стол.
— Садись, — предложил Роман задержанному. — Как тебя зовут?
— Хенаро, — поспешно ответил тот, глядя в пол.
— Хенаро, а дальше? — снова спросил Роман.
— Солис, — ответил задержанный, все так же не поднимая головы. — Хенаро Солис Ла Роса.
Лейтенант присел на край стола, задержанный остался стоять, а Сьерра расположился у него за спиной, почти у дверей.
— Садись, — вновь предложил Роман, и только тогда человек со шрамами опустился на один из стульев.
— Ты тоже участвовал в том деле в Бехукале? — неожиданно спросил лейтенант.
— Ничего не знаю ни о каком Бехукале, — ответил задержанный. — И не упомню, когда я там был в последний раз. Не понимаю, о чем вы говорите.
Роман пристально посмотрел на него.
— Тогда почему ты побежал? Почему так сопротивлялся при задержании? — Роман подчеркивал каждое слово.
Человек со шрамами поднял голову.
— Потому что я в бегах, вот почему, — скороговоркой произнес он и тупо посмотрел на Романа. — Сегодня ночью я дал тягу из лагеря и только-только успел приехать в Гавану... Даже денек не удалось погулять на воле, — пожаловался он неожиданно ребячливым тоном, словно усматривал вопиющую несправедливость в том, что его задержали.
Роман понял, что умственные способности этого человека намного ниже нормы. А Солис тем временем продолжал:
— Я и двенадцати часов не провел в Гаване... Надо же мне было встретить этого сукина сына Ястреба... Я и не знал, какого дьявола он там натворил...
— Помолчи, — приказал Роман таким твердым голосом, что Солис сразу затих и вновь опустил голову. — Когда ты в последний раз виделся с Мильито?
— С Мильито? — Солис недоумевал. Роман бросил на него сердитый взгляд.
— Да, с Мильито, — сурово повторил он. — С Эмилио Дукесне, которого ты прекрасно знаешь.
— Так ведь... Я бывал у него, но это было раньше... Меня уже третий месяц как упекли... Стало быть, с тех пор я его и не видел...
— За что тебя посадили? — спросил лейтенант.
На лице Солиса появилась глупая ухмылка.
— Было дело, — сказал он, осклабившись. — Подрались... Потом бутылки в ход пошли, стулья переломали... Еще немного, и разнесли бы всю эту кафешку.
Сменив тон, Роман тоже улыбнулся:
— А ты, видно, подраться не дурак, а, Солис?
Тот хитро ухмыльнулся и опустил голову, явно польщенный.
— Я ведь раньше боксером был, знаете? Настоящим боксером, не каким-нибудь там... Пятнадцать боев выиграл без передыху и почти все нокаутом. Меня даже в Штаты хотели повезти. — Он заметно оживился. — Видели бы вы меня тогда на ринге... Я был не из тех, кто прет напролом. Все секреты знал. А реакция какая была, а сила... Когда я выходил на ринг... — Он вдруг вскочил со стула и принял стойку, но тут же скривился от боли и схватился за поясницу. — Черт подери, — простонал он, — этот тип меня чуть на тот свет не отправил...
Он с трудом опустился на стул. Сьерра едва удержался от смеха.
— Вот каким я был, — продолжал Солис, которому явно нравилось рассказывать о своих боксерских подвигах. — Меня называли Мотыльком... Кид Мотылек... Потому что я порхал по рингу.
Сьерра указал на небольшую татуировку на шее задержанного, которую Роман со своего места не мог разглядеть.
— Это у тебя, наверное, с тех времен? — спросил сержант.
— Ага, — заулыбался Кид, обрадованный, что Сьерра обнаружил бесспорное свидетельство его былой славы, и показал лейтенанту маленькую бабочку, заключенную в круг. — Да меня до сих пор Мотыльком кличут.
Роман окинул взглядом сидящего перед ним и подумал, что, если б он давал кличку Солису, «мотылек» пришел бы ему в голову в последнюю очередь. Лейтенант часто сталкивался с прозвищами и кличками преступного мира и знал, как они даются. Иногда такая кличка действительно как-то характеризовала человека, его привычки или говорила о том, откуда он родом. Но очень часто прозвище давалось в насмешку: так, щуплого и сутулого парня могли окрестить Тарзаном, а человека с большой ступней — Золушкой. Вот и этого приземистого увальня прозвали Мотыльком.
— Послушай, Мотылек, — сказал Роман, — у кого может ночевать Мильито?
Выражение на лице Солиса мгновенно изменилось. Теперь он снова был настороже и процедил, стараясь улыбнуться:
— Откуда я знаю?
— У него есть женщина? — снова спросил лейтенант.
Солис посмотрел на него в замешательстве.
— Ничего я об этом не знаю... У Мильито всегда было две-три бабы в запасе, он кобель будь здоров. — Солис вставил крепкое словцо и посмотрел на Романа, как бы извиняясь. — Но с кем он там крутит, как их зовут, я понятия не имею.
Роман внимательно смотрел на Солиса.
— Послушай, Мотылек, для тебя же будет лучше, если ты скажешь правду. Неужели ты станешь утверждать, что никогда не встречал этих женщин в доме у Мильито и не знаешь ни как их зовут, ни где они живут?
Мотылек скорчил недовольную гримасу.
— Ничего я не знаю... В домино у Мильито я играл, это правда, но про его женщин ничего не знаю... Честно вам говорю.
Роман вынул из кармана фотокарточку с удостоверения и, показав ее Солису, негромко спросил:
— Может, скажешь, и его тоже не знаешь?
Солис испуганно взглянул на фотографию, потом на Романа.
— Нет, почему же, это Тео, приятель Ястреба, он иногда тоже приходит к Мильито сыграть в домино. Но я ничего про него не знаю. Встречал его там, и все.
Роман убрал фотографию в карман.
— Где живет Ястреб? — спросил он.
— Не знаю я, — заныл Мотылек. — Мильито я знаю, ходил к нему иногда поиграть в домино. А больше ничего не знаю. С Ястребом и Тео я познакомился у него. А где живет Ястреб, не знаю.
— Жил, — поправил Роман, не глядя на него, и щелкнул зажигалкой. — Ястреб погиб. Он сорвался с крыши, убегая от полицейского, в которого перед этим выпустил шесть пуль. Так что учти, — он взглянул на Солиса, — тебе выгодней говорить правду. Дела обстоят неважно, гораздо хуже, чем ты думаешь.
— Я вам сказал все, что знал, — пробормотал Солис, отводя взгляд. — Я же «загорал» в Матансасе, откуда мне что знать? Справьтесь в лагере, если не верите.
Встав, Роман сделал знак Сьерре, который, выйдя в коридор, позвал полицейского. Роман сказал, что допрос закончен, и поблагодарил его. Полицейский увел Мотылька обратно в камеру, а Роман со Сьеррой направились к машине.
— Законченный болван, — сказал Сьерра.
— Болван-то болван, но при этом стреляный воробей. Он не сказал и половины того, что знает.
Сьерра нахмурил брови.
— Не думаю, что он замешан в этом деле.
— Я тоже, — отозвался лейтенант, открывая ключом дверцу машины. — То, что он говорил о лагере, наверняка правда: вряд ли он стал бы врать, если мы можем тут же проверить. Но я готов поклясться, что он знает, где жил Ястреб и к кому мог отправиться Мильито.
— Очень возможно, — сказал Сьерра, устраиваясь на сиденье. — Вы заметили? Он называл его
