– Солдаты, – голос бывшего коменданта упал.
То ли силы вдруг оставили его, то ли он сам не верил, что люди послушаются его приказов.
Древняя мостовая вздыбилась в пяти местах. Камни, что не сдвигались столетия, казавшиеся столь же незыблемыми, как сам порядок в Золотом лесу, теперь разваливались, превращаясь в прогнившие куски плоти.
Пять металлических жал поднялись над площадью, каждое длиной в локоть. Издали они могли показаться грязными, но была то запекшаяся кровь.
Джоэл Линден в ужасе отшатнулся назад, и поскольку постамент был сколочен наспех, то правитель едва не упал с него.
Выглядело это и смешно, и жалко, но мало кто заметил позор новоявленного диктатора.
Жала продолжали расти над площадью, и были они остриями металлических пик, вдвое выше взрослого человека.
На каждый из забрызганных кровью прутов был насажен грешник. Ржавое железо входило в несчастного между ногами, пропарывало насквозь и выходило из темени.
Все пятеро были живы.
Их глаза, широко распахнутые, были наполнены болью и отчаянием. Ненависть, страх, опустошающая безнадежность – все эти чувства бурлили во взорах грешников, то исчезая, то вновь появляясь на поверхности океана страданий.
Только одного чувства не было там – раскаяния.
– Добро пожаловать в Ад, – произнесла Франсуаз.
Белая молния пронзила огромного монстра. И была она во много крат больше и ярче тех, что обрушились несколько дней назад на деревенских бездельников, дерзнувших заигрывать с древней магией.
Вдруг все исчезло – и столб темноты, и грешники, насаженные на пики, и сама! тварь.
Середина площади почти опустела – там, на коленях, прижавши ладони к лицу и содрогаясь всем телом, стоял всего один человек.
Это был Эдди-Фокусник.
– Эй, постойте! – воскликнул Джоэл Линден.
Новому правителю удалось восстановить равновесие, и теперь он стоял на своем постаменте – одинокий, как памятник самому себе,.
Из толпы вышло несколько человек, вел их Тафар Дуэрбо. Они заставили Линдена сойти вниз, и он замолчал.
Гвардейцы не двигались.
Они были сынами Золотого леса и усвоили с детства, что нельзя бросать вызов силам местного волшебства. А теперь сами убедились в этом.
Я зашагал вперед.
27
– Люди, – повторял человек на площади. – Тысячи людей. Все мертвы. Старики, дети. Все. Я убил их. Все из-за меня.
– Это чувство вины, – произнесла Франсуаз. Девушка стояла за моей спиной.
– Майкл, ты сам говорил – проклятая магия Золотого леса основана на раздвоении. Твой друг чувствовал себя чудовищем. Но в душе он оставался таким же ребенком, каким ты его знаешь – каким его все знают.
Эдди не произнес больше ни слова.
Даже те, которые он выдавил из себя, явно дались ему с трудом. Теперь он просто сидел, опустив лицо в спасительную чашу ладоней, и не замечал никого вокруг.
– Два существа – доброе и злое – не могли постоянно быть вместе, – говорила Франсуаз. – Поэтому время от времени они раздваивались. Вот почему мальчик всегда находился рядом с монстром. Мы думали, что они сообщники, но нет, между ними не было ничего общего. Именно поэтому они и должны были разделиться.
– Чувство вины? – воскликнул я. – Бог мой, Эдди, в чем ты можешь себя винить? В Лернее ты был полевым врачом. Ты спасал людей, а не убивал их. Ты даже ни разу не брал в руки оружие. Я помог ему встать.
– Что же до этого… этого раздвоения, оно никому не причинило вреда. Не успело. Советник Баркальдо в этом уверен, иначе вся Равнина уже наполнилась бы слухами. Посмотри на меня, Эдди! Ты ни в чем не ви новат. Что ты там навыдумывал?
– Командир…
Лицо доктора было искажено мукой, и я с ужасом понял, насколько оно похоже на распоротые страданиями лица грешников, насаженных в Аду на железные прутья.
Человек, стоявший передо мной, сам создал для себя преисподнюю, и раскаяние, которого не знали мучимые в геенне страдальцы, было тем штырем, который пронзал Эдди насквозь.
– Вы не понимаете… Драконья пыль. Им так и не удалось перехватить Дорроса Бланко, когда тот спускался с гор. Он отнес бочонок тем, кто ему заплатил. Знаете, что эти люди сделали с ядом? Знаете?
