– Работаю в комитете по спасению кисс-риверского маяка. Мы готовим информационную брошюру, чтобы привлечь внимание к этой проблеме.
Этот маяк всегда как-то странно завораживал его. В тот день, когда они приехали в Аутер-Бенкс, он отправился посмотреть на него еще прежде, чем они занесли в дом все коробки. Оливия осталась дома и распаковывала вещи, слегка обеспокоенная, что ее оставили трудиться одну, и расстроенная, что он не позвал ее с собой. Этот день стал началом конца.
– Это было так странно, Оливия. Я прихожу на собрание и оказывается, что председатель комитета ни более ни менее как муж Энни. – Он посмотрел на нее, и она поняла, что он проверяет, можно ли говорить на эту тему.
Она сама не знала, что выражает ее лицо. Алек был председателем комитета по защите маяка? Пол работал с ним вместе, плечом к плечу? Мысли быстро прокручивались у нее в голове. Должна ли она сказать Полу, что они с Алеком знакомы? Тогда ей нужно будет рассказать и об уроках, которые она брала, и о двух приглашениях на обед. Она чувствовала, что все больше и больше запутывается в паутине лжи.
– Я хотел тут же уйти, – продолжал он, размахивая печеньем в воздухе, – но мне пришлось остаться. Ведь я буквально умолял, чтобы меня взяли в комитет, но совершенно не ожидал при этом, что Алек О'…– он замолчал и театральным жестом прикрыл рот рукой. – Извини. Думаю, ты не хочешь снова слушать всякую чепуху, связанную с Энни.
– Все нормально, – ответила она. – Можешь говорить о ней, сколько хочешь. Я знаю, что тебе это необходимо. Я знаю, что тебе больше не с кем поговорить о ней. – Она подумала, что он, наверное, чувствовал себя примерно так же, как она сама, когда сегодня днем рассказывала о нем Алеку. Наконец она поняла, как Полу необходимо излить свои чувства кому-нибудь.
Он сел по другую сторону стола и уставился на нее, его глаза покраснели.
– Зачем ты все это делаешь? – спросил он. – Зачем ты сидишь здесь и позволяешь мне болтать о женщине, из-за которой разрушился наш брак?
– Потому что я все еще люблю тебя и беспокоюсь о тебе.
Он отвернулся от нее.
– Я больше не могу говорить с тобой о ней. Это всегда было нехорошо с моей стороны.
Оливия встала и подошла к нему. Опустившись на колени, она взяла его за руку, но он выдернул ее. На его лицо появилось напряженное выражение.
– Не надо, – сказал он. Она опустилась на ковер.
– Помнишь наши долгие прогулки по утрам?
Он нахмурился:
– Почему ты заговорила об этом сейчас?
– Это одно из самых моих любимых воспоминаний: как мы с тобой гуляли, взявшись за руки, по парку Рок-Крик. Покупали в маленькой закусочной бутерброды с сырным кремом и зеленым луком и…
– И почти каждый раз твой пейджер начинал пищать.
Она прислонилась спиной к стене, чувствуя свое поражение:
– Неужели это было так часто?
– Можешь в этом не сомневаться.
– Тогда мне так не казалось. Если бы я знала, чего это будет мне стоить, я постаралась бы как-то исправить ситуацию.
Раньше она думала, что он восхищается ее усердием. «Ты – трудоголик», – говорил он, и по его интонации можно было заключить, что это скорее нежное поощрение, нежели осуждение. Конечно, он понимал, почему она стала такой. Он знал это лучше, чем кто-либо другой. Еще в школе, а затем и в колледже, она сознательно с головой ушла в учебу, не оставив себе времени для личной жизни. Работа оберегала ее от флирта, которому она, так и не научилась, и от случайного секса, о котором вообще не могло быть и речи. А к тому моменту, когда она познакомилась с Полом и поняла, что рядом с ним ей ничто не угрожает, работа уже прочно вошла в ее жизнь, и, казалось, нет причин что-то менять. Теперь она увидела свою ошибку: приняв Пола как нечто само собой разумеющееся, она отдала ему так мало самой себя, что он был вынужден фантазировать, чтобы представить себе всю ее целиком. И однажды он обнаружил, что его фантазия гораздо лучше действительности. Их брак потерял всякий смысл.
– Это моя вина. – Она уронила голову на руки. – Это моя вина, что все развалилось. Я так скучаю по тебе, Пол. Если ты вернешься, я все переменю. Брошу свою работу. Пойду работать официанткой. Буду чистить креветок и извлекать из раковин устриц исключительно в рабочие дни. Никаких вечеров и уик- эндов.
Она услышала его смех и подняла глаза. Пол успел снять очки, и под глазами еще сохранялись следы от них, он улыбнулся.
– Лив, – сказал он, и в его голосе прозвучала нежность, которой она не слышала много месяцев, – это именно я все испортил, ты здесь ни при чем.
– Девять лет, – сказала она, – ты производил впечатление счастливого, всем довольного человека.
Он кивнул:
– Я был очень доволен. Все было хорошо. Все было почти идеально. Я изменился, Лив, и мне очень жаль.
Она подумала о кроватке, о гулких ударах маленького сердца, заполнивших кабинет гинеколога.
– Мы можем пойти к консультанту-психологу, – сказала она, – должен же быть какой-то способ все уладить.
Он покачал головой и встал, протягивая руку, чтобы помочь ей подняться с пола, но тут же отпустил, едва лишь она распрямилась. Он направился к двери, явно показывая, что она слишком загостилась.
