Корняков присвистнул:
– Даже так!
– Именно. Патриархия обеспокоена, МВД тоже. Потому и дали согласие на боевую операцию. Чтобы не привлекать внимания, «опричники» будут ждать нашего сигнала. А мы посмотрим, что там за концерт у «музыкантов» запланирован. Подождем, пока все соберутся, доказательную базу заодно пополним, а под конец – вмешаемся. Все ясно?
– Чего ж тут непонятного?! Будем стоять в сторонке и смотреть, как наши шаолиньские монахи выковыривают уродов из подвала. Хорошее задание. Несложное.
Даниил встрепенулся.
– Савва, я же тебя просил! Не называй их «шаолиньскими монахами». Они наши… – инок быстро глянул на Артема, поправился, – мои братья в вере. И не думай, что им нравится причинять людям боль. Просто такое послушание. Обет во имя Господа.
Корняков пожал плечами. Он никак не мог до конца разобраться в правилах и канонах православной веры, очень хотел, но пока – не мог. Потому часто оступался.
– Хорошо, Дань, больше не буду. Только я не привык…
– Сав, уймись, ладно? – жестко сказал Чернышов. – Все бы тебе кулаками махать да руки выкручивать. По существу вопросы есть?
– Почему сегодня? – спросил Даниил. – До нечестивого праздника Хеллоуин еще почти месяц.
– Кроме Хеллоуина и Вальпургиевой ночи у этих парней предостаточно поводов для веселья. Низвержение Люцифера, наречение Бафомета… прости, Даня. В марте наши подопечные ритуальными поджогами по всему городу отмечают очередную годовщину взятия Монсегюра… А сегодня – день рождения Кроули, можно сказать, «крестного отца» сатанизма.
Даниил истово перекрестился, губы неслышно зашептали молитву.
– Кроме того, у них вроде двое новичков. По крайней мере, на их сайте идет активная заморочка мозгов двум неофитам под никами Эйзара и ПоЖЖигатель.
– Эйзара? – переспросил Савва с удивлением. – Девушка?
– Технический отдел установил ее настоящее имя. Некая гражданка Крапинина Елена Николаевна, девятнадцати лет. Я связался с участковым, так он описал ее как взбалмошную экзальтированную девицу. Нигде не работает, находится на содержании у родителей. Одевается броско, даже, можно сказать, вызывающе. Постоянно таскает с собой электрошокер или заточку.
– Ого!
– В пятнадцать с небольшим лет девушку изнасиловали… – Чернышов помолчал, собираясь с мыслями. – С тех пор у нее на этой почве небольшой сдвиг. Участковый говорит, что Крапинина тыкает шокером всех подряд, стоит ей хотя бы на секунду заподозрить в приближающемся мужике насильника.
– Добрая девочка!
– Слушает тяжелую музыку, громко слушает – в отделении уже две папки жалоб от соседей собрали. Возможно, Эйзара принимает наркотики.
На этот раз Корняков от комментариев воздержался.
– Про второго пока ничего не известно, технари работают. Больше вопросов нет? Тогда так: сходите в столовую, подкрепитесь, возьмите что-нибудь с собой. Может, всю ночь придется просидеть. В восемь выезжаем.
К северному углу длинного, как океанский лайнер, дома примыкал небольшой пустырь. Когда-то здесь начали делать спортивную площадку – кое-где на иссеченном трещинами вспученном асфальте сохранилась даже баскетбольная разметка. Вышки давно проржавели, покосились, деревянные щиты превратились в труху. Года три назад часть площадки отгородили, вроде бы собирались разбить маленький скверик, но в итоге, после небольшой бумажной войны между пенсионерами и автовладельцами, – отдали под гаражи.
Именно здесь, в глухом тупике, на стыке двух гаражных рядов, контроллеры спрятали штабную машину. Крайние «ракушки» вросли в землю, ржавая короста уже тянулась по бокам. Скорее всего, ими давно не пользовались.
Еще одна машина стояла у подворотни, чтобы в случае чего мгновенно перекрыть выезд со двора. Савва припарковал свою «девятку» на проспекте, метрах в пятистах от «музыкальной студии».
– Останови здесь, – сказал Чернышов. – У дома все места давным-давно жильцами разобраны, займешь чье-нибудь – нарвемся на скандал. А нам лишнее внимание не нужно.
Залитый светом проспект остался позади. Контроллеры пересекли погруженный в полутьму двор, забрались в штабную машину. В кунге вкусно пахло свежесваренным кофе. На столе дымилась чашка, в промасленной бумаге лежали три беляша. Перед целой батареей экранов и пультов сидел знакомый техник.
– Здравствуй, Костя!
– Артем Ильич! Добрый вечер! – молодой и непосредственный Костя моментально смекнул, что такая делегация вряд ли явится просто так, но на всякий случай уточнил: – Вы – сменить или только для контроля?
– Что – надоело? – вопросом на вопрос ответил Чернышов.
– Скучища же! Неделю сидим, а ничего не происходит!
– Могу тебя порадовать: сегодня произойдет. Возможно, сегодня. Так что мы тебя сменим, ночь посидим сами. А ты – поезжай домой и выспись. Вон синяки под глазами какие.
– Спасибо, Артем Ильич! – Костя схватил куртку, запасливо сунул в карман беляши. Уже собирался выскочить на улицу, но, вспомнив что-то, хлопнул себя по лбу и спросил:
– В журнал вы сами запишете?
– Да, – кивнул Чернышов. – Езжай уж. Спокойной ночи.
– Споко… в смысле – удачной охоты! – широко улыбнулся Костя и выскочил из машины.
Савва подтащил к пультам легкий пластиковый стульчик, осторожно уселся. Стульчик крякнул, но выдержал.
Два больших черно-белых монитора показывали одну и ту же картинку – просторную комнату с низким потолком и голыми бетонными стенами. Дом строили в конце шестидесятых, угроза атомной войны заставила архитекторов заложить в проект подвальные бомбоубежища. Большие, многокомнатные, способные вместить весь подъезд. Потом перегородки сломали, обновили вентиляцию – и бомбоубежища превратились во вполне прибыльный кусочек нежилого арендного фонда.
Первый экран охватывал всю комнату. В поле зрения попадал и высокий стеллаж, забитый музыкальной техникой – микрофонными стойками, колонками, микшерскими пультами – и стоящий на небольшом возвышении здоровенный пластиковый стол с металлической окантовкой. Абсолютно пустой и чистый, если не считать пять-шесть нечитаемых с такого расстояния надписей, явно выцарапанных ножом.
Второй монитор, мелкозернистый, с солидным разрешением, показывал только центр комнаты и край стола. Зато при большом увеличении можно было различить покрывающие пол странные символы, целые надписи и даже отдельные буквы. Многие из них оказались затерты или смазаны, зато некоторые выглядели совсем новыми.
– Любуешься? – спросил Чернышов. – Вот это и есть темпл.
– Сатанинский храм? Надо же…
Даниил вздрогнул, но промолчал.
– Он самый, – Артем подкрутил настройку, изображение стало резче. – Видишь, что на полу нарисовано?
Действительно, теперь и Савва и Даниил разглядели переплетенные жирные полосы, составляющие семиконечную звезду – знак Бафомета.
Инок перекрестился.
– Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, защити меня от нечистого…
– Обе камеры под потолком, – объяснил Чернышов, – одна с переменным объективом, вторая – с фиксированным. Микрофон тоже есть, но он пока отключен, чтоб батареи меньше сажать.
