Он – голова был, неплохо разбирался, откуда деньгами пахнет. Ну, и я за ним, вроде как ведомый. Сначала мелкие дела вершили, но постепенно раскрутились. В девяносто третьем подвернулся случай, сейчас даже не верится. Банк один на грани барахтался, сдавали его за копейки вместе со всеми долгами и недвижимым барахлом. Витюха и здесь не зевнул. Своих денег у него не хватило, так он меня в компаньоны взял. Дальше уж дела в гору пошли, не остановить, гребли деньги лопатой – и всё равно оставалось. Ну, жизнь облагородили себе, сам понимаешь, тачки там приличные, домик трехэтажный, шмотки, то-се… Не жизнь – сказка. Ты на это всё не смотри, – он пару раз хлопнул рукой по обшлагу плаща, – это так, последствия. А тогда мы даже у Зайцева одеваться брезговали. Во от…
– А паровозик-то здесь при чем? – не выдержал я. Слишком этот монолог затянулся.
– Дойдем и до него, не торопись. Слушай дальше. Жили мы так припеваючи, пока кризис не случился. Дефолт который. Всем было несладко, и по нам вдарило, конечно. Анекдот, знаешь? Про те времена? Звонит один банкир другому, спрашивает: «Алло, Вася, ты? Как дела?» Второй отвечает: «Хорошо». «Ой, извините, – говорит первый, – я, кажется, номером ошибся…» Улыбаешься? Так это точно про нас. Витюха, чтобы контору нашу на плаву удержать, свои бабки в нее горстями кидал, как в топку. Машины продал, дом заложил… А я в стороне стоял, ухмылялся, была уже тогда у меня одна мыслишка, главбух, скотина, нашептал. Ну, с Витюхиной помощью кое-как кризис пережили, и тут-то я и не прозевал свой шансик. Собрал акционеров, да и рубанул прямо: так, мол, и так, Виктор Сергеич виновен в нецелевом использовании средств, расхищении активов и прочее в таком же духе. У него, бедняги, аж речь отшибло, только всё смотрел на меня. Будто не верил. А я несся, как по проторенной дорожке: генеральный директор спохватился только во время кризиса, испугался аудиторской проверки, бросился денежки назад вертать, да поздно уже было.
Собеседник, похоже, вычитал в моем взгляде нечто красноречивое, потому что потупился на миг, смешался.
– Не смотри на меня так, парень, не стоит. Все люди – волки, весь мир – большой сортир. Был бы у тебя похожий шансик, и ты б не прозевал. И нечего тут глазами сверкать. Честные мы только на словах, ты не лучше других, поверь мне. Всё цену имеет, и благородство, и дружба, и честность, всё. У каждого своя цена, но она есть. В общем, захотелось мне одному в банке паханом сидеть, и Витюху я таки задавил. Назначили проверку, вскрылось много всего – Витюха-то бабками, как своими распоряжался, захотел – в дело вложил, захотел – очередной своей цаце шубу сосватал. Он-то знал, что в любой момент недостачу восполнит, стоит только парочку верных делишек провернуть, у него на это нюх был, я тебе сказал уже. Так что он даже особо и не маскировался – в открытую работал.
Мне стало противно.
– И что?
– Убрали его с поста, расследование началось, судебных приставов поналетело – имущество описывать. То, что осталось. Он со мной встретиться пытался пару раз, звонил, но я не откликнулся. Решил – пойду до конца. Все от него отвернулись, общие знакомые даже руки не подавали, а шалавы… ну, сам понимаешь, они шалавы и есть – стоило ему обезденежеть, как их сдуло, словно ветром. Так что когда у него на этой почве чего-то с сердцем приключилось, – никого рядом не было. Бабок тоже, сам понимаешь. Свезли Витюху в обычный городской стационар, где он через два дня умер.
Он поставил паровозик на стол, зашарил руками по карманам, потом чертыхнулся вполголоса. На меня он старался не смотреть.
– Клянусь, я не знал. Я видел, что Витюха пытается до меня дозвониться, но думал это всё по поводу наших заморочек с банком. А он там подыхал один, понимаешь! Без лекарств, без денег, да и без помощи тоже – ты, наверняка, в курсе, как у нас в больничках медперсонал к обычным пациентам относится. К тем, что заплатить не могут. Кровать его в коридоре поставили, у разбитого окна – еще бы день, и Витюха вдобавок и воспаление схватил бы. Только не успел. А потом поздно было… Я как узнал… не поверишь, конечно… волосы на себе рвал! Похороны устроил по высшему разряду… гроб… памятник… только разве совесть этим успокоишь!!
Последние слова он выкрикнул почти в полный голос так, что даже перекрыл шум перехода. На нас стали оглядываться. Впрочем, без особого интереса – ну, торгуются ребята слишком эмоционально, что с того?
– Поздно, батя, пить боржом, когда печень отвалилась, – пробормотал я скорее себе, чем собеседнику.
Однако он услышал.
– Ну, ты прав в чем-то. Но знаешь: одно дело друга подставить, а другое совсем – бросить его умирать одного. А он ведь на меня надеялся! Ждал до последнего… Э эх, – он махнул рукой, – да что говорить! Подонок я и совершил подонство. Это-то меня и буравило постоянно. Так, бывало, прихватит иногда, кажется – вовек не отмоюсь! На кладбище к нему приезжал каждый год, букет клал, стоял, как положено, со скорбной рожей… И казалось мне, веришь, что каждый проходящий мимо человек так и норовит ткнуть в меня пальцем: «смотрите, он друга предал!» Да будь они прокляты эти бабки!
Вакханалия самокритики мне надоела. Я грубо оборвал его:
– Трогательная история. Одно не понятно: при чем здесь паровоз?
«Бомж»-банкир тряхнул головой негодующе, словно говоря: «нет, ну вы посмотрите, какой тупица попался!»
– А я тебе о чем толкую! Как-то по пьянке в одном кабаке нажаловался я случайному собеседнику про свои горести. А это Каин и был. Если ты про него не слышал, объяснить будет сложно, кто он такой. Просто уясни для себя, что этот парень решает проблемы. Любые. И методы у него… – он крутанул в воздухе пальцами, – такие, что по второму разу обратиться – тысячу раз подумаешь. Он-то мне и предложил Исправника. Это не просто игрушка…
Его рука ласково погладила паровозик, потом неожиданно крепко стиснула так, что побелели костяшки пальцев.
– Осторож… – вскинулся было я.
– Не боись. Эта штука не ломается. Кто его сделал, когда – неизвестно. Каин сказал, что при нем уже шестеро Исправником пользовались, первый откуда-то из Европы его привез. То ли из Венгрии, то ли из Италии… не помню. Вещица вроде с виду неказистая, а вот такие проблемы, типа той, что я тебе расписал, решает. Легко и непринужденно.
– В смысле? – Я даже растерялся.
– Всё просто. Надо только в голове держать тот случай, который заново переиграть хочешь, да катнуть его пару раз, вот так… – он показал как, – и все дела. Как действует – не спрашивай, не знаю. Просто выходит задним числом, что в тот день, когда всё закрутилось, ты по-иному поступил. Ну, вроде как второй шанс получаешь… А третьего не будет – Исправник по такому принципу работает: один человек – одна попытка. Потом чего хочешь с ним делай – по столу катай, об стену стучи… ноль реакции. А другому передаешь – снова работает.
– И ты что же? Исправил?.. – недоверчиво спросил я.
Он хмыкнул.
– А то ты не видишь? Сработало, мать его через корыто! Только… лучше б не работало…
– Что-то не так?
– Всё не так, едри тя в корень! Всё! Как дело-то было? Вспомнил я тот день, ну, заседание совета, представил во всех подробностях и… того… катнул паровозик. Никаких внешних эффектов, я тебе скажу, ничего. Просто в голове помутилось немного и всё… В себя пришел, плюнул – падла, думаю, не сработало. Купил меня Каин своими басенками, купил, как пацана. Сунул паровозик в карман, да и в банк засобирался. Спускаюсь вниз – машины нет… Думаю, что за дела? Уехал Сергуня, водила мой, бомбить, что ли? Ну, погоди, гаденыш, вернись мне только! Плюнул, пошел тачку ловить – и тут облом! Бабок нет! По карманам еле на метро наскреб… Приезжаю, а охрана меня не пускает. Не велено, говорит, личный приказ Виктора Сергеича. Кого?! Тут уж я озверел. Не зря в погранах служил, дети они все против меня – раскидал сопляков, наверх прорвался. А там – Витюха мой сидит и спокойненько так говорит: что ты, мол, Леха, ерепенишься? Всё уже сто раз обговорено, долю я твою выкупил? Выкупил. Акции ты передал? Чего ж ты еще хочешь?
– В смысле? – не понял я. – Он что, живой теперь?
