маху и что если наши ее не схватят, то уж немцы-то непременно. По неизвестной мне причине эта крошка думала, что она у них не на особенно хорошем счету. И она, и ее партнер Варлей. Понимаете, она не говорила ничего определенного, выражалась весьма туманно, но у меня сложилось такое впечатление. О'кей. Потом я специально начал ее кое в чем просвещать. Рассказал ей истории, случившиеся с некоторыми дамочками, которые неудачно занимались шпионской деятельностью. Вы меня понимаете, шеф?
— Да. Это совершенно ясно. Старый трюк.
— Ну, вроде бы это сработало. Она пожаловалась, что Варлей ей не особенно доверяет в последние пять месяцев. Что он ее всегда подсовывает под удар, сам ловко оставаясь в тени и в то же время держа ее в полном неведении относительно их деятельности. Варлей, человек опытный, понял, что она боится и не хочет рисковать. Он опасался, как бы она не раскололась. По ее мнению, именно поэтому он и привез ее в Париж.
Шеф кивнул головой.
— Понятно. Из ее слов вы не сделали вывода, каковы были связи Варлея?
Я с минуту помолчал, тщательно стряхивая пепел с сигары в пепельницу, внимательно посмотрел на генерала и произнес:
— Одну вещь она мне сообщила. У Варлея есть сестра. Мне показалось, эта дама живет в Англии. Со слов Марселины я понял, что внешне она — настоящая Венера Милосская, но настолько порочная, что по сравнению с нею сам сатана кажется президентом библейской корпорации. По всей видимости, эта особа недолюбливала Марселину.
Шеф задумался на продолжительное время, потом обратился к Кливу:
— А вы когда-нибудь слышали что-нибудь о его сестре?
— Нет, но, собственно говоря, это естественно. Меня семья Варлея не интересовала. Наша цель была поймать его самого, хотя мы ничего и не добились. Даже не представляем, куда он девался.
Новая пауза, потом шеф спросил:
— Описывать-то описывала, но как?
— Понимаете, генерал, когда одна дамочка говорит о другой, она в ней замечает все недостатки. Возможно, как предполагают, я тогда был сильно под мухой, но все же не настолько, чтобы не запомнить слов Марселины.
Прежде всего она мне сообщила, что сестра Варлея была брюнеткой с великолепной кожей и большими фиолетовыми глазами. Кроме этого, природа наградила ее всем: фигурой, вкусом, умением одеваться, знанием двух языков, а может, и более. Потрясающая дамочка, эта варлеевская сестрица, судя по описаниям.
— Но они весьма поверхностны, не правда ли? По-моему, каждая мало-мальски смазливая женщина попадает под эту характеристику. Во всяком случае, про себя она обычно так и думает… но вот о другой женщине вряд ли выразится в таких словах…
— Пожалуй, вот что важно, — вспомнил я, — у этой крошки есть одна особая примета. На левой руке у нее кривой мизинец. Дю Кло говорила, что у нее красивые руки с длинными ногтями, всегда наманикюренные и отполированные, поэтому этот кривой палец выглядит особенно уродливым. Люди буквально не могут отвести глаз от ее рук, когда с ней разговаривают. Понимаете, она сильно жестикулирует этой самой рукой, у нее вроде бы какой-то комплекс в отношении кривого мизинца. Понятно?
— Понятно, — отвечает он. — Нужно будет записать эти приметы.
Шеф берет листок бумаги, пишет на нем «словесный портрет», прочитывает вслух и спрашивает: — Так будет о'кей?
— Да, все правильно, — отвечаю я.
Он откладывает листок, засовывает в рот сигару.
— А теперь внимательно слушайте. Вы находите Варлея и устанавливаете за ним слежку. Если будет возможно, доставите его живым ко мне. Мне бы очень хотелось с ним потолковать. Он стреляный воробей, и задача эта не из простых. Клив знает его, а если Варлей встретится со своей сестрой, при условии, что она тоже в Англии, то подобную пару рано или поздно разыскать будет можно. Английские власти вам окажут всяческое содействие. Об этом я уже договорился. Прекрасно. Когда вы выезжаете?
— Когда вам будет угодно, — отвечаю я. — Но я бы хотел задержаться в Париже еще на пару деньков. Мне нужно уладить кое-какие дела.
— Хорошо. Выезжайте через сутки. Рано утром вас будет ждать специальный самолет.
Он посмотрел на меня, и взгляд его голубых глаз на этот раз был не таким тяжелым.
— Я бы хотел, чтобы вы с этим справились, Кошен.
— Вы хотите сказать, что для меня это явилось бы искуплением?
— На нас работает множество людей, замечательных людей из ФБР. И все они мечтают о повышении. Дело Марселины дю Кло поручено не вам одному. Так или иначе, сделайте все, что в ваших силах. Разыщите Варлея, узнайте, чем он занимается, доставьте его в Париж… — Тут он вроде даже подмигнул мне. — Мне бы хотелось взглянуть , на его прелестную сестрицу.
Он сильно затянулся и продолжал:
— Я предчувствую, что эта парочка заработает либо расстрел, либо камеру-одиночку в Алькатрасе минимум лет на двадцать.
Я поднялся со словами:
— До свидания, генерал.
— До свидания.
Клив тоже распрощался, и мы вместе выходим из кабинета. В коридоре Джимми лукаво посмотрел на меня и весело подмигнул.
— Ну, все о'кей, старина. Считай, что ты остался при деле, Кошен.
— Провалиться мне на этом месте, если я не останусь. То есть останусь, если мы разыщем Варлея… Если же нет, меня выставят из разведки, тут можно не сомневаться. Пошли выпьем по этому случаю.
Мы шагаем по улице. И молчим, потому что нам есть о чем подумать. Через некоторое время Джимми спрашивает:
— Что тебя терзает, Лемми? Не слишком ли ты близко принимаешь к сердцу эту историю? Не сложилось ли у тебя о ней предвзятое мнение?
— Предвзятое мнение? Как бы не так! Ведь совершенно ясно, что шеф думает, будто я что-то действительно выболтал этой дю Кло. Но они не могут ничего узнать и доказать: Марселина мертва, Риббэна тоже прикончили. Генерал уверен, дыма без огня не бывает. Вот поэтому-то он и приказал мне продолжать работать по этому делу. Рассчитывает, что если я на самом деле развязал язык перед малюткой, то рано или поздно себя выдам. А тогда он собственноручно разрежет меня на мелкие кусочки. Вот что я думаю…
Джимми отвечает не сразу:
— Какого черта! Разве только ты один должен переживать? Мы оба должны постараться, чтобы во что бы то ни стало схватить этого негодяя. Для тебя это явится реабилитацией, ну а мне всегда хотелось попасть на работу в ФБР. Может, после этого меня найдут достойным.
— О'кей. Разумные речи приятно слушать! Пошли, давай действительно выпьем за нашу удачу.
Между нами говоря, это была, по-моему, замечательная идея. Потому что, когда парень не в своей тарелке, он всегда готов совершить одно из трех: пойти и утопить свои переживания в рюмке доброго вина, помчаться к какой-нибудь девчонке и, положив ей голову на грудь, пожаловаться на свою горькую судьбу и получить взамен пленительное женское сочувствие. Наконец, отправиться домой и завалиться спать.
Поверьте мне, ребята, что третий вариант — самый правильный, потому что он безопасный. Я знавал парней, которые сломя голову бежали к какой-нибудь симпатичной дамочке и изливали перед ней все свои недоразумения, а примерно через неделю их ожидали гораздо более крупные неприятности.
После спанья чувствуешь себя еще более разбитым, чем до него, спиртное делает тебя еще более сонным, ну а от дамочек ты вообще теряешься. У тебя кружится голова, а это самое опасное.
Только вот мужчины — странный народ… Если бы парень оказался на необитаемом острове, имея все необходимое: бочонок рома, съестное и пару хороших книг, вы думаете, он бы чувствовал себя
