На конверте номер телефона. Спроси Густава. А теперь мне пора,— старик вынул из кармана жилета старомодные часы,— у меня сегодня еще одна встреча.
Он положил деньги за выпитый чай и направился к выходу. Взгляд, брошенный па часы, был предлогом прервать беспредметный разговор, ибо его предложение было уже принято. Хотя та, вторая встреча, о которой он упомянул, не была выдумкой. Только времени до нее оставалось вполне достаточно: назначена она была на одиннадцать вечера. Следовало только сменить костюм, правда, условленное место находилось довольно далеко. Это был бокс сборного гаража, стоящего вблизи комплекса жилых домов в отдаленном квартале города.
Могло показаться, что близкое соседство жилых домов не слишком способствует тайной встрече. Но гараж стоял несколько в стороне и к окнам был обращен задней стеной, которую, кроме того, загораживали деревья и кусты. Л ворота боксов выходили на маленькую площадку, прилегающую к улочке без построек и названия. Это была заранее асфальтированная дорога, поскольку предусматривалась дальнейшая застройка района.
Войти в гараж и выйти из него, особенно в такое позднее время, не привлекая ничьего внимания, не составляло труда. Бокс и стоявшая в нем машина не были собственностью старика. Тем не менее у него были ключи от гаража и от машины и водительские права. Он мог всем пользоваться, когда хотел.
Светя фонариком, старик открыл дверь и проник внутрь. До встречи еще оставалось немного времени, он сидел в темноте и размышлял. Незадолго до назначенного часа зажег свет, вытащил тряпку и протер стекла машины.
Вскоре он услышал снаружи осторожные шаги. Он не прерывал занятия, пока не раздался условленный стук. Старик повернулся и произнес вполголоса;
— Заходи. Я один.
Дверь приоткрылась, и на темном фоне мелькнул силуэт человека. Вошедший был в шляпе и пальто с подняв тым воротником. Он вошел в освещенный бокс и приблизился к машине.
Хорошо, что ты уже здесь, а я боялся, что придется ждать.
Привет, Урбаняк, садись в машину, расскажи, в чем дело. Я погашу свет, и нас не будет видно, а мы заметим, если кто подойдет...
Когда они сели в машину, Урбаняк подробно рассказал о допросе.
— Хорошего мало,— отозвался из темноты голос ста рика.— Но если не потеряешь голову, они тебе ничего предъявить не смогут.
Черт их знает! Я начинаю бояться. Скажи, зачем вы прикончили Яблочко? — Голос Урбаняка выдал плохо скрываемое возмущение.
Он обворовал друзей. Надеюсь, достаточно?
Да, конечно! Но когда мне об этом сказали, мне стало нехорошо. Я не видел никаких причин...
А теперь видишь? Но это дело еще не окончено, так как деньги прихватила его девчонка.
Алка? — В голосе Урбаняка прозвучало недоверие,
Да, она. Но это разговор другой. Говоришь, вызывают на завтра?
Да. Но я думаю, лучше будет смыться. Кто знает, что они еще пронюхали, выглядит так, что знают много.
Если боишься, что сдадут нервы, то действительно лучше слинять. А у тебя есть куда?
Я уже все обдумал. В Гданьске у меня приятель, свой парень. Деньги есть, а остальное он организует. Это недешево обойдется, но меня он переправит. Однако часть
доли мне надо в валюте, все равно по какому курсу.
Какое-то время старик молчал. Наконец спросил:
А если тебя поймают? Тогда уж не сможешь отрицать. Такое бегство — это уже признание вины!
Если хорошо заплачу, не поймают. Об этом не беспокойтесь.
Готов. Возьму только небольшой чемодан, он уже на вокзале.
Хорошо посмотрел? Никого не было на хвосте, когда шел сюда?
Даже если и был, то я от него оторвался. В этом переходе на Маршалковской, который ты нам показал.
Ну, хорошо... Деньги получишь, но за ними надо съездить в Юзефов.
Часть валютой?
Может быть, и найдется. А курс заплатишь такой, как следует, и ни грошем больше. Приятеля в такой ситуации обирать не стану. Подожди, я выведу машину...
Через город проехали молча. Только на Медзешиньском валу Урбапяк произнес:
Подбросишь меня на вокзал?
Но не слишком близко. В котором часу уезжаешь?
В четыре с минутами.
Лучше на вокзале не сиди. Задержимся немного у меня, так чтобы в вагон сел прямо перед отходом поезда.
Снова воцарилось молчание. Машина, тихо шурша шипами, двигалась среди ночи, разрезая ее остриями фар. Они давно были за городом, когда в какой-то момент старик начал судорожно хвататься за руль, который, казалось, неловко подпрыгивал у него в руках. Он резко нажал на тормоза, и машина с писком остановилась.
— Черт подери! Передняя покрышка. Придется заменить.
Старик вылез из машины н наклонился над колесом. Потом обошел капот, появившись на миг в резком свете фары, и осмотрел следующую покрышку. Наконец выпрямился и кивнул приятелю.
— Выходи, ты должен мне помочь. Посмотри, как ее продрало...
Урбаняк вылез из машины и подошел к колесу. А когда он нагнулся, ища повреждение, над головой его взметнулся большой французский ключ. И опустился, вминая шляпу в кости раздробленного черепа.
Потом старик столкнул тело с насыпи, по которой в этом месте проходило шоссе. Оно покатилось вниз между растущими там кустами. Старик постоял минуту, стараясь взглядом проникнуть сквозь темноту. Наконец сел за руль и двинулся вперед. Вскоре он разглядел боковую дорогу, подал машину назад п, развернувшись, покатил в сторону города.
Вернувшись после осмотра трупа, Выдма сел за стол, вынул сигарету п пододвинул пачку поручику. Тот кивнул и, ничего не говоря, протянул майору зажженную спичку. Только когда первый дым рассеялся в воздухе, майор прервал молчание:
Итак, это уже номер второй. Наш противник заметает следы, и довольно поспешно. Кто обнаружил труп?
Крестьянин из ближайшего хозяйства. У него луг возле Вислы.
Неплохо проломили череп...
Чистая работа. Никаких следов.
Ваш вчерашний выстрел попал в цель, но вызвал слишком быструю реакцию. На свое несчастье, Урбаняку удалось уйти из-под нашего наблюдения.
Дорого ему это обошлось, но и нам тоже. Я не думал, что был так близко от этой щуки, которая кружит где-то в темной глубине. Я парочно не дожал Урбаняка до конца. Хотел дать ему время раскаяться. Меня интересовало, с кем он поделится впечатлениями...
Поручик кивнул:
— Ну и поделился с кем-то, но мы не знаем с кем. Однако в вашем объяснении мне чудится немного самокритики, извините, начальник...
Выдма усмехнулся:
