задумчиво его осмотрел и положил в бумажник, в отделение для мелкой монеты.
Потом выдвинул один из верхних ящиков стола. Вороненая сталь пистолета показалась еще темнее в его белой руке. Вынув барабан, Мирамар убедился, что все девять пуль на месте, и снова вогнал его. Губы врача растянулись в улыбке, а глаза совсем исчезли за толстыми складками век.
Он снял трубку, набрал чей-то номер:
— Говорит Мирамар. Это ты?
— А кто ж еще? — отозвался на том конце провода чей-то скрипучий голос.
— У меня были Франсиско и Хулия. Мы договорились делить деньги на четверых.
— Когда?
— Сегодня в девять вечера, в Виста-Алегре. Придешь?
— Не беспокойся, приду.
— Хосе Антонио Трухильо, брат Хосе Мануэля Трухильо, сорока пяти лет, ветеринар. Работает неподалеку от Сантьяго. — Рубен сел, не отрывая глаз от бумаги. — Рабочая и политическая характеристики положительные. В течение месяца участвовал в сафре[5]. Отношения с товарищами по работе хорошие, хотя и несколько сдержанные. Женат не был, и соседи утверждают, что женщины к нему не ходят. Сотрудничает с Комитетом защиты революции, хотя и не очень активен. Среди соседей слывет человеком замкнутым и молчаливым. У его дома иногда видят голубой «меркурий», номер пока неизвестен.
— Уже известен. — Осорио полистал свой блокнот. — Это машина доктора Мирамара. Номер семьсот пятнадцать — четыреста шестнадцать.
Сделав у себя пометку, Рубен продолжал:
— Начальник Хосе Антонио утверждает, что в четверг Хосе Антонио с утра не вышел на работу, позвонил по телефону, сказал, что плохо себя чувствует и хочет сходить к врачу.
— Известно, к какому?
— Да, он говорит, что был у доктора Мирамара.
— Обидно! Если б я знал об этом, когда смотрел его записи!
— Какие записи?
— Пациентов, которых принял доктор Мирамар в четверг утром. Я держал эту тетрадь в руках! Что у тебя еще?
— Человек, который ждет в коридоре.
— Веди его.
Рубен вышел и вернулся с высоким мужчиной крепкого телосложения. Светло-карие глаза на его гладко выбритом лице смотрели гордо и вызывающе, но мягкий женственный рот странно не вязался с волевым квадратным подбородком. Черные, начинающие седеть волосы уже поредели на лбу и на висках, что придавало лицу мужчины еще более серьезное и значительное выражение. После обычных приветствий ему предложили сесть.
— Вы давно работаете ветеринаром, Хосе Антонио?
— Уже пять лет.
— Иначе говоря, диплом вы получили, когда вам было сорок.
— Мои занятия не были регулярными. Лишь ценой больших усилий мне удалось получить профессию. Можно сказать, я сам всего добился.
— А брат вам не помогал?
— Хосе Мануэль? Да он никому не помогал. Сидел на своих деньгах. Даже мне, своему брату, руки не протянул. Всего один раз я попросил его о помощи, так он мне ответил, что деньги надо зарабатывать, а не выпрашивать.
— Вы с ним не ладили?
— А кто с ним мог ладить! Я ж вам говорю, это был редкий эгоист, но ему везло. В один прекрасный день разбогател и с тех пор в каждом видел угрозу своему богатству.
— Зато, как я слышал, не жалел денег на вечеринки.
— И на женщин. Они выманивали у него что хотели. Еще бы! В его возрасте надо быть щедрым. И он мог себе это позволить. Он развлекался, пряча по дому купюры в сто песо, чтобы гости искали их, а я в это время... — Хосе Антонио стиснул зубы.
— Это происходило в Сьюдамаре?
— Да, именно там.
— Хосе Антонио, приходится вам в вашей работе пользоваться хирургическими перчатками?
— Иногда приходится, это зависит от того, какую помощь я оказываю животному Но я хотел бы знать, почему меня привели сюда? Почему мне задают столько вопросов? Что происходит?
— Мы ведем расследование... одной кражи.
— Кражи? А что украдено?
— Мы еще не знаем и нуждаемся в вашей помощи.
— Я вас слушаю.
Осорио откинулся на спинку стула.
— Рамон Абель был вашим племянником?
— Да, хотя я не уверен, правильно ли говорить о нем в прошедшем времени.
— Вы думаете, он жив?
— Я ничего не думаю, лейтенант Я не знаю, жив ли он, но и о его смерти мне тоже ничего не известно. Я его не видел с тех пор, как он уплыл на лодке и, говорят, утонул. Но я не видел также и его трупа.
— Один человек спасся после катастрофы и утверждает, что Рамон Абель был в лодке.
— Иному дай тысячу песо или чуть больше, и он станет Говорить, что в лодке была его родная мать.
— Итак...
— Итак, я ничего не знаю, и у меня нет никаких доказательств, но... неужели он как-то связан с этой кражей?
— Возможно.
Осорио выдержал паузу, чтобы как следует изучить лицо Хосе Антонио, но ничего необычного в нем не заметил.
— У вас хорошие отношения с Хулией?
— А по-моему, это дело семейное.
— И все же прошу вас ответить.
Хосе Антонио глубоко вздохнул.
— Да, хорошие. Она моя невестка...
— Где вы были в четверг с восьми до десяти часов утра? — стремительно прервал его Осорио.
Хосе Антонио казался удивленным.
— В четверг, то есть вчера? Вчера утром я почувствовал себя плохо и пошел к врачу.
— У какого врача вы лечитесь?
— У доктора Мирамара, это наш семейный врач.
— А на работе у себя предупредили?
— Я считал это необходимым. А вдруг возникнет какая-нибудь сложность, какое-нибудь срочное дело?
— И вы действительно были у врача?
— Разумеется. Я записался на прием около восьми и стал ждать доктора Мирамара. Его жена сказала, что он куда-то пошел. Так ведь и прием начинался с десяти. Украли что-то у доктора?
Тон у Хосе Антонио был располагающий.
— Нет, — поспешил внести ясность Осорио. — Обокрали одного служащего из зоопарка.
— Охотно верю, здесь еще хватает бандитов. Окружат кого-нибудь и отнимут деньги.
— У этого человека отняли не деньги.
Ожидая, когда офицер продолжит, Хосе Антонио застыл с выражением несколько глуповатого
