стандартная квартира может стать такой нарядной и уютной. Их квартира была местом для жилья — и только. Никогда никто не пытался придать ей привлекательный вид. Оказывается, для этого и нужното немного! Все дело в том, заинтересован ли человек в том, чтобы сделать свое жилище, свою жизнь привлекательной.
Вернулся Бун Тек с пивом.
— Как у вас уютно, Бун Тек.
— И недорого обошлось. Всю эту мебель отыскала Мэй Ай. Она любит бродить по толкучке, знаете, которую называют «воровской базар».
Куан Мэн знал не столько толкучку, сколько нестерпимо вонючий канал, на берегу которого она располагалась. Отчаянная эта Мэй Ай, если ее даже такая вонища не останавливает. Про толкучку рассказывали, что в былые времена воры сбывали там краденое — если чей-то дом оказывался ограбленным, то можно было на другой день с утра прийти на «воровской базар» и отыскать там свое добро. Возвращали его, конечно, не даром, а за деньги, но дорого не брали.
Куан Мэн рассматривал горшочки с кактусами.
— У вас прекрасно! Моя квартира рядом с вашей — как хлев.
— Потому что это не ваша квартира. Вот женитесь, начнете жить самостоятельно и устроите все по своему вкусу. Мои родители жили в таком же хлеву, и я с ними, пока мы с Мэй Ай не поженились. Живя с родителями, я совершенно не интересовался домом. Постель застелю — и все. Теперь не так теперь я чувствую, что это мой дом.
— Очень у вас хорошо! — в третий раз восхитился Куан Мэн.
— Мне кажется, что очень важно уделять внимание обстановке, в которой живешь. Это и есть стиль жизни. Дом как жизнь — как устроишь, так и будет. Нужно об этом помнить и брать жизнь в свои руки. Хотя мне часто кажется, что даже наше поколение, которого война уже не коснулась, недостаточно сознает это. Плывем себе по течению, живем, как получится. Я и в школе всячески стараюсь внушить детям эту мысль. По-моему, это важно.
— Вы, наверное, хороший учитель, Бун Тек.
— Стараюсь. Каждый должен стараться делать все как лучше. Уж если что-то делаешь, лучше это делать хорошо.
— Даже когда твоя работа не имеет смысла?
— Все имеет смысл.
Как хотелось Куан Мэну поверить в это! Но почему-то не получалось. Он действительно хороший учитель, подумал Куан Мэн. Как он убедительно это сказал — не назидательно, а как-то так, что стало похоже на правду.
Вслух он произнес другое:
— Я не совсем согласен. Бывают вещи, работа например, — уточнил он, — в которой нет никакого смысла.
Куан Мэн вспомнил свою работу.
— Работа может казаться бессмысленной, но на самом деле она нужна. Все зависит от того, с какой точки зрения смотреть. Мне думается, что всякую деятельность следует рассматривать в контексте всего общества. Прежде всего необходимо признать, что человек — животное социальное. Он живет в обществе, а чтобы общество функционировало, в нем должна выполняться работа разного рода. Тем не менее, к какой бы категории ни относилась работа, какого бы рода она ни была, она обязательно входит, как винтик, в сложный общественный механизм. Как колесико в часах, скажем. Каждая деталь механизма важна и имеет смысл.
— Может быть. Но разве в старые времена не рассуждали точно так же, чтобы оправдать необходимость рабства для общества? Какой-то греческий философ, забыл, как зовут, что-то говорил об этом, да?
— Сейчас мы не находим оправданий рабству, — возразил Бун Тек.
— Просто называем его по-другому. Если общество заставляет человека делать бессмысленную работу, то это тоже рабство.
— Ну что вы! — мягко остановил его Бун Тек.
Куан Мэн смолк. Он вообще не любил споров. Они казались ему тоже бессмысленными, потому что почти никогда не бывало, чтоб один из спорщиков согласился с точкой зрения другого или чтоб кого-нибудь удалось переубедить. Не надо мне спорить, решил он. А то кончится тем, что я разозлюсь на Бун Тека, а он — на меня, а я не хочу на него злиться.
— Надо только понять, что современное общество — структура сложная, и чем она современней по форме, тем сложней. Естественно, что такое общество не может не иметь множества необходимых функций разного рода, от самых значительных до самых примитивных. Собственно говоря, степень дифференциации определяет уровень развития общества. — Бун Тек сделал паузу, может быть рассчитывая, что Куан Мэн продолжит спор, но, не встретив возражений, продолжал: — На первый взгляд теория водоноса и дровосека, как неизбежных членов общества, выполняющих свои функции, кажется вопиющей несправедливостью, но, как это ни парадоксально, в этом заключается смысл демократии.
А я и не спорю, все это верно, я не отрицаю, может, это и демократично, я только хочу сказать, что это очень грустно, думал Куан Мэн.
Вслух он ничего не сказал.
— Я понимаю — это грустно, — продолжал Бун Тек, будто читая его мысли, — но неизбежно. В конечном счете вопрос в том, как научить людей понимать, что, какой бы скучной ни была их работа, она имеет смысл и значение для нормального функционирования общества.
— Но удовлетворения она им все равно не даст и интересней от этого все равно не станет! — парировал Куан Мэн.
— Верно. Но если людям объяснить, что их работа важна, что без нее не обойтись, что своим трудом они помогают прогрессу и процветанию общества, может быть, это и даст им какое-то удовлетворение. Надо, чтоб они понимали, что участвуют в преобразовании общества, изменяют его к лучшему для своих детей и внуков. Мысль об этом будет им утешением, если уж не даст удовлетворения и счастья.
— А как это сделать, Бун Тек?
— Это дело политиков. Они должны воспитывать массы в этом направлении.
— Они и сейчас это делают.
— Делают.
— А нас это мало утешает.
Открылась кухонная дверь. Обед был готов.
Квартира была точно такая же, как та, в которой жил Куан Мэн, и Лимы тоже вынесли обеденный стол — четырехугольный на четыре стула — на кухню. Но кухня у них была чистенькая и нарядная, выкрашенная в лимонно-желтый цвет. В центре стола стояла бутылка с пучком свежих цветов.
Обед подали на малайский лад, и тут выяснилось, что Мэй Ай и Анна полукровки, «перанакан». В окрестностях Перанакана жили китайцы, прадеды и прапрадеды которых переселились в Малайю и Сингапур. Сменилось несколько поколений, и потомки переселенцев переняли малайскую одежду, еду и даже стали говорить на каком-то смешанном малайско-китайском диалекте. Куан Мэн любил острую малайскую еду, особенно наси-лемак — рис, сваренный в кокосовом молоке. Как раз такой рис и приготовила Мэй Ай.
— Тебе нравится? — спросила Анна.
— Потрясающе! — искренно ответил Куан Мэн.
— Анна тоже хорошо готовит, — сказала Мэй Ай.
Анна покраснела.
— Ты лучше.
— Пусть Куан Мэн судит сам, — предложил Бун Тек. — Пускай Анна что-нибудь приготовит и угостит его.
— Вот придете к нам еще раз, — улыбнулась Мэй Ай, — заставим Анну готовить.
После обеда мужчины снова устроились на диване пить пиво, а женщины остались убирать со стола и мыть посуду.
