Он совсем не видит меня. В упор не видит.
Если бы посмотрел как следует, наверняка заметил бы, что со времени помолвки я потеряла семь фунтов.
Глядя на меня, он видел то, что хотел видеть.
Интересно, что же именно?
ДАНИЭЛЛА
ЕСЛИ ЭТО ЛЮБОВЬ
Я всегда гордилась способностью себя развлечь.
Не имею в виду ничего сексуального, нет уж, спасибо.
Видите ли, сколько помню себя, я всегда была чем-то вроде одинокого волка. Замкнутая, отчужденная. Не асоциальный тип или что-то в этом роде, просто вполне самодостаточная личность.
Но среднему человеку обычно бывает не по себе в присутствии одиночек-индивидуалистов. Особенно когда одиночки-индивидуалисты – совсем еще дети.
Много лет взрослые пытались, что называется, вовлечь меня в коллектив. Обычные люди просто не понимают детей, которые предпочитают держаться в стороне от этого самого коллектива.
Когда я была в начальной школе, за дело взялась моя мать.
– Каждая маленькая девочка хочет записаться в герлскауты! – умоляла она.
– Только не я, – напрямик заявила я.
– Но почему, Даниэлла? Там так весело!
Я раздумывала над ее словами секунд этак тридцать.
– Нет, спасибо, – отказалась я, расправляя новую розовую юбочку, недавний подарок бабушки. – Кстати, эти униформы – настоящее уродство. Зеленый и коричневый цвета кажутся грязноватыми.
Администрация средней школы подхватила знамя коллективизма, которое выпустила из рук моя мать.
Еще в предпоследнем классе психолог-консультант предупредил, что меня не примут в приличный колледж, если я не запишусь в спортивный клуб или не займусь каким-нибудь видом внеклассной работы.
– А именно? – попыталась уточнить я.
– Ну, скажем, быть в команде поддержки.[14] Или, ну не знаю, в школьной газете. Чем ты интересуешься, Даниэлла?
– Одеждой и драгоценностями.
– Правда, у нас нет кружка кройки и шитья, но, может, ты организуешь? Инициатива всегда приветствуется и…
Полагаю, мое потрясенное лицо остановило мистера Бернса на полуслове.
– Ну, – покорно добавил он, – хотя бы подумай об этом, ладно?
– Договорились, – кивнула я, поднимаясь, чтобы покинуть душный крохотный кабинет. – Но на вашем месте я бы не слишком рассчитывала.
К счастью, ко времени окончания колледжа большинство взрослых решили позволить мне жить своей жизнью. Может, потому что я сделалась почти одной из них.
Во всяком случае, никто не стал протестовать, когда я объявила о своем решении жить самостоятельно. Каждое лето я устраивалась сразу в несколько мест – не такая легкая задача, когда пытаешься одновременно вращаться в обществе, – чтобы платить за одноместную комнату в общежитии.
Понимаете, быть постоянным участником фильма ужасов в образе соседки, готовой трещать все двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю, – не то удовольствие, которое мне хотелось бы испытать.
Даю слово, мне никогда не надоедало собственное общество. И я не скучала, проводя вечер в одиночестве и дома.
До той особенной ночи в июне, примерно за шесть недель до моего тридцатилетия.
Уютная квартирка в Бэк-Бэй сверкала чистотой.
Тихо мурлыкал кондиционер.
Холодильник был набит всем необходимым: шампанское, диетическая газировка, йогурт.
Я только что вернулась из любимого парикмахерского салона, где сделала маникюр и педикюр.
Все было идеально, на своих местах.
Кроме меня. Я вдруг обнаружила, что стою посреди гостиной.
Просто стою.
Видите ли, обычно я никогда не стою. И не сижу.
Я лежу на диване. Но это, пожалуй, можно назвать искусством.
А вот в моем сегодняшнем состоянии, пожалуй, было нечто иное. И совершенно новое.
