— Что ж, раз надо, значит, надо, однако кофе с аспирином, как правило, дает желаемый результат.
— Увы, доктор, большинство ваших коллег это утверждение оспаривают, и, вообще, у вас ни на что нет единой точки зрения.
— Представьте, есть!
— На что же?
— Неужто не догадываетесь? — Он лукаво мне подмигнул.
— Кажется, до меня дошло, — произнес я, поднимаясь со стула. — Вам в голову полезли всякие грязные мыслишки. Спокойной ночи, старина!
— Значит, решительно отказываетесь выпить по последней за мой счет? Угощаю!
— Решительно — пока врачи не придут к единому мнению относительно лечения элементарного похмелья! До свиданья.
Теперь я вертел баранку уже не в столь мрачном настроении, как раньше. Наступила разрядка, меня клонило в сон. Синдикат вот-вот затрещит по швам, а мистер Кирату мне так же страшен, как львиная шкура в его гостиной. Меня охватило веселье, легкомыслие, ощущение полной свободы и совершенной безопасности. Затормозив у ворот своего дома, я вышел из машины, чтобы распахнуть створки, и тут мурашки побежали у меня по спине. Сзади подкатил большой черный 'мерседес'. Я почувствовал: за мной пожаловали. Хотелось закричать, но я побоялся стать всеобщим посмешищем: а вдруг это кто-нибудь из моих приятелей! Несколько мужчин выскочили из 'мерседеса' и подбежали ко мне, я не мог разглядеть их лиц, меня ослепили фары машины.
— Мы за вами, мистер, — сказал кто-то с американским акцентом.
— Тихо, без шума!
— Кто вы? — выдавил я из себя.
— Кому сказано, тихо!
И все, больше я уже ничего не слышал, потому что мне заехали чем-то увесистым в затылок, и я окунулся в почти желанное забытье.
Глава одиннадцатая
Очнулся я, скорее всего, от холода: у меня совершенно окоченели ноги и руки. Моя первая мысль: опять жена стянула с меня одеяло! Я заворочался в темноте и вскоре понял, что накрепко связан по рукам и ногам. И тогда я сразу все вспомнил: как меня похитили прямо с порога собственного дома. Интересно, хватилась ли меня моя дражайшая половина? А ведь могла бы выглянуть в окно, увидеть мою машину у ворот — если ее оттуда не отогнали и сообразить: что-то не так. Но для этого надо проснуться, что весьма сомнительно, поскольку жены полицейских чинов привыкают к частым ночным отлучкам супругов, связанным с выполнением их служебных обязанностей.
Я попробовал высвободить руки, дело плохо: веревка завязана профессионально! Я едва не задохнулся, прежде чем смекнул: во рту кляп. И тут меня охватила паника, такое животное безумие, когда начинаешь судорожно колотить руками и ногами, лишь бы освободиться от пут. Живым отсюда не выйти, сказал я себе, они тебя не выпустят, не моргнув глазом перережут глотку, ты стал для них опасен. Я заворочался еще сильнее, но веревки только глубже впивались в кожу. Отчаявшись, я затих и несколько минут провалялся на полу неподвижно, словно бы в прострации. В коридоре за дверью раздались гулкие шаги, заскрипели отодвигаемые засовы. Вспыхнул свет, я зажмурился от рези в глазах, с новой силой застреляло в затылке.
— Эй, ты чего?! — закричал на меня сомалиец в форменной куртке ночного сторожа. Если бы я мог, осыпал бы его отборной бранью, но оставалось только глядеть на него с лютой ненавистью. Он подошел, небольно ткнул меня носком ботинка в бок, я уловил резкий запах: от него разило потом. — Не ори, без толку, все равно тебя никто не услышит. — Сначала я решил, что он имеет в виду кляп, но из дальнейших его слов мне стало ясно, что положение мое еще хуже, чем я предполагал. — Тут у нас звукоизоляция. Стены, потолок — все здесь из особого материала, так что шуми не шуми — все едино…
Коли так, зачем рот мне было затыкать? Видно заметив мое недоумение и смекнув, в чем дело, сомалиец вытащил кляп.
— Мы не знали, когда ты придешь в себя, и не хотели, чтобы ты надрывался попусту. Силы побереги, скоро будешь говорить с боссом.
— Послушай, мы же с тобой братья, — воззвал я к своему тюремщику, он был моей последней надеждой, я мог рассчитывать только на его сочувствие и помощь. — Оба мы черные, будь другом, развяжи меня.
— Если босс прикажет.
— Я офицер полиции, мои сослуживцы будут тут с минуты на минуту. Развяжи — тебе это зачтется. В конце концов, твои хозяева — чужеземцы, а я свой брат, африканец.
Он промолчал в ответ, но в его усмешке я уловил сострадание. Однако надежда на спасение с каждой секундой убывала во мне.
— Может, деньги возьмешь? — предпринял я последнюю попытку. — Я сделаю так, что ты получишь вознаграждение. Или тебе родина не дорога, хочешь стать предателем?
Видно, эти мои слова задели его за живое, ухмылка исчезла с его лица, уступив место гневной гримасе. Подойдя, он ухватил меня за подбородок, как младенца.
— Заткни пасть, или же я снова вставлю тебе кляп!
Я согласно кивнул. Все зря: он по-собачьи предан хозяину, как вождю племени. Сомалиец тем временем вышел в коридор и запер дверь снаружи.
Прошло минут пять, он вернулся, но не один. В комнату, размахивая пистолетом 'вебли' девятимиллиметрового калибра, ворвался мистер Кирату с перекошенным от злобы лицом и с ходу влепил мне свободной рукой звонкую пощечину.
— Ага, мистер Строгий Полисмен! — глумясь, завопил он. — По-прежнему такой же строгий? Отвечай, или язык проглотил?
Он лупил меня по лицу, пока рука у него не устала. Из носа и рассеченных губ пошла кровь, она капала мне на рубаху. Я напряг зрение и увидел Луиджи Каэтано. Он стоял, прислонившись спиной к стене, и посмеивался. Я бы узнал его в тысячной толпе — черный свитер, 'ежик' на голове и шрам на правой щеке, не говоря уже об этом взгляде убийцы.
— Абдуллахи, иди-ка отсюда и смотри там в оба, — велел сомалийцу Луиджи, даже не повернув головы в его сторону. — Сам знаешь, что тебе делать.
Сомалиец вышел, притворив за собой дверь. Кирату, убедившись, что я вполне безопасен, засунул пистолет за пояс. Жалкий трус!
— Скажи-ка, легавый, как ты пронюхал про нас? — зашипел Кирату. — Живо, живо, шевели языком! — Не дождавшись ответа, он заехал кулаком мне в ухо. И что именно тебе известно?
— Известно, что вы подлые убийцы! — промычал я, слизывая кровь с губ.
— Слыхали? — воскликнул Кирату, ни к кому конкретно не обращаясь. Сукин сын назвал нас убийцами. Скоро он убедится в этом на собственной шкуре. Есть у тебя дубинка или лучше нож? Этот ублюдок сейчас у меня попляшет.
— Погодите, мистер Кирату, — остановил его Луиджи. — Сначала с ним поговорит босс, а уж потом можете делать с ним что угодно.
— Ладно. Только бы ты видел, как он петушился в моем доме! Хотел меня запугать, корчил из себя невесть что!
— И ты здорово струхнул, импотент несчастный! — удалось выговорить мне.
— Шелудивый пес, это кто здесь импотент?! — И снова на меня обрушился град ударов. Левая бровь была рассечена, правый глаз заливала теплая, липкая кровь. Не стоило мне его дразнить, обычно я сам всегда против ненужной бравады и при других обстоятельствах не стал бы лезть на рожон.
— Я тебе покажу, кто здесь импотент! Так что тебе про нас известно?
