моем замужестве. А когда они начинают настаивать, это уже опасно. Ты знаешь, как им нравится, чтобы все были женаты и устроены. Мне придется остановиться на ком-то, остепениться и стать женой и матерью. Успокоиться, успокоиться, успокоиться… У меня никогда больше не будет шанса сделать что-то интересное!
Лайл помнил, какой бесстрашной она была, путешествуя в одиночку… забираясь в повозки… заманивая лакеев в карточную игру… Он думал о ее теперешней жизни, состоящей из череды званых вечеров, где малейшее отступление от светских правил влечет осуждение, косые взгляды, перешептывание сплетниц из-за вееров.
— Черт возьми, Оливия, не принуждай меня к этому, — сказал он.
— Тебе известно, что я говорю правду, — твердила Оливия. — Женская жизнь скучна. Мы чьи-то дочери, потом чьи-то жены и матери. Нам не позволяется делать что-нибудь эдакое, что делают мужчины.
— Нет, — покачал головой Лайл. — Я не могу позволить, чтобы с тобой такое происходило.
— У тебя нет выбора, — сказала Оливия. — Ты всегда умудрялся избегать давления со стороны своих родителей или не замечать этого, но они наконец поняли, что у них есть мощный рычаг воздействия на тебя.
— А ты играешь им на руку! — отрезал Лайл. — Ты вообще представляешь, что это такое — восстановление старого замка?
— Отлично представляю, — улыбнулась Оливия.
— На это могут уйти годы. Годы! В Шотландии. С волынками!
— На это не потребуются годы, — опять улыбнулась Оливия, — если я помогу тебе. От тебя не убудет, если ты позволишь родителям думать, что они выиграли одно сражение. Если мы все правильно разыграем, то очень может быть, что ты вернешься в Египет к весне, например.
Этой улыбки было достаточно, чтобы он сдался. Но голос ангела-хранителя, который все эти годы помогал ему оставаться в живых, сказал: «Подожди. Подумай».
Думать, когда на него была обращена вся сила этих синих глаз, было очень трудно, и почему-то покалывало сердце.
Однако Перегрин не поддался чарам. Он все еще был тем же упрямым мальчишкой, который давно знал Оливию, а также ученым, отстраненным наблюдателем, недавно видевшим ее в действии. Он знал, что она может заставить поверить кого угодно во что угодно, в особенности мужчин.
— Нет, — сказал Лайл, стараясь, чтобы это прозвучало как можно мягче. — Если я позволю им контролировать себя таким способом, они станут пользоваться этим снова и снова. Если я подчинюсь их требованию, они потребуют большего.
— Ах, ну что же, если ты не согласен, — продолжала улыбаться Оливия, — значит, не согласен, — жизнерадостно подытожила она.
— Я знал, что ты меня поймешь.
— О да, я понимаю! Абсолютно!
— Хорошо, поскольку…
— Не нужно объяснять, — сказала Оливия. — Я все понимаю. Но остаться больше не могу. У меня много дел на сегодня.
Она коснулась хлыстом полей шляпки и ускакала прочь.
Глава 4
Лайл должен был догадаться.
Ему следовало быть готовым.
Что, разумеется, было невозможно, если это имело отношение к Оливии.
«Оливия. Внезапно. Неожиданно».
Три слова, которые не выходили у него из головы.
Лайл спустился к завтраку, а там была она.
И не только Оливия. Она привела с собой вдовствующую леди Харгейт и двух гарпий, леди Купер и леди Уиткоут.
Лайл плохо спал. В тиши своего кабинета он придумал множество моделей поведения с родителями, но все они оказались совершенно непригодными. Потом появился лорд Уинтертон. Их пути не раз пересекались в Египте, и им было о чем поговорить. Уинтертон пригласил Лайла к себе домой изучить комплект папирусов, привезенный им из своей последней поездки. Папирусы отвлекли Лайла от мыслей о родителях и Оливии, а уравновешенный Уинтертон стал приятным лекарством от всей этой сумятицы чувств. Лайл принял предложение отужинать, и время пролетело незаметно.
В результате этим утром идей, как вести себя с родителями, у него было не больше, чем вчера, когда Оливия ускакала прочь.
Когда он вошел в комнату для завтраков, все приветливо улыбались ему.
Лайл считал, что у него совершенно не развито воображение. Он не верил в чувство надвигающейся катастрофы.
До настоящего момента.
Он подошел к буфету и наполнил свою тарелку. Потом направился к столу и сел рядом с леди Уиткоут, напротив Оливии.
— Оливия рассказывала нам о твоем плане, — сообщила мать.
— О моем плане? — повторил он, посмотрев на Оливию и чувствуя, как похолодело все внутри.
— Взять меня с собой в Шотландию, чтобы я помогла тебе с замком, — пояснила Оливия.
— Что?
— Я думала, ты уже сказал им, — добавила она. — Прости, что испортила сюрприз.
— Я уверена, все это понимают, детка, — проговорила вдовствующая графиня. — Тебя распирает от восторга, и ты не могла ждать.
— Что?
— Это действительно был сюрприз, — сказала мать. — И, признаюсь, вначале я восприняла услышанное без особого энтузиазма.
— Но…
— Она посчитала, что этого делать не следует, — разъяснила Лайлу леди Харгейт. — Двое молодых людей отправляются в Шотландию вместе. Для юной леди это неприемлемо, сказала она. Как будто мы не знали этого и уже не проработали план.
— Проработали?..
— Леди Купер и леди Уиткоут любезно согласились выступить в роли компаньонок, — пояснила Оливия. — Каждая из нас возьмет своих личных горничных. Прабабушка согласилась одолжить нам несколько служанок и лакеев, пока мы не наймем местных. А я привезу мамину кухарку и дворецкого, поскольку они все равно не нужны, пока семья в Дербишире.
Лайл обвел взглядом радостные лица вокруг. Она сделала это. Опередила его и все сделала по- своему, после того как он совершенно ясно сказал ей…
Нет, это ночной кошмар! Он еще не проснулся!
Неужели его родители ослепли? Неужели он единственный, кто заметил, как подозрительно мило ведет себя вдовствующая графиня? Неужели никто больше не видит зловещего блеска в ее глазах? Нет, они ничего не видят, потому что Оливия всех одурачила.
Это безумие какое-то, помешательство!..
Купер и Уиткоут в качестве компаньонок?! Подобно всем прочим подругам вдовы, они жили, чтобы сплетничать, пить, играть в карты и бросать влюбленные взгляды на молодых людей. Более неподходящих
