх с помощью надежных доказательств.
– Я узнал сегодня утром, Гвен.
Он смотрел на меня так искренне, что не поверить в его правдивость было невозможно.
– И когда мы встретим его? – спросила я.
– Они должны быть в Гластонбери к концу недели. Я просто съезжу туда с парой фургонов и…
– А меня бросишь здесь? Довольно, неужели ты на самом деле думаешь, что я останусь тут и буду ждать, пока его привезут, как воз сена?
Бедивер улыбнулся и вяло попытался уговорить меня остаться в Саруме, но в конце концов согласился взять меня с собой. Я предложила воспользоваться паланкином, потому что в нем легче уединиться, чем в неуклюжем фургоне, и можно задернуть занавески, если мы захотим скрыть от людей, в каком «неудобном положении» находится их король.
Чутье подсказывало, что поездка не должна привлекать к себе особого внимания, поэтому на следующее утро я встала очень рано и пошла в конюшни седлать Быстроногую, предпочтя ее слишком заметной Тени.
Нимю уже была там, также одетая в тунику и штаны, и, похоже, намеревалась ехать с нами.
– Нужно, чтобы кто-нибудь присматривал за тобой, госпожа, – сказала она спокойно, – а Инис Витрин в старые времена был культовым центром. Там на вершине священной горы есть святилище матери-богини. Мне хотелось бы выполнить некоторые обряды в честь благополучного возвращения Артура… и попросить ее благословения для твоих будущих детей, – ласково добавила жрица.
Все мои возражения растаяли после ее последней фразы, и я улыбнулась, благодарная ей за заботу и дружелюбие.
Мы неплохо провели время в дороге и уже к сумеркам добрались до гати, которая проходит по болоту, отделяющему Гластонбери и Тор от остального мира. Туман, низко плывя над тихой водой, стелился выше животов лошадей, и они брели сквозь него, будто легко скользя в предначертанное им будущее.
Вдалеке замаячили очертания всадников, едущих навстречу с высоко поднятыми факелами, разрывающими темноту своим светом. Уши Быстроногой нервно дернулись, а я в недоумении гадала, кто это путешествует столь странным образом.
Мы с Нимю, пряча лица, вернулись поближе к мужчинам, везущим паланкин. Бедивер рысью выехал навстречу приближающимся людям, и вдруг Нимю подняла голову. На ее лице вспыхнула радостная улыбка. Резко развернув лошадь, она помчалась к незнакомцам, потому что это Мерлин с сопровождающим ехали встречать нас.
Чародей проводил нас к небольшому деревенскому постоялому двору у подножия Тора. Мы съели легкий ужин, и я расспросила Мерлина о здоровье Артура.
– Он пробудет у домашнего очага несколько месяцев, – последовал ответ. – Но после лета, проведенного в походах, ему полезно некоторое время отдохнуть… может быть, продумать военные кампании на будущий год. Не волнуйся, – добавил он, глядя в какое-то иное измерение, – его величие впереди и не угаснет еще много лет.
Это было сказано просто, буднично и без громких слов, однако Мерлин был британским провидцем и личным чародеем Артура, поэтому я с благодарностью выслушала его заверения.
Рассвет следующего дня оказался прохладным. И свежим, и я проснулась в предвкушении встречи. Схватив с буфета ломоть сыра, я вышла на улицу осмотреться.
Постоялый двор стоял в начале небольшой круто поднимающейся вверх долины, угнездившейся между пологим холмом и конусообразным склоном священной горы. Яблони, томящиеся от плодов, росли на нижней части склона, и когда я вошла во фруктовый сад, из небольшого домика, спрятавшегося между деревьями, до меня донесся смех Нимю. Кажется, Мерлин нашел подходящее местечко для гнездышка.
