округляются глаза мальчишек, а воины кивают и втягивают воздух сквозь зубы, слушая эту историю. Я могла бы оценить стратегию или описание подготовки к сражению, но в характеристике каждого удара не находила ничего привлекательного. Я посмотрела на Артура, напряженно слушавшего Пеллинора, и отметила про себя, что нужно потом спросить его об этом.
– Возможно, моя дорогая, – ответил он, когда мы шли в лунном свете после того, как пир кончился и пришла пора ложиться, – ты не понимаешь этого потому, что тебе не пришлось зарабатывать на жизнь мечом. Если бы твое существование зависело от моментального рубящего удара, мгновенного ответа, возможности склонить равновесие скрещенных мечей в свою пользу, я готов побиться об заклад, ты пришла бы в восхищение… или по крайней мере отнеслась бы с уважением… к отваге любого человека. Будь Пеллинор богаче, он пригласил бы барда, который пересказывал бы его историю, но и в его изложении мы опять воскрешаем ее в памяти.
– Ты полагаешься на силу меча?
– Иногда. Я не буду править с его помощью, этому Мерлин уже научил меня. А первым уроком междоусобной войны явилось мудрое использование воинской мощи. В желании усмирить мятеж я бы пошел против любого и куда угодно, если бы Мерлин не доказал мне, что таким образом я только Потеряю драгоценные жизни и время. Но нужно жить, подчиняясь ситуации, и, если наши враги нападут на нас с мечом, я тоже с помощью меча буду защищать Логрис и Британию, хочу я этого или нет.
Голос его был тих, но очень серьезен, и, глядя на него в тусклом свете полной луны, я на мгновение увидела изборожденное морщинами старческое лицо, обрамленное седыми волосами и безмерно усталое. Его королевский титул тяготел над ним и как благословение, и как проклятие, и лоб его покрылся невеселыми морщинами. Глубоко посаженные глаза были очень грустными, но по-прежнему светились мечтой, и на меня нахлынула волна любви и нежности.
Что-то замаячило у меня в сознании… что-то я должна была сказать ему… помочь. Я протянула руку и дотронулась до его щеки, мои глаза наполнились слезами, и горло перехватило от слов, которые нужно было произнести, чтобы унять его боль.
– В чем дело? Лунное безумство? – поддразнил он, ловя меня за руку и поворачиваясь ко мне лицом. – Что скажет твоя наставница?
– Не знаю, – прошептала я, обращаясь одновременно и к богине, и к своему спутнику, потому что по- прежнему ощущала присутствие высших сил. Я никогда прежде не испытывала такого сильного чувства, и, хотя я не понимала его значения, было ясно, что наши жизненные нити переплелись.
Он притянул меня к себе и крепко поцеловал. Я обхватила руками его молодое, сильное тело, вновь убеждаясь, что он молод и энергичен. Крепко обхватив мои ягодицы, он наполовину оторвал меня от земли, прижимая к себе, и мои губы без сопротивления разжались под его настойчивым языком. Колючие мурашки желания защекотали горло, погружая меня в ласковые потоки, побежавшие по телу к бедрам. Мы слились друг с другом, как парочка на празднике Белтейна, и я держала в своих руках и настоящее, и будущее, отдавая себе отчет, что сейчас я обнимаю и пылкого юношу, и великого стойкого воина, который воскресит Британию.
– Боже правый, девочка, ты дрожишь, – сказал он внезапно, отстраняясь от меня и расстегивая пряжку на плаще. – Я не потерплю, чтобы люди говорили, будто я заморозил свою невесту только для того, чтобы получить благословение богини.
Он накинул плащ мне на плечи и увлек меня к свету, струящемуся из двери зала.
Таллия расстилала для нас перед очагом два тюфяка, набитых мехом и овечьей шерстью, а у хозяев были свои комнаты, но ради соблюдения приличий Артур и я должны были спать на разных кроватях под надежным надзором всех наших мужчин.
Я грустно улыбнулась про себя, зная, что уже испытала с этим человеком близость гораздо большую и глубокую, чем та, от которой меня так надоедливо защищал этикет. Я все поняла и смирилась с судьбой здесь, сегодня ночью, на вершине древнего холма, и другие церемонии будут просто ритуалом, необходимым, чтобы порадовать народ и прилюдно возложить на себя обязательства, которые в глубине моего сердца я уже приняла.
На следующее утро Пеллинор шумно распрощался со своей семьей, многозначительно подчеркнув, что на период своего отсутствия назначает Ламорака главным.
– Бедного мальчика нужно чем-то наградить за разочарование, которое он пережил, поняв, что не сможет поехать со мной, – сказал он, когда мы спускались вниз по крутому склону холма в сопровождении свиты и приближенных Пеллинора. – Кроме того, ему полезно почувствовать вкус ответственности, пока меня нет. Он приобретет опыт, а у меня будут развязаны руки для небольших приключений.
– По-прежнему по части женщин? – поддразнил Артур.
– Ах, господин, не могу объяснить тебе, как тяжело справляться с аппетитом, подобным моему. Это прожорливый зверь, воющий и ревущий, как свора гончих. Я должен следовать зову богини, и неважно, куда она меня зовет. Дьявольски трудно заставить мою жену понять это, – добавил он рассудительно. – Я стараюсь не подвергать себя искушению… нельзя править родом и одновременно отсутствовать, идя по следу женщины, ты же понимаешь. А когда она поманит тебя, начинается охота, и у меня нет другого выбора, кроме как гнаться за ней. Однажды я поймаю ее и буду держать в своих объятиях саму богиню.
Артур кивнул.
– Это мечта каждого мужчины, – тихо сказал он.
– Но и проклятие тоже, – заявил Пеллинор. – Ты считаешь себя властелином всей вселенной, прокладывающим путь через звезды и посылающим свои громы в самое сердце мироздания, и целиком отдаешься ей. Но когда все кончено, обнаруживаешь, что обнимал какое-то заразное хромое существо с синяком под глазом. Ты и понятия не имеешь, к каким неприятностям это может привести, паренек, и подобных приключений я не пожелаю никому. – Он торопливо сотворил знак против богохульства на случай, если богиня обидится.
Артур сделал то же самое, и мы некоторое время ехали молча. Я думала о богине и ее многоликости, понимая, что никогда не задумывалась над обликом, в котором она является мужчине. Женщина, мать, старая, мудрая ведьма – для меня она была воплощением жизни и смерти, плодородия и древней силы.
Катбад описывал ее в виде земли и времен, звезд и приливов, безжалостной в войнах и торжествующей при рождении новой жизни. То, что сама ее природа могла сводить мужчин с ума, было понятно, но то, что мужчины видели в этом проклятие и вызов, раньше не приходило мне в голову.
Я подумала, испытывала ли она когда-нибудь подобным образом Артура, и, если так, расскажет ли он мне об этом, но предпочла оставить этот вопрос на будущее.
Солнце золотило верхушки леса, и небольшие клубы пара поднимались с лежащих внизу лугов. Молодые ягнята резвились на пастбищах, остолбенело глядя на нас и бросаясь обратно к маткам, где шлепались на колени и утыкались в уютное вымя, одновременно яростно крутя хвостиками. Взрослые животные просто поднимали головы, не переставая жевать, и смотрели, как мы проезжаем. Пастух приветственно поднял шляпу, его собака дружелюбно высунула язык, тем не менее внимательно следя за нами. Такой лик богини мне нравился больше всего, и я поблагодарила ее за дары земли и изобилие, которыми она пожаловала этот год, и поклялась, что сама принесу ей жертву, когда мы доберемся до Винчестера.
31
МОРГАУЗА
Когда мы догнали кавалькаду, нас встретили грубоватые приветствия кумбрийских военачальников, накануне присоединившихся к каравану.
Эти люди плечом к плечу с Артуром дрались в Великой битве и, подобно Пеллинору, были особенно благосклонны к юноше, которому помогли стать верховным королем. Они набросились на него с ворохом свежих новостей и радостными воспоминаниями о былых победах, поэтому я отъехала к Мерлину, радуясь, что могу понаблюдать, как Артур занимается делами.
Он чувствовал себя среди них непринужденно, отвечая такими же добрыми чувствами, которые проявляли они. Тем, кто задавал вопросы на родном языке, он отвечал по-кумбрийски, переходя на латынь тогда, когда кто-то обращался к нему на языке римлян. Это походило на воссоединение семьи, и я вспоминала общность, возникающую между моим отцом и его подданными. Наверное, самым главным качеством вождя является умение вести себя со своими воинами на равных, быть одним из них и не проявлять высокомерия и. холодной отстраненности.
