поэтому, когда он сказал, что собирается ехать за наследством, кто-то принял решение, что ради безопасности его следует пристрелить. И стреляли в него как-то странно.
Если судить по серебряному шнурку, который я нашел на лестнице, его убили в тот момент, когда он сходил по лестнице вниз. А стреляли ему в живот с расстояния не больше четырех футов, о чем свидетельствует прожженная пулей дырка в одежде.
Вероятно, это было так: Сэйджерс был в одной из комнат, дверь из которой выходила на внутренний балкон. Кто-то выстрелил ему в живот, и так как у Сэйджерса, вероятно, не было с собой оружия, он решил убежать, пока его окончательно не пристрелили. Он выскочил на балкон и побежал вниз по лестнице.
Тогда стрелявший парень перегнулся через перила балкона и пустил пару пуль ему по ногам. Сэйджерс упал. Тогда убийца подошел к нему ближе и всадил в него еще несколько пуль. Потом спустился по лестнице ступеньки на две ниже Сэйджерса, схватил его за серебряный шнурок и подтащил к себе, чтобы взвалить на плечо. Шнурок лопнул, и маленький кусочек его с кисточкой и с куском рубашки скатился к самому подножью лестницы, где я его и нашел. Потом убийца убрал труп Сэйджерса в один из холодильников. Все это, конечно, очень интересно, но мне это ничего не дает, кроме дикого желания добраться когда-нибудь до этого парня и сначала как следует расправиться с ним кулаками, а потом всадить в него пару пуль.
После этих размышлений, я пошел в комнату, лег в постель и занялся чтением детективного журнала, потому что это занятие лучше всего способствует моему отдыху. Когда на небе стали зажигаться вечерние звезды, я встал, надел свою лучшую шелковую сорочку, вечерние брюки и белый смокинг. В этом костюме я стал похож на японского императора. Спустившись вниз, я сытно поужинал и немного пошутил с дежурной телефонисткой, сидевшей на коммутаторе отеля.
В 11 часов вечера я на машине отправился на гасиенду Алтмира. Я решил там немного поболтаться и посмотреть, не произойдет ли что-нибудь интересное.
Отличная ночь! Подъезжая к гасиенде, я услышал звуки гитар. Сзади дома было привязано с полдюжины лошадей, а сбоку в гараже стояли две машины. Я поставил там и свою и прошел в зал через главный вход.
Перейра был на месте. Он, как и вчера, был разодет франтом, и, когда я еще проходил по коридору, за занавесом слышался шум от многих голосов. Перейра предложил мне сначала выпить стаканчик за счет ресторана. Я сказал, что охотно выпью, и, пока я сдавал на вешалку шляпу, мне принесли большой бокал. Я пожелал Перейре доброго здоровья и выпил. Он бросил на меня быстрый взгляд и сказал, что если я хочу сыграть во что-нибудь, то игра начнется после двенадцати, в одной из комнат па втором этаже, как раз напротив лестницы. Я поблагодарил его и сказал, что я люблю играть во что угодно, начиная с игры в кости.
Он засмеялся, а я прошел по коридору и, отодвинув занавес, заглянул внутрь.
В зале собралось довольно много народа. Все столики были заняты парнями, некоторые из них с дамочками. Прислонившись к стойке бара, стояло двое-трое ковбоев, не знаю уж настоящие или вырядившиеся так из пижонства. Танцплощадка была битком набита танцующими. С балкона свисали разноцветные ленты, а на стенах всеми цветами переливались испанские шали и мексиканские одеяла. Роскошное местечко! Оркестр отлично знает свое дело и наигрывает сейчас душещипательную мелодию, какое-то мексиканское танго, а стоящий на эстраде парень сладчайшим голоском напевает о том, как умирают от любви. Да, такая песня может разбить не одно женское сердце.
Женщины, сидящие за двумя или тремя столиками около самой эстрады, смотрели на него таким взглядом, как будто он ангел, сошедший с небес или что-то в этом роде. Когда один из сидевших с ними мужчин, по-видимому, бизнесмен из Лос-Анджелеса, пытался что-то сказать, они все накинулись на него и заставили замолчать, чтобы не пропустить вдруг пару-другую тактов из этой песни. Это еще раз доказывает, до чего бабенки бывают шальные, прямо до чертиков. Допустим, выходит она замуж за бизнесмена, покупает он ей всякие красивые платья и возит по злачным местам, а она стреляет глазками в разных дешевеньких типов вроде певцов джаз-оркестров ночных клубов. Иногда эти бабенки даже удирают с певцами. Певец ее, конечно, бросает, а она тогда начинает охотиться за бизнесменом, которого бы ей удалось женить на себе для того, чтобы он покупал ей красивые наряды, а она опять строила бы глазки парням из джаза.
Так вот, я уже говорил вам, что местечко это роскошное, и, когда я уже собрался войти в зал, то увидел, что в мою сторону направляется одна дама. Она вышла из комнаты, что налево. Да-а! Природа выдала этой красотке полный комплект всего, что полагается! Высокая, стройная, не женщина, а картинка! И шла она высоко задрав нос, как королева. Брюнетка. Прическа самая наимоднейшая. Роскошная беби! Но вид у нее свирепый. Губы сурово сжаты. Не знаю почему, но я сразу подумал, что это и есть Генриетта.
Я оглянулся назад в коридор. Перейра стоял все там же, болтая с девушкой у вешалки. Я кивнул ему, и он подошел.
— Кто эта беби, Перейра? — спросил я его. — Вон та, которая только что села за столик совсем одна? Я и не знал, что у вас водятся такие дамочки.
Он улыбнулся. Этот Перейра напоминал мне змею. Не нравится он мне.
— Сеньор, — сказал он, — у нас есть все. А эта леди — сеньора Генриетта Эймс.
— Да что вы говорите?! — воскликнул я, разыграв искреннее изумление. — Послушайте, Перейра, а это не та самая дама, которая была замужем… тьфу, черт, как же его имя… ах, да, Грэнворт Эймс, который покончил с собой в Нью-Йорке? Я в то время как раз был в Нью-Йорке и читал об этом в газетах.
Он кивнул и сделал такую мину, как будто выражал глубокое соболезнование. Потом он начал мне рассказывать, что Генриетта приехала на гасиенду Алтмиру в полной уверенности, что это заведение принадлежит ее мужу Грэнворту. Но он, Перейра, должен был выполнить свой долг и сказать ей, что это заведение давно заложено, а так как Грэнворт не выплатил соответствующую сумму, то теперь заведение перешло в полную его собственность.
Он развел руками.
— И знаете, сеньор, у этой несчастной леди много всяких неприятностей. Что-то у нее там неладно с деньгами. Я, сеньор, по натуре очень добрый человек. Мне жаль эту бедную женщину. И я разрешил ей остаться здесь и играть роль хозяйки до тех пор, пока не придумает что-нибудь для себя.
— Что ж, выходит, вы отличный парень, Перейра, — сказал я. — Как насчет того, чтобы познакомить меня с этой леди?
Он поспешно кивнул, но я тут же сказал, что пока не стоит, потому что как раз в этот момент к столику, за которым сидела Генриетта, подходил какой-то довольно красивый парень. И по тому, как он смотрел на
