– Великая дрема, – ответила Франсуаз.
Хлопья бесцветного тумана начали клубиться у самой земли. Они возникали словно из ниоткуда – и правда, родиной им было само Ничто.
Вязкая облачная поземка поднималась, словно мутная талая вода, пока полностью не покрыла собою трупы. Когда же она спала, все тела исчезли. Только разбросанное тут и там оружие еще напоминало о недавних событиях.
– Обычно Дрема не пожирает павших, – хмуро произнесла Франсуаз. – Но сейчас она слишком голодна. Мы должны торопиться.
21
Широкая дорога пролегала среди белых песков. Коричневые камни разных форм и размеров были погружены глубоко в землю, и набегающие порывы ветра сметали с них рассыпающиеся песчинки.
– Эта дорога выложена дворфами, – произнеся. – Каждый камень, составляющий ее, подбирался отдельно. Они должны были соответствовать друг другу очертаниями и составить все вместе самое гармоничное из сочетаний, которые знало ремесло каменотеса.
– А почему они не выточили камни той формы, какой хотели?
– Это было бы неправильно. Дворфы полагают, что нельзя придавать камню те очертания, которые тебе нужны. В этом они видят насилие над дорогой, по которой ведет человека судьба. Необходимо не спорить с ней, но терпеливо подбирать разбросанные на ней камни и ждать, пока они сами сложатся в симфонию.
– В симфонию?
– Да. Каждый дворф, проезжающий по этой дороге, испытывает те же чувства, что и человек, слушающий концерт Бетховена… Впрочем, прости, я подобрал неподходящее сравнение. Ты его не поймешь.
Франсуаз пропустила это замечание мимо ушей. Высунув голову, девушка внимательно рассматривала камни. Затем она решительно сообщила:
– Обычная мощеная дорога.
– Все так считают, – согласился я. – Кроме дворфов. Мало кто умеет по достоинству оценить то, что священно для другого. Вот почему дворфы добывают камни в своих рудниках, а подряды на работу получают фрейские каменотесы. Эти хоботные не видят ничего сверхреального в камне, как и почти все заказчики.
– С чего ты взял, что усадьба Карго сейчас пустует? – спросила Франсуаз, передергивая затвор автоматического пистолета.
Я осторожно объехал глубокую выбоину на дороге, и нас почти не качнуло.
– Майкл, твой школьный приятель не леденцами торгует. У него наверняка бандитов полная лавочка. И они не поцелуями нас встретят. Может, хватит вилять по дороге?
Я с такой же аккуратностью обогнул следующую яму:
– Лучше ехать помедленнее, чем превратить машину в шейкер для коктейлей. Ты сама говорила, что ритуал очень сложный. У Октавио Карго нет под рукой проклятых монахов, которые могут создать астральную тишину с помощью молитв. Ему остается только одно – отослать с усадьбы всех слуг и телохранителей.
– Почему тогда не выбрать уединенное место? Вокруг пустыня. Устроился бы под кактусом.
– Это сделало бы его уязвимым. У Карго много врагов.
– Кроме меня? – спросила девушка, дотрагиваясь до плеча. – Майкл, все еще щиплет.
– Это была сквозная рана, Френки. Чего ты хочешь? Не нравится – отправляйся к профессиональному целителю.
– Черт, – пробормотала девушка. – Неужели я стала жаловаться? В твоей компании становлюсь неженкой. Когда я еще жила в преисподней, то однажды выиграла регату со сломанной рукой и боли почти не чувствовала.
– Разве там есть реки? – удивился я. – Мне казалось, только огонь и сера.
– Это реки из вулканической лавы, – пояснила девушка. – Поэтому во время регаты лучше не падать за борт. Но ты говорил о Карго.
– Да. Все знают, что его усадьба хорошо охраняется элитным отрядом орков. Значит, гуда никто не полезет и можно отпустить охрану на полдня, ничем не рискуя. Никому ведь не известно, что дом будет пустовать.
Франсуаз задумалась, устремив взгляд куда-то вниз.
– И все же, – сказала она, – я не согласна. На месте Карго я бы отправилась в пустыню. А дом оставила под охраной.
– Ты бы так и сделала, – согласился я. – Но не он. В усадьбе он чувствует себя в безопасности. Родные стены помогают. Есть и другое. Октавио любит комфорт почти так же сильно, как я. Недаром мы оба вышли из стен Даркмура. Оставить свои ковры, кресло, столик с напитками, кондиционер – и ехать куда-то в пустыню, где он превратится в куропатку для любого стрелка? Нет, Октавио на это никогда не пойдет.
– Ты слишком самоуверен.
– Нет, мне кажется, после Лернея я даже потерял веру в себя. Наверное, это цена войны – на ней теряешь либо жизнь, либо идеалы.
– Тогда откуда твоя уверенность?
– И людьми, и обществом управляют простейшие законы, Френки. Об этом знают все – и тролли, и
