себе.
Тем же вечером мы вдвоем прогуливались по парапету, глядя на жемчужный закат и изнывая от жары. Пышность лета уже вызывала у меня отвращение, и я мечтала, чтобы надо мной оказалась высокая бодрящая голубизна северного неба вместо призрачных опаловых облаков над Сарумом.
– У тебя есть какие-нибудь известия от Мерлина? – беспокойно спросила я.
– Только сообщения, которые получает Бедивер, – ответила Нимю. Она посмотрела на меня, и на мгновение мне показалось, что жрица читает мои мысли.
– Я уверена, что с ними обоими все в порядке, – она положила руку поверх моей. – Просто поход займет больше времени, чем ожидалось.
Вскоре в Сарум начали прибывать группы раненых. Они были достаточно сильны, чтобы вынести путешествие, но слишком изувечены, чтобы принести хоть какую-то пользу в походе. Раненых везли на телегах, тащили на носилках, некоторые шли, опираясь на палку или костыли. Они сообщили, что враг рассеялся и Артур сформировал из своих людей небольшие отрады, преследующие противника по Южному Уэльсу.
Организовали временный госпиталь, и Моргана получила возможность немного разрядиться. Бригит вызвалась помогать ей, полностью забыв про религиозные разногласия, когда речь зашла о спасении жизней. Текли дни, и порядок наладился, и работа этой необычной пары приносила впечатляющие плоды.
К летнему солнцестоянию Моргана закончила вышивать третью подушку подряд. Даже работа в госпитале не могла полностью занять ее время, и она буквально превратилась в туго стянутый комок нервов. Я вспомнила, как Кевин говорил, что нельзя приручить лисенка, и поняла, насколько он был прав: невозможно приручить того, кто не желает быть прирученным. Владычице не хотелось оставаться с нами, и, хотя она старалась быть любезной, ситуация была невыносима для ее беспокойной натуры.
И вот однажды к нашим воротам в сумерках, наступивших после захода солнца, подъехал Акколон. Стражник разбудил Бедивера, тот расспросил юношу, и к утру каждая горожанка знала, что у нас гость с континента.
Моргана принялась обхаживать его с таким же рвением, с каким пустельга осматривает место в траве, где скрывается добыча.
– Проехать всю дорогу от Галлии, чтобы помочь моему брату! – восхищалась она на следующий вечер. – Силы небесные, какой исключительный пример преданности.
Акколон был красив, молод, строен и мускулист, и сейчас вспыхнул от пристального внимания Морганы. Он был немногим старше Гавейна, и, судя по всему, Владычица вскружила ему голову.
– Артур огорчится, что ты не с ним в сражении, – сказала я, – но мы приглашаем тебя остаться здесь, пока он со своими рыцарями не вернется.
– А может быть, – вкрадчиво предложила Моргана, – ты поедешь со мной на озера? Люди, обычно сопровождающие меня, уехали с верховным королем, но, если ты будешь рядом, я смогу чувствовать себя в безопасности…
Наш гость не очень понимал, что ему предлагают, и растерянно оглядел стол.
– Мне кажется, – любезно сказал Бедивер, поворачиваясь к Моргане, – твой брат надеется, что ты останешься здесь и будешь продолжать лечить раненых, вернувшихся домой. Госпожа Моргана – лучший лекарь во всей Британии, – добавил он, обращаясь к гостю.
– Какое счастье для короля, – заметил Акколон, и Моргана милостиво приняла комплимент.
– Что ж, можешь сопровождать меня, когда я буду собирать травы на равнине. Могу даже взять тебя с собой в Стоунхендж, – предложила она с манящим блеском в глазах.
Я никогда раньше не видела, чтобы мужчину так умело обольщали, и это и зачаровывало меня, и вызывало отвращение. Верховная жрица ловко играла с молодым воином, будучи намного старше и опытнее.
Возможно, если бы они были ближе по возрасту или их отношения строились на взаимном флирте, поведение Морганы не казалось бы столь непристойным. Сейчас же я могла только улыбаться нашему гостю и надеяться, что он отдаст себе отчет, куда его втягивают.
Они взяли за правило уезжать вместе верхом в любое время дня и ночи. Как многозначительно подчеркивала Моргана, некоторые растения надо собирать до рассвета, тогда как другим необходимы колдовские чары молодой луны. Сначала с ними ездили ее женщины, но через некоторое время они все чаще стали исчезать одни. Бедивер беспокоился из-за того, что не мог обеспечить их безопасность, но потом решил, что лучше позволить Моргане поступать по-своему и тем самым избежать крупного скандала, чем связывать ее ограничениями и смотреть, как она их нарушает.
И вот как-то в августе я пила чай с Игрейной. Внезапно королева-мать потеряла сознание, кожа ее побледнела и стала влажной, и одна рука сжалась в кулак.
Эттарда вскочила и стала растирать ей руки, а я выбежала из комнаты, отчаянно пытаясь найти Моргану. Бригит сказала, что в госпитале ее не было уже несколько часов, и, послав пажа посмотреть, стоит ли ее лошадь в конюшне, я понеслась по коридору к комнате золовки.
– Моргана, Моргана! – крикнула я, отбросив тяжелый полог и без стука врываясь в комнату. – Моргана, ты здесь?
Движение резко прекратилось, и, когда мои глаза привыкли к полумраку, я увидела на кровати Акколона, перекатившегося на бок.
– Зачем же так бессовестно подглядывать? – вздохнула жрица, томно натягивая простыню на бедра.
– Игрейна, – задыхаясь выпалила я и, протянув руку, вцепилась в стул с высокой спинкой, пытаясь успокоиться. – У нее какой-то приступ, и ей нужна ты…
– Я скоро приду, – последовал краткий ответ, и я, переведя дух, побежала вниз, в зал.
Когда я вернулась, королева-мать выглядела лучше, хотя Нимю настояла, чтобы она легла и тепло укрылась. Через несколько минут пришла Моргана и выпроводила нас из комнаты. Не знаю, что она делала, но вскоре Игрейне стало легче, и она спокойно заснула.
Я считала, что если не заговорю о своем вторжении в комнату золовки, о нем будет забыто. Любая кельтская королева имела право переспать с кем угодно при условии, что таким образом не предает свой народ. Я не видела причины упоминать об этом в разговоре с ней или с кем-нибудь еще, и страшно удивилась, когда в тот же вечер ко мне пришел Катбад с приглашением от Владычицы.
Мне очень хотелось отправить его обратно и напомнить, что даже верховная жрица не может приказывать королевским особам. Но ради Артура я прикусила язык и пошла узнать, что ей нужно.
Моргана сидела на стуле с высокой спинкой, вцепившись пальцами в подлокотники. Она отпустила прислужниц и повернулась, гневно глядя на меня.
– Я не позволю никому, кроме богини, судить меня, – объявила Моргана, даже не дождавшись, пока я сяду.
– У меня нет ни нужды, ни желания судить тебя, – ответила я, разозлившись на ее безосновательную резкость. Было ясно, что она так же мало понимала меня, как и я ее.
– Ах, довольно! – В ее словах сквозило презрение. – Не думай, что я поверю, будто ты не расскажешь Артуру, а возможно, и моему мужу о том, что наверняка видела. Это слишком лакомая сплетня, чтобы умолчать о ней во время чаепития. – Она встала и начала расхаживать по комнате, переполненная негодованием, как и в первый день своего приезда. – Из-за мужчин, везде видящих измену, и женщин, кудахчущих о праведном поведении, нам с Акколоном невозможно здесь оставаться.
– Чепуха, – вспыхнула я. Меня раздражали ее высказывания, но я по-прежнему была намерена мирно все уладить.
– О, не пытайся разубедить меня, – оборвала она. – Я хорошо знаю женщин вроде тебя. Ты совсем как моя мать: всегда поступаешь «правильно» и порицаешь тех, кто более честен в своих чувствах. Какие же вы все надоедливые и скучные… что язычники, благочестивые ханжи, ищущие во всем хорошее, что христиане, везде видящие только грех и извращения. Вы осудите каждое наше слово, любой поступок и разобьете наши жизни, даже не понимая, кто перед вами.
Она вновь злобно посмотрела на меня, и на этот раз я ответила тем же.
– Ты все выдумала, Моргана, и, если решишь забыть об этом, я обещаю, что никому не скажу… Я еще
