его показаний будет мало проку.
— Как бы это сказать? Моя первейшая обязанность — печься о благе пациента. Я должен как можно скорее поставить его на ноги. В его нынешнем состоянии любой стресс или волнение могут привести к фатальным последствиям. Полицейский допрос в данный момент ему абсолютно противопоказан. Вы отдаете себе отчет в том, что с ним стряслось?
— Мне сказали, будто бы сердечный приступ.
— На самом деле он перенес инфаркт, инфаркт миокарда, то есть поражение сердечной мышцы. Ему еще повезло — сравнительно легко отделался. Однако шрам может зарубцеваться лишь при строжайшем соблюдении постельного режима.
— Шрам?
— Вы не ослышались. Видите ли, сердце состоит из мышечной ткани, и, пока мы живы, оно качает кровь, заставляя ее циркулировать по всему телу. Оно нуждается в кислороде и питательных веществах. Если же один из капилляров, по которым бежит кровь, закупоривается, небольшой участок сердечной мышцы, не получая притока кислорода, оказывается парализован.
— Понятно.
— Вот и хорошо! — Доктор кивнул, довольный собой и столь усердно внимавшим ему слушателем. — К счастью, сердце само начинает сразу заживлять пораженный участок. Когда у вас случается увечье, что при этом обычно происходит?
— Сначала бывает очень больно, — ответил я, — вокруг раны все опухает.
— Верно. Таким образом, сама природа дает вам знать, что следует оставить эту часть тела в покое, так сказать — на время ремонта. Но сердце не остановишь, его ремонт — дело куда более тонкое и кропотливое. Оно должно все время стучать, без остановки. Значит, чтобы помочь его восстановлению, необходимо снизить на него нагрузку.
— Ясно. Раз так, пусть он себе лежит, мы с ним только потолкуем, и все.
— Ваши вопросы приведут его в волнение, заставят нервничать, а это дополнительная нагрузка на сердце. Разве не ясно?
— Он до сих пор без сознания?
— Это из-за седативных препаратов, но постепенно мы будем снижать их дозировку, и через два-три дня он придет в себя.
— В таком случае у меня к вам две просьбы. Вы говорите, что наши расспросы повергнут его в волнение. Раз так, не спросите ли вы сами, нет ли у него сведений относительно синдиката, занимающегося торговлей наркотиками? У нас есть основания полагать, что ваш пациент связан с этим преступным бизнесом.
— Напишите мне свое имя и телефон. Я задам ему этот вопрос при ближайшей возможности и сразу сообщу ответ.
— Вторая просьба: нельзя ли оставить возле него парочку моих людей? Знаете, на всякий случай.
— Абсолютно исключено! Я категорически против. Он здесь и без того в полной безопасности.
— Есть опасения, что сообщники попытаются его прикончить.
— Ерунда! — с чувством воскликнул доктор. — Больному здесь решительно ничего не угрожает. Повторяю: никаких часовых! Мне надоело твердить, что этим вы можете нанести пациенту неимоверный вред.
— Но позвольте им дежурить в соседней комнате.
— Ни в коем случае!
— Что же, мне остается лишь попрощаться, доктор. — Настроение мое явно упало. — Не забудьте позвонить, если он что-нибудь вам скажет. И все-таки послушайте моего совета — не оставляйте его ни на миг без присмотра, не подпускайте к нему посторонних, иначе, доктор, вместо идущего на поправку пациента у вас на руках окажется хладный труп. Всего хорошего!
Я покинул отделение интенсивной терапии, чувствуя колючий взгляд доктора у себя на спине. Если бы Урдин дал столь нужные мне сведения, я смог бы нанести синдикату смертельный удар. Интересно, выживет ли незадачливый мафиозо, некстати он слег… Взглянув на часы, я решил съездить в закусочную на угол Дагоретти — мясо там жарят отменно! Ненавижу неопределенность, хуже нет, чем бесконечное ожидание и проволочки. Это действует на меня, как затяжное ненастье, когда тяжелые тучи висят над головой, а дождь все никак не прольется. Кажется, с ума сойдешь, пока наконец снова не пробьются сквозь хмарь солнечные лучи. Когда я в дурном настроении, мысли разбегаются в разные стороны, я не могу сосредоточиться на чем-то одном. Все это еще больше угнетает меня, но не обращаться же, в самом деле, к психоаналитику! Эти шарлатаны разберут меня на винтики и разложат по своим фрейдистским полочкам, но мне не это надобно, обойдусь без них!
Я доложил о ходе расследования комиссару, и он ничем не выдал своего разочарования либо неудовольствия.
— Итак, они используют отели 'Санглория' для своих грязных делишек. Кроме того, гостиницы приносят доход и служат источником оборотных капиталов, — заключил я свой доклад. — Ну а оружие провозится контрабандой из-за границы.
— Сколько вам потребуется времени на завершение операции? — спросил комиссар, глядя на меня как будто даже с некоторым сочувствием. — Ведь у нас каждый день, а то и час на счету.
Он протянул мне вырезку из местной газеты, в заметке говорилось о судне, с которого в европейском порту сгружался каннабис кенийского происхождения, когда нагрянула полиция и захватила контрабанду.
— Все та же шайка, — сказал я, как бы думая вслух.
— 'Интерпол' то и дело запрашивает, как продвигается расследование. Их лондонское отделение договорилось о совместных действиях с бельгийскими коллегами. Те бандиты, что орудуют у нас, имеют контакты и в Амстердаме. Не сомневаюсь: доставка партии товара в Ирландию — тоже их рук дело.
— Почему вы так думаете?
— По нашим сведениям, Ирландия — лишь транзитный пункт на пути товара в Англию. Британское и бельгийское правительства требуют от нас нанести решительный удар по синдикату и надолго отбить у преступников охоту заниматься этим гнусным промыслом.
— Сэр, будь у меня побольше времени, я бы в конце концов на что-нибудь наткнулся.
Я мог бы еще добавить, что, если он теперь перепоручит следствие кому-то другому, это только запутает и затянет дело. Но комиссару не принято давать советы — он давно варится в этом котле и не хуже моего знает нашу работу.
— Кстати, чутье вас не обмануло: индиец действительно причастен к синдикату, впрочем, допросите его сами и все узнаете.
Я лихорадочно прикидывал, как мне теперь быть, но в голову все время лезла совершенно посторонняя чертовщина…
На следующий день небо было все еще пасмурным, дул студеный ветер. Через изморось на окнах я разглядел мелко сеющий дождь. Мое настроение целиком зависит от погоды, так что на душе по-прежнему было погано. Ничего удивительного, я где-то читал, что все мы — мужчины и женщины — немного странные, у каждого из нас свой собственный биоритм. Расследование топчется на месте, и это радости не прибавляет. Я перечитал рапорт, присланный из местного отделения 'Интерпола' с идентификацией отпечатков пальцев, оставленных контрабандистами в лодке. В парижской штаб-квартире 'Интерпола' опознали всех, кроме одного. Выходит, и впрямь у нас тут действуют уголовники международного класса. В рапорте говорилось:
'От инспектора Лебрана, штаб-квартира 'Интерпола', Париж. Региональному отделению 'Интерпола' в Найроби. Копии: отделениям в Лондоне и Амстердаме.
Относительно отпечатков пальцев, найденных на лодке в Момбасе.
1) Клей Уокер, он же Билл Уокер. Черный американец, уроженец Чикаго, 31 год, рост 6 футов 1 дюйм, вес 178 фунтов, волосы черные, вьющиеся, глаза карие, на левой стороне груди шрам от ножевой раны. Привлекался к суду за торговлю наркотиками. Приговорен к пяти годам тюрьмы, освобожден условно
