из немногих домашних дел, которые меня действительно успокаивают.
Я подумала о ножнах, сделанных ею для Эскалибура, и одобрительно кивнула. Умение Морганы было воистину волшебным.
– Ты, должно быть, ловко обращаешься с иглой, – продолжила она. – Плащ, в котором уезжал Артур, вряд ли пошит обычной швеей.
Мне было приятно ее замечание, и я улыбнулась, радуясь, что мы нашли общую тему для разговора.
Мы сели у окна, и Моргана взялась за свое вышивание, а я исподтишка рассматривала ее. Энергия, делавшая мою золовку таким грозным противником, превращала ее и в очаровательную собеседницу, и казалось, что она искренне старается забыть наш разлад.
Разговор вертелся вокруг стежков и узоров, пряжи, цветов и составов красок, а ее ловкая игла тем временем работала неустанно.
– Дома у меня очень много красок, – призналась она. – Я даже научилась получать королевский пурпурный цвет из нортумбрийских улиток. Ты же знаешь, этот цвет весьма редкий и получить его трудно. Большинство людей не связывают святилище с умением составлять краски, – добавила она небрежно. – Мы больше известны как лечебный и духовный центр.
Я смутилась при упоминании о Черном озере, испугавшись, что разговор может зайти о нашей первой встрече.
– И, конечно, школа, основанная Вивиан, заслуженно знаменита, – продолжала Моргана, умело ссучивая пальцами синюю нитку. – Наши первые студенты уже достаточно взрослые и готовы выйти в мир. Все они прекрасные молодые люди.
Она взглянула на меня, и я нервно улыбнулась. Ничто в ее поведении не выдавало гнева по поводу отказа моих родителей отпустить меня в ее школу. Может быть, Катбад не рассказал ей об этом?
От неловкости у меня вспотели ладони. Как бы узнать, что ей известно, не испортив с ней отношения?
– Там есть девушки? – спросила я, гадая, кто из нас сейчас кошка, а кто мышка.
– Нет и, думаю, никогда не было. Сначала Вивиан хотела набрать больше учеников, но я предпочла качество количеству.
В ее голосе зазвучало раздражение, как будто ей не нравилось, что Вивиан была первой. Возможно, этим и объяснялось ее чрезмерное рвение при исполнении обязанностей верховной жрицы.
– Иногда к нам забредают местные ребятишки, – продолжила она, яростно дергая узелок на нитке.
У меня перехватило дыхание, и я сидела тихо, уверенная, что она намекает на нашу встречу у озера.
– Но их достаточно легко отпугнуть. – Моргана пожала плечами. – В конце концов, нельзя же позволить им бродить вокруг святилища, когда захочется… это может плохо подействовать на учеников, и кто знает, какие неверные представления и россказни они увезут с собой домой?
Резким рывком она развязала узел на шелковой нитке, и мое напряжение улеглось. Оказывается, я все эти годы боялась вспоминать о событии, которое для Владычицы было настолько обычным, что она даже не признала во мне одну из тех детей. Это выглядело неправдоподобно забавным, и мне стало ужасно смешно.
В какой-то момент мне захотелось рассказать Моргане о давней встрече в лесу, но воспоминание о ее вчерашнем гневе остановило меня. Поведение жрицы накануне нельзя было назвать фантазиями провинившейся девочки. Поэтому я подавила радостный смешок и предоставила Моргане возможность вести разговор так, как она пожелает, убежденная в том, что теперь ничто не помешает моей дружбе с золовкой.
Вернувшись домой в приподнятом и бодром настроении, я обнаружила, что узлы и корзинки сложены за дверью.
– Бедивер приказал, – немногословно объявила Винни с мученическим лицом. – Он говорит, что будет проще присматривать за всеми тремя королевами, если они будут жить под одной крышей в главном доме.
Я кивнула, подумав о том, что это, конечно, разумная мера предосторожности, однако несколько рискованная, если принять во внимание столь разные характеры.
Винни неожиданно очень понравилось новое место, отвечающее ее представлению о «женской половине», которая, как она считала, полагалась любому приличному двору.
Каждая из нас заняла по комнате, и теперь мы могли есть вместе или отдельно, в зависимости от желания, а мне стало проще заходить к Игрейне, когда королеве-матери хотелось повидать меня.
Нимю переехала вместе с нами, и собаки тоже, хотя Бедивер сказал, что одна из местных девушек, работавшая на кухне, вызвалась приглядывать за ними. Эта девушка оказалась Фридой, и я в шутку предположила, что, ухаживая за щенками, она сможет поддерживать отношения с Грифлетом.
– Ну, – ответила саксонка тягуче и с резким акцентом, – пока мы оба играли и возились с ними, собаки привыкли ко мне, и, кроме того, мне они вообще нравятся. И если, – добавила она серьезно, – Грифлет собирается стать воином, мне придется доказать ему, что я способна на большее, чем быть просто судомойкой.
Я подозревала, что богиня сплетает нити их судеб, как проделала это с Мерлином и Нимю.
Жизнь в Саруме текла спокойно и беззаботно; каждый старался не мешать остальным. Моргана и Нимю полностью избегали одна другую, и, хотя я навещала Игрейну каждый день, две жрицы, казалось, чередовали вечера, проводимые в нашем обществе. Компаньонка Игрейны Эттарда всегда была с ней, наблюдая и слушая, но не произнося ни слова. Я уже начала гадать, не слабоумна ли она.
Спустя две недели пришло известие, что вторжение оказалось гораздо серьезнее, чем ожидал Артур, и главное сражение разыгралось около Каэрлеона, недалеко от реки Аск. В этом городе Артур получил христианскую корону, и казалось обидным, что он вынужден восстанавливать свое королевское право там же, где и четыре года назад.
Сам верховный король ранен не был, хотя многие с обеих сторон были убиты или покалечены. Похоже, что переметнувшихся к ирландцам придется гнать от королевства к королевству, поэтому нам надлежало оставаться в Саруме до конца лета.
Я вздыхала, опечаленная тем, что Артуру пришлось преследовать ирландцев вместо того, чтобы вернуться в семью, тем более что после нашей первой близости я не забеременела.
Моргана с горячностью воспринимала военные новости, вздымая вверх руки и заявляя, что умрет от скуки, просидев здесь до жатвы. Игрейна с Бедивером с трудом убедили ее, что попытка вернуться к озерам безрассудна, потому что защищать ее смогут только карлик и группа служителей. В конце концов верховная жрица с нескрываемым раздражением согласилась остаться с нами. Она все больше и больше времени проводила в обществе своих последователей.
К началу июня наступила непрерывная череда тихих ленивых дней, мало отличавшихся один от другого. Наше существование было таким бесцветным, что день, когда Эттарда что-то произнесла во время чаепития, стал почти праздником.
Нимю рассказывала о том, как щедро Мерлин делился с ней своими знаниями. К этой теме она обращалась часто. И вдруг Эттарда неожиданно наклонилась вперед, от сосредоточенности слегка нахмурив хорошенькое личико.
– А ты не боишься находиться рядом с Мерлином? – спросила она со страхом и любопытством.
– Боюсь? – переспросила жрица.
– Он такой… могущественный. Ведь он второй по важности человек в королевстве, – многозначительно заметила Эттарда. – Я бы даже не знала, что ему сказать.
Нимю ласково засмеялась.
– Какой бы силой ни обладал мужчина, он все равно остается мужчиной, и богиня никогда не забывает об этом, – сказала она. – Но я люблю Мерлина не за силу… я люблю его за человечность.
Я внимательно посмотрела на жрицу. Тихая девушка из Эйвбери, которая была моложе меня, сейчас непостижимым образом расцвела и обещала стать прекрасной, мудрой женщиной. Непонятно, произошло ли это из-за любви Мерлина к ней, или просто в чувстве проявилась ее сущность, но так или иначе перемены были разительны. Я улыбнулась ей, думая, смогу ли когда-нибудь обрести такую же уверенность в
