со своих мест и, торопливо потягиваясь и растирая руками грудь и лицо, направились к выходу. Выйдя из двери, Ник Лов увидел, что все, вышедшие из боковой каюты, где они спали, выстроились у стены. Такие же группы стали вдоль стен и у других дверей. Большинство арестантов были с бородами, в отличие от бритых стражников, и Ник Лов понял, что обросшая физиономия является, кроме чёрного комбинезона, ещё одной отличительной особенностью заключённых.
Все чего-то ждали и оживлённо зашевелились, когда в проходе показался стражник в зелёном с неизменной палкой за поясом.
— Смирно! — скомандовал он. — По порядку рассчитайсь!
— Первый, второй, третий… — передавали заключённые номера друг другу. — Сто девятнадцатый, — услышал Ник Лов крик из дальнего угла.
— Вольно! — крикнул стражник, и строй рассыпался.
В большой туалетной комнате, где от набившегося народа негде было повернуться, из труб вдоль стен текло десятка два струек воды. Ник Лов увидел, как люди, толкаясь, пробивались к этим струйкам, чтобы промыть глаза, сполоснуть руки, напиться. Вытереться было нечем, и потому Ник Лову пришлось обтереть руки о комбинезон, а лицу дать просто обсохнуть.
«При такой «гигиене» здесь неизвестно что может начаться. Странно, что не возродилась та самая холера, которая так исказила всю жизнь звездолёта».
Ник Лов вышел из туалета и, неуверенно оглядываясь, стал искать свою группу. Это было нелегко, ибо все были похожи друг на друга: равнодушные глаза бледные, утомлённые лица, согбенные спины. И потом он искренне обрадовался, когда на фоне этого однообразия вдруг увидел улыбающееся лицо Сола, который направлялся к нему с протянутой рукой.
— Здравствуй, Ник.
— Здравствуй, Сол, — приветствовали они друг друга, причём Ник Лов дружески обнял Сола, а тот, хотя ему, по-видимому, были непривычны такие изъявления чувств, неумело ответил тем же.
— Жаль, что мы не попали в одну группу, — посетовал Сол.
— Что с твоей девушкой? — спросил Ник Лов, радуясь, что опять обрёл друга, так нужного ему в этой чуждой обстановке.
— Осудили на год принудительных работ в швейной мастерской, — грустно ответил Сол.
— В швальне, на стирке и уборке помещений, тоже ведь требуется много рук. Ну а сколько квачей тебе присудили?
— Три тысячи, — ответил Ник Лов.
— Ф-ю, присвистнул Сол, — три тысячи! Долго же тебе придётся крутить ручку. Мне всё же полегче — всего тысячу квачей. Думаю, года за три откручу.
Ник Лов хотел задать кучу вопросов: о том, какую ручку крутить, почему тысячу киловатт-часов можно «накрутить» лишь за три года, и тому подобное, — но тут же понял, что всё это ему ещё предстоит узнать, а сейчас главное не это. Нужно приободрить Сола, вселить надежду на лучшее.
— Нет, Сол! — уверенно отвечал ему Ник Лов. — Мы не будем так долго пропадать здесь. Не будем! Я ещё не знаю что, но что-нибудь придумаю. Поверь мне, Сол. Я немного не такой, как все здесь, даже не такой, как ты. И потому будь уверен: я, мы вместе что-нибудь придумаем.
Ник Лов уже не рисковал ничем, чуть-чуть приоткрывая завесу над своей личностью. Ему нужно было окончательно привязать к себе Сола, он был хороший парень, и Ник Лову хотелось иметь в нем преданного помощника.
— Ты действительно не такой, как все, — отвечал Сол. — Но я пока не пойму, в чём разница. А главное — не знаю, поможет ли тебе это? — И Сол с сомнением покачал головой.
Разговор был прерван ударами железного била, в дверях показалась группа из трёх человек. Все были в таких же чёрных одеждах. Двое держали бачок, третий — стопку посуды в одной руке и большой сосуд с носиком в другой. В железный гонг колотил один из заключённых, по-видимому дежурный. В приоткрытую дверь Ник Лов услышал отдалённый стук гонга в каком-то другом помещении.
«Следовательно, есть и другая группа таких же несчастных, — подумал Ник Лов — Сто двадцать человек здесь да ещё, наверное, столько же в другой группе. Многовато заключённых для такого, в общем-то, небольшого общества: если учесть женщин и детей то примерно каждый десятый — официальный каторжник. Ну и общество!»
Тем временем заключённые, под надзором стражников, подходили к раздатчикам пищи, получали тарелку, ложку, чашку мутно-коричневой жидкости и кусочек чего-то липковатого. Ник Лов взял свою порцию и пристроился, подражая своим соседям, на корточках у стены, так как никакой мебели не было. В тарелке лежала всё та же белковая каша.
«Если рецептура каши не изменилась, — напомнил себе Ник Лов, — её должно хватить для полного восстановления сил. — А уж вкус, — продолжал размышлять Ник Лов, — это излишняя роскошь для человека». Ник Лов принялся за еду и тут же уловил, что его трогает за рукав сосед, молодой измождённый парень, который, как заметил Ник Лов, несколько раз со вниманием на него поглядывал.
— Послушай, новенький. Сладкое отдай вон тому. — И парень пальцем указал на обросшего детину, который с урчанием и чавканьем выгребал кашу из своей тарелки. Мужчина был явно сильнее других, и Ник Лов не удивился бы, если бы тот действительно оказался вожаком в его группе.
— Почему я должен отдать ему свою порцию? — Ник Лов пожал плечами. — Ведь он не болен и не слаб. И потому нет никакой нужды его дополнительно кормить.
После этого Ник Лов спокойно положил кусочек липкой массы в рот и, почувствовав приятную сладость, подумал, что углеводы будут ему сейчас полезны. Парень с сомнением и, как показалось Ник Лову, с укоризной покачал головой.
Покончив с завтраком и, как все, отнеся посуду в корзину подносчиков пищи, Ник Лов опять присоединился к своей группе. Небольшая пауза, образовавшаяся до выхода на работу, позволила Ник Лову оглядеть собратьев по несчастью. Кроме обросшего рослого и несимпатичного мужчины и молодого парня, внимание Ник Лова привлёк худой молчаливый человек лет сорока. У него был не столь равнодушный взгляд, как у других. Его номер — 410.
«Значит он в заключении давно», — подумал Ник Лов. Ник Лов решил заговорить с 410-м, подошёл и вежливо спросил:
— Судя по вашему номеру, вы здесь давно? Человек с номером 410 спокойно посмотрел на Ник Лова и как бы не слыша его, отвернулся.
— Вы не хотите со мной разговаривать? — удивлённо спросил Ник Лов.
Тот повернул голову, ещё раз посмотрел на Ник Лова более внимательно, но отвечать не стал. Молодой парень, который разговаривал с Ник Ловом за завтраком, сказал ему:
— Он не будет с тобой говорить. Он из Высших. Его даже 391-й боится и не трогает, хотя может перешибить одним пальцем.
«Из высших? Это интересно, — подумал Ник Лов. — А вот 391-й — это, по-видимому, вожак», — и Ник Лов с большим вниманием посмотрел на обросшего мужчину и затем на молчаливого из высших.
В это время опять раздались звуки гремящего железа. Все группы нехотя поднялись и направились к выходу в коридор. Нестройной колонной в сопровождении стражников люди прошли метров двести, и первые две группы вошли в какую-то дверь. Ник Лов находился в предпоследней группе, и их очередь подошла не скоро. Как обычно, стражник толкнул дверь, и Ник Лов увидел довольно просторное помещение. Первое, что бросилось в глаза Ник Лову, были два странных устройства, напоминающих ворот, или, как его называли на старинных морских кораблях, кабестан. Нечто подобное Ник Лов в детстве видел в стереофильмах, посвящённых парусному флоту на Земле: такими устройствами матросы на кораблях, идя по кругу, вытягивали якорь.
Все двадцать четыре вошедших человека, кроме двоих стражников, вставших у двери, подошли к крестообразным ручкам, торчавшим из центрального, вертикально стоящего вала, и расположились по трое у каждой ручки. Рядом с Ник Ловом оказался парень, под номером 435 и ещё один заключённый, номера которого Ник Лов не разглядел, ибо тот торопливо занял место слева у ручки, ближе к оси. Ник Лов оказался с краю. Все заключённые заняли свои места, расслабленно опёрлись о горизонтальные ручки, но не двинулись с места.
Взглянув на центр карусели. Ник Лов понял её назначение. Ось входила в кожух, заключавший в себе,
