переставали терзать его. Любовь? Только теперь, когда все кончилось, Куан Мэн начал спрашивать себя: любил ли он Люси? Уверенности не было. А можно быть уверенным в таких вещах? Если можно, тогда, значит, не любовь он испытывал к Люси. А что же? В минуты предельной трезвости оценок он понимал, что их с Люси отношения и не могли продлиться долго. Опять судьба?
Так и несло его течением жизни: утро, вечер, снова утро. Бессмысленная череда. Время ожидания — только вот ожидания чего?
Как-то вечером пришел к ужину дядя Чеонг. Он только что вернулся из поездки по делам в Сабах. Дядя рассказывал, что Сабах напомнил ему неисследованную Малайю, какой она была лет тридцать-сорок назад. Та же нетронутость, то же стремление что-то предпринять, а руки приложить там есть к чему. Был бы он помоложе, уверял дядя, он обязательно рискнул бы попробовать свои силы в Сабахе. Страна возможностей для молодых, предприимчивых и сильных духом.
Куан Мэн размечтался. А почему бы нет? В конце концов, он из иммигрантской семьи — как чуть не каждый сингапурец. Его дед отправился когдато в путь из Срединной империи в неведомые тропики, плыл на крохотной утлой лодчонке в Южные моря, не зная, что ждет его впереди. Мысль о предприимчивых предках взбудоражила его. Он почти ощутил их горячую, неспокойную кровь в своих жилах. Однако кровь эта заметно остыла, пройдя через жилы его родителей. Впрочем, бывает же, что наследственные качества передаются через поколение. Может быть, это произошло в их семье? Может быть, он, Куан Мэн, настоящий наследник дедов — первопроходцев, сильных духом и целеустремленных? Конечно! Куан Мэн уже видел себя строителем новой страны, девственной и зеленой. Она ждет его. Решено — следующим рейсом в Джессилтон.
Сначала придется объясниться с родителями, терпеливо, но настойчиво растолковать им про зов крови и все такое, про неодолимую тягу, таинственное устремление, святой долг, наконец, предопределенный звездами. Он их уговорит. А если они не поддадутся на уговоры, если они не поймут, не сумеют уяснить себе все это — он будет непреклонен. Прежде всего он подаст заявление об уходе и возьмет расчет, потом получит разрешение работать за границей. Куан Мэн запнулся. Разрешение на работу — чтоб освоить нетронутые земли? Увы, так полагалось по закону. Куан Мэн твердо знал, что никто ему такое разрешение не даст. Вот в чем все дело. И нет у него никаких связей, и нет знакомых со связями. Вот и заминка. А ему так хотелось стать строителем Империи! Не судьба. Опять судьба?
После ужина дядя Чеонг взял его под руку и повел на балкон. Мораль читать, сообразил Куан Мэн. Опять родители жаловались на старшего сына. Куан Мэн приготовился. Два глубоких вдоха с медленными выдохами. В легких оказалось слишком много кислорода, и он закурил сигарету для противодействия избытку свежего воздуха.
Они облокотились на перила. Дядя Чеонг глубоко затянулся своей тоненькой сигаркой. Начинается, подумал Куан Мэн.
— Хороший вечер. Прохладно.
— Да, дядя.
— Куда-нибудь собираешься?
— Да, дядя.
— Как тебе нравится твоя работа, Мэн?
— Тоска зеленая! — честно доложил Куан Мэн, подумал и добавил: — Но терпеть можно.
— Представляю. Наверное, и правда скучно. Но с чего-то необходимо начать, чтобы потом выбиться наверх.
— Куда это наверх, дядя?
Дядя Чеонг сам начинал когда-то клерком и выбился в люди. Теперь у него собственное дело. Но дядя Чеонг был не из тех, кто любит приводить в пример собственный успех, — он был слишком деликатен и мягок для этого. Он повернул голову и посмотрел на племянника:
— Не знаю, Мэн. А ты как думаешь?
— Я как думаю? Я думаю, что кончу жизнь тем, с чего начал, — буду клерком.
Неожиданно Куан Мэну захотелось высказаться честно и без утайки. Хоть раз кому-то все сказать.
— Иными словами, дядя, нет у меня будущего. Никаких перспектив. Меня ждет все то же, что я имею сейчас: я клерк, всегда буду клерком, проживу жизнь клерком, моя жена будет женой клерка, у нас будет семья клерка, и умру я все тем же клерком. Будет у меня сын — его тоже ожидает такая судьба, и он тоже станет клерком. Я не знаю, как вам удалось избежать этого, легко вам было или трудно — не знаю, лучше вам сейчас или хуже — но вы сумели вырваться. А у меня ничего не выйдет, и я это знаю. У меня нет, — он хотел было сказать «таланта», заменил это словом «желание», — способностей. Нет способностей, — повторил он.
— Об этом пока рано судить, Мэн. Ты начал работать всего сколько? Год назад? Рано судить. Надо испытать свои способности. Надо быть справедливым к себе.
— К себе я совершенно справедлив. Ну ладно, я проработал меньше года, но этого вполне достаточно. Из меня ничего не выйдет.
— Глупости. Один год еще ни о чем не говорит. Надо поработать подольше. Все у тебя выйдет, выбьешься в люди. Я не говорю, что у каждого может выйти, но у тебя, по-моему, должно. Нужно только быть смелым, терпеливым, настойчивым, много трудиться, и, конечно, нужна удача. Удача обязательно нужна.
— Видите, дядя, сколько всего нужно. А что я?
— Я и не подозревал, Мэн, что ты так подавлен.
— Я не подавлен. Просто я знаю.
— Но вот то, что ты знаешь, как ты говоришь, это и давит на тебя. Ты еще слишком молод, чтобы знать такие вещи, а ты их знаешь, поэтому такое подавленное состояние.
— Вы так говорите, дядя, будто я какое-то исключение, как будто мало кто в таком положении, как я. Я думаю, таких много. Таких, как я, наверно, тысячи и тысячи. Они-то все тоже знают?
— Может быть, может быть, — раздумчиво сказал дядя.
Его глаза, оплетенные тоненькими морщинками, смотрели в неопределенную даль, может быть, высматривали лица тысяч и тысяч печальных молодых людей, таких, как Куан Мэн, таких, которые знали. По всему городу. Тысяч. Дядя, наверное, забыл, как трудно быть молодым, и теперь вспоминал свою молодость и как трудно он выбивался наверх.
Добрые глаза посмотрели на Мэна — дяде всегда нравился этот племянник, сдержанный, немногословный юноша.
— Мэн, — негромко сказал он. — Мама рассказала мне, что ты много пьешь. Она очень переживает за тебя.
Куан Мэн не успел ответить.
— Не нужно ничего объяснять. Ты уже все объяснил. Я думаю, я тебя понял.
— Спасибо, дядя.
— Не нужно благодарить меня, Мэн. Я для тебя ничего не сделал и ничего не могу сделать. Придет твое время, и ты сам во всем разберешься. Я заговорил об этом, потому что твоя мама волнуется. Ты бы постарался быть… — он запнулся, подыскивая слово, и наконец нашел его, — поаккуратней…
— Я постараюсь.
Куан Мэна не удивляло, что мать избрала именно дядю Чеонга для этого разговора с ним. Он любил дядю Чеонга, и дядя Чеонг его понял, но все равно Куан Мэну было досадно, что это был не отец. Необъяснимо — но это должен был быть отец. Связь отца и сына, что ли.
— Вот и хорошо, — сказал дядя. — Как-нибудь выберем время и выпьем вместе. А пока я скажу твоей маме, чтоб она не беспокоилась. Ей же просто надо, чтоб ее кто-то успокоил.
После дядиного ухода Куан Мэн пошел в город. Теперь он ясно понимал причину своей тоски и, чтоб забыться, выпил гораздо больше обычного. Домой он вернулся пьяный в стельку. Будто назло.
Глава 16
