– Будь он побольше, то мог бы бежать рядом с нами, – размышлял вслух Артур. – Но я боюсь, что он попадет под копыта лошадей или ударится, или испугается и убежит. Ну ладно, дружок, – добавил он, еще раз потрепав Цезаря по спине, – в конце концов ты ни о чем не пожалеешь. Я обещаю.
Лицо Артура было нежным и участливым, и меня восхитило его умение сострадать так же самозабвенно, как и мечтать.
Около полудня мы выехали на прогалину в лесу, где с холмов идет на запад старая дорога. Это первозданно прекрасное место, где священный источник разливается по траве, сверкая на солнце, как росинка среди зеленых папоротников.
Поодаль от источника, на краю темного леса, стоял полуразрушенный храм. Он находился в лучшем состоянии, чем многие северные храмы, и, хотя на крыше частично отсутствовала черепица, а в колоннаде рухнули некоторые колонны, не производил впечатления заброшенного здания.
Люди повели лошадей к берегу ручейка, образованного водами источника, а мы с Артуром пошли к самому источнику. Чаша для путников стояла в нише искусственного грота, и, плеснув воды местным богам, мы напились. Артур набрал воды в горсть и дал попить довольному щенку.
Подошел один из наших рыцарей и показал в сторону замыкающей части нашей процессии. Я обернулась и увидела, что на дороге полно людей: пахари, дровосеки, рыбаки из прибрежных поселений вышли на прогалину и, собравшись кучками на берегу ручья, весело разговаривали. Их было гораздо больше сорока, все они, казалось, пребывали в отличном настроении. Таким образом, наше сопровождение стало весьма многочисленным, и было непонятно, как мы разместимся на постоялых дворах.
Мимо нас прошел Мерлин и медленно поднялся по ступеням полуразрушенного здания. Из храма вышел седой отшельник и, став у выхода между колонн, моргал на солнечном свету, присматриваясь, что за подарок поднесла дорога его святыне.
Я завороженно наблюдала, как мужчины серьезно приветствуют друг друга. По сравнению с похожим на призрак хранителем этого древнего места, чародей выглядел крепким и энергичным мужчиной, едва старше среднего возраста. Вероятно, так казалось из-за того, что они стояли рядом и их можно было сравнивать, а может быть, каждый из них изменил свой облик и принял образ, более соответствующий своему назначению. С уважительным кивком Мерлин принял приглашение старика войти в храм.
– Мерлин ни у кого не отказывается поучиться, – заметил Артур, когда я указала ему на это. – Когда я был маленьким, он всегда подчеркивал, что у каждого человека своя история, своя мудрость… и глуп тот вождь или ученик, кто не понимает этого.
Цезарь погнался за бабочкой, и мы пошли следом за ним к деревьям.
– Как ты думаешь, о чем они говорят? – спросила я.
– Возможно, о делах богов. – Артур слегка пожал плечами, подозвал Цезаря и приказал ему сидеть.
– Но отшельник носит крест.
– Мерлин ничего не имеет против, – ответил Артур, поощрительно потрепав пса по загривку за то, что тот подбежал, но одновременно заставляя его сесть. – Возможно, христианин тоже учится у нашего мудреца, как и Мерлин у него. В сельской местности христиане заботятся больше о мудрости, чем о догмах, и не так стремятся к власти, как в городах. Разве ты этого не замечала?
Я вспомнила, с какой благосклонностью Бригит признавала другие религии, помимо собственной. Возможно, Артур был прав, и только городские священники презирают других богов.
– А ты как относишься к христианам? – спросила я, считая, что сейчас для такого вопроса момент вполне подходящий, как, впрочем, и любой другой.
Цезарь сидел смирно, и Артур улыбнулся ему, потом махнул рукой в сторону деревьев, и мы пошли в тень, а пес побежал впереди.
– К христианам? – переспросил он. – Кажется, их учение ничем не отличается от любого другого. Они просят у бога помощи для себя и шлют проклятия на своих врагов. Я уверен, что любой бог время от времени может быть полезен. Но я вряд ли стану поклоняться только их Белому Христу и не буду смотреть сквозь пальцы на их вмешательство в политические дела. Пока я король, люди могут следовать учениям, устраивающим их больше всего, и я не стану покровительствовать одной религии в ущерб другой. Я не могу позволить себе рисковать доверием моих подданных, и вождь, пытающийся навязать всем одно вероисповедание, заслуживает того, чтобы его считали тираном.
Мы остановились у старого бревна, где Цезарь обнюхивал нору лесной мыши, и Артур тревожно нахмурился.
– Я не потерплю, чтобы людей разделяли религиозные распри, и кому или чему предпочту молиться в уединении, касается только меня. – Он коротко взглянул в мою сторону. – Видимо, твой отец воспитал тебя в том же духе.
– Да, да, я более чем согласна с тобой, – ответила я, энергично кивая. Было очевидно, что эта тема весьма важна для него, если он интересовался моим воспитанием прежде, чем просить моей руки. Мне следовало бы догадаться, что решимость Артура объединить свое королевство перевешивала все остальное, и любая религия в своем стремлении стать исключительной не получит его явного одобрения.
Неожиданно исчезли все мои страхи перед римскими дворами и догматическими ограничениями. Казалось, что между мной и Артуром установилось единое духовное пространство, особый мир, и мне захотелось петь, танцевать и бегать по лугу под апрельским солнцем. Красота этого мира переполняла меня, и я раскинула руки и засмеялась от счастья.
Цезарь вскочил, надеясь, что можно поиграть. Я прыгнула к нему, он увернулся, сделал круг и, прибежав назад, кинулся на Артура. И вот уже мы втроем носились по зеленой траве все более широкими кругами и смеялись, весело гоняясь за чудесной легкостью самой весны.
К игре присоединилась и Бригит, потом несколько молодых стражников и люди из Честера, и наконец все закружились в суматошном хороводе, смеясь и дурачась. Это было похоже на утренний танец в праздник Белтейна – торжественное выражение счастья быть живым. Дух этого места, носивший многочисленные имена, благословлял нас по своему древнему обычаю.
Веселье и хорошее настроение не покинули нас даже после того, как мы остановились перевести дух и мужчины привели лошадей. Сейчас между людьми, собравшимися по воле случая на дороге, возникло некое подобие родства, опьяняющее, как крепкое вино.
По совету Бригит, Артур отнес щенка в корзину, обещая выпустить его на следующем привале.
Вернувшись ко мне, верховный король махнул рукой в сторону шумной толпы, которая явно собиралась следовать за нами.
– Кажется, – хмуро сказал он, – люди прослышали о предстоящей свадьбе в Винчестере и решили ехать с нами.
Я непонимающе смотрела на Артура, но ухмылка, которая расплылась на его лице, была такой заразительной, что я тоже улыбнулась. В конце концов, лучшего способа засвидетельствовать уважение своему королю выдумать нельзя.
– Они понимают, что происходит нечто новое и захватывающее, и хотят участвовать в этом. – Его лицо сияло надеждой и восторгом, и, глядя на него, я подумала, что хотя он рос и не в святилище, но явно относился к людям, из которых получаются герои.
Праздничное настроение царило весь день, и мы догнали обоз, стоявший лагерем на окраинах Уитчерча. Артур и его приближенные остались там, новички, присоединившиеся к нашему отряду, организовывали свой лагерь в близлежащем лесу, а Бригит, Винни и меня сопроводили на постоялый двор в селении.
Нам отвели большую комнату, расположенную довольно далеко от шумного внутреннего двора, и после двух ночей, проведенных в монашеской келье, я была рада обществу. Но у моей наставницы, распаковывающей вещи, покраснели глаза, и она была непривычно молчалива.
– В чем дело, Винни? – спросила я, когда она вынула гребень и зеркало моей матери.
– Этого следовало ожидать, – ответила она, шмыгая носом. – Моя мать всегда говорила, что из езды верхом ничего хорошего выйти не может. – Большая слеза покатилась по ее круглой, как яблоко, щеке, соскользнула вниз и побежала дальше по подбородку.
– Ты заболела? – спросила я и встревоженно посмотрела на Бригит.
– Она потеряла свое новое кольцо, – объяснила та.
– Этого бы никогда не случилось, если бы я ехала в паланкине, – дрожащим голосом прошептала
