отставал, чтобы наблюдать за ними сверху, когда они были похожи на молодую пару, проводившую в горах свой медовый месяц. И вот, во время одного из таких спусков, Фрэнк, шедший на большой скорости впереди жены, упал и умер. Наверное, он сначала умер, а потом упал. Все произошло мгновенно. Алекс едва успел затормозить около них. Кэтрин спокойно сказала: “Фрэнк ушел”. Алекс начал было говорить слова соболезнования, но она остановила его: “Все в порядке, Алекс. Он мечтал о таком уходе. Он счастлив”. Она не сказала “умер”, на ее лице не было скорби. Его особенно поразило слово “счастлив”. “Действительно, прекрасный уход, — подумал тогда Алекс. — Альпы, яркое зимнее солнце, ослепительно белый снег. Человек мчится вниз, легко перенося тяжесть послушного тела с одной лыжи на другую и не чувствуя своих восьмидесяти двух лет. Каждая его клетка полна жизни… И вдруг некий внутренний маятник, отмеривающий время, отведенное нам в этом мире, качнулся немного сильнее и безболезненно пересек ту таинственную границу, которая отделяет бытие от небытия и из-за которой уже нет возврата. Что может быть лучше! Я бы не отказался от такого ухода. В общем-то, смерти не следует бояться. С ней надо лишь успеть разминуться на большой скорости…”
Снежные Альпы напомнили о другом снеге, который так и остался для Алекса большой загадкой, чем-то на грани мистики и черной магии. Как-то гостил он у родственников в Бостоне и очень подружился с их сыном, четырехлетним Мирончиком. Однажды мальчик заявил, что не заснет, если Алекс не расскажет ему на ночь сказку. Сказка была рассказана, но Мирончик все не засыпал. И вдруг он спросил:
— А ты можешь быть волшебником?
— Могу, — ответил Алекс, не подумав о последствиях.
— Ну, тогда сделай так, чтобы завтра пошел снег.
Дело было в апреле, последний снег растаял больше месяца назад. “Обманывать детей нехорошо, — подумал Алекс, — но отступать поздно. К тому же завтра все забудется”.
— Обещай, что заснешь, если сделаю.
— Обещаю.
Алекс произнес волшебное заклинание, и уже через пять минут Мирончик сладко спал. Рано утром он ворвался в спальню родителей с громким криком:
— Он волшебник! Он настоящий волшебник! Он сделал это!
За окном валил снег…
Не обошел “кинопроектор” и самый яркий эпизод в профессиональной жизни Алекса — “яркий” в прямом и в переносном смысле. Перед его глазами, в который раз, возник тот памятный пожар на нефтяной скважине. Случилось это на одном из островов в Малаккском проливе. Во время бурения неожиданно началось аварийное фонтанирование. Нефтяной пласт вдруг вышел из-под контроля и “заработал”. Нефть под огромным давлением прорвалась в скважину и стала выбрасывать с невероятной силой на поверхность все, что в ней находилось. Алекс впервые видел, как тяжелые стальные трубы вылетали из скважины и, извиваясь в воздухе, как макароны, бились, будто в клетке, внутри буровой вышки. В какой-то момент удар металла о металл высек искру, и ревущая струя нефти превратилась в гигантский факел, плавивший металл и озарявший все вокруг на десятки километров. Это незабываемое зрелище показало Алексу более наглядно, чем все расчетные формулы вместе взятые, какую сокрушительную энергию таят в себе нефтяные пласты и какая точная ювелирная работа требуется для того, чтобы держать их под контролем. Малейшая оплошность или просчет — и нефть вырывается наружу, сметая все на своем пути… На эти воспоминания хаотически наползали другие — женщины, репатриация в Израиль, жизнь в Канаде…
“Э, нет, — сказал себе Алекс, — так дело не пойдет. От этого калейдоскопа можно обалдеть еще больше, чем от всего, что произошло за последний месяц. Если уж вспоминать, то что-то одно и упорядоченно. А не восстановить ли в памяти всю ту почти немыслимую цепь случайных драматических событий, которая привела его и Андрея к тому, чем они сейчас занимаются?” Эта мысль увлекла его. Сон все равно прошел, а четырех часов полета вполне достаточно, чтобы прокрутить все это в голове кадр за кадром. “С чего начнем? — спросил он себя и тут же решил: — Начнем, пожалуй, с Канады”. Как он оказался в этой стране? После двух лет жизни и работы в Израиле Алекс получил приглашение от крупной канадской нефтяной компании занять должность советника по зарубежной разведке и переехал в Калгари. Первоначальный двухлетний контракт превратился в шестилетний, и за это время ему пришлось поработать почти на всех континентах. Но занимаясь разведкой в разных странах, он продолжал внимательно следить за поисками нефти в Израиле. Его поражали их бессистемность, хаотичность, непрофессионализм. При встречах с израильскими коллегами он говорил об этом. С ним соглашались, однако ничего не менялось. Тогда он написал письмо министру энергетики, в ведении которого находилась нефтяная разведка. Ответа не последовало. Но когда через год Алекс вернулся в Израиль, перед ним закрылись все двери. В работе ему было отказано. Сосед по дому, занимавший важную должность в администрации университета, взялся по собственной инициативе переговорить о нем с деканом геологического факультета, с которым Алекс не был знаком. Он вернулся после разговора обескураженный: “Алекс, что ты такое натворил? Декана передернуло, как только я назвал твое имя”. Было ощущение, что какая-то таинственная инстанция, определяющая кошерность граждан, сделала в его личном деле отметку, подобную волчьему билету: “Не подлежит трудоустройству в государстве Израиль”. Это ощущение превратилось в уверенность, когда в его руки, по недосмотру чиновника, попало конфиденциальное письмо министра энергетики министру абсорбции, в котором говорилось: “Профессиональные качества геолога Алекса Франка не соответствуют израильским стандартам. Поэтому трудоустроить его даже по специальной стипендии министерства абсорбции не представляется возможным”. Вся эта кафкианская ситуация очень смахивала на то далекое школьное избиение во время “дела врачей”, когда у маленького Алекса просто не было шансов. И все же тогда ярость одноклассников была хотя и слепой, но справедливой — били за дело, за отравление видных деятелей государства. Сейчас били соплеменники — мстительно, изощренно, основательно, чтобы уже не смог подняться. Целью было лишить возможности работать, а значит и жить. Так умеют бить только “свои” — за критику, за “несоответствие профессиональному стандарту”, за неприятие корпоративной круговой поруки. Вроде бы тоже за дело… Вспомнились слова из документальной эпопеи Юлия Марголина “Путешествие в страну зэка”: “Лагеря представляют собой дикарское неуважение к человеческому таланту и умению. Человек, десятки лет работавший в любимой профессии, убеждается в лагере, что все усилия его жизни пошли насмарку”. Какой бы двусмысленной такая аналогия ни была, но запрет на профессию вызывает одинаковую реакцию и в лагере, и на свободе — для человека имеет значение только то, что “все усилия его жизни пошли насмарку”, а не то, где это произошло…
Все еще веря в здравый смысл, он написал несколько писем руководителям страны. Никто из них не ответил. Тогда он обратился к Государственному контролеру. Алекс апеллировал к государственным интересам и позволил себе образно описать ситуацию: “Мое положение еще можно было бы понять, если бы я был экспертом по выращиванию кукурузы, в услугах которого страна не очень нуждается. Но в моей профессиональной области Израиль вот уже в течение сорока лет идет от одной неудачи к другой…” Вскоре пришел ответ, подписанный помощником контролера: “По вопросу выращивания кукурузы вам следует обратиться в министерство сельского хозяйства”. Круг кафкианского абсурда, этот израильский национальный бублик, замкнулся. Последняя иллюзия исчезла, что лишь подтвердило старую истину: мечты иногда сбываются, иллюзии — никогда. Побуждения чиновника были, видимо, вполне искренние, но Алекс решил не следовать его совету, а вместо этого предложил свои услуги в качестве консультанта иностранным нефтяным компаниям. То, что было с таким злорадством отвергнуто в Израиле, оказалось с благодарностью востребовано в других странах. Проблемы несоответствия “профессиональных качеств геолога Алекса Франка местным стандартам” не возникло. Впрочем, там, где разведка нефти идет успешно, профессиональные стандарты отличаются от израильских. В его карьере наступил новый этап. Он консультировал разведочные работы во многих странах, в том числе и в России. По его проектам и рекомендациям бурились скважины и открывались новые нефтяные месторождения в разных районах мира. Он снова держал удар.
…Однажды на тель-авивском пляже Алекс столкнулся лицом к лицу с Андрюхой Шейнманом. Встреча была столь же радостной, сколь и неожиданной. Когда-то, несколько лет подряд, они сидели за одной партой, и в школе их даже называли “эти однопартийцы”. В десятом классе Андрей прославился переводами Шекспира, которые стали весьма популярны среди однокашников-акселератов. Бывало, на школьных вечеринках Алекс объявлял: “А сейчас известный поэт-переводчик Шейнспир озвучит собственное видение Шекспира. Вниманию публики предлагается гигиеническая трагедия „О, Тело!“”. Андрей входил с кувшином в
