Соколиная книга

поползла.

Любимая, я, может, умер,
мне, как на небе, хорошо…
Мужик – охотник по натуре,
а баба, видимо, ружье…

7 сентября 2008

Пегас

жене

Всё бери за ночь любви с тобою,
но чтоб ночь – на вечные года!
Нежностью почти что роковою
я к тебе прикован навсегда.

– Не свободен я! —
и больше нету
в лексиконе у поэта слов…
За такую грешную монету
покупаю я твою любовь…

Как напьюсь отравы долгожданной
глаз твоих, мерцающих во мгле,
мой Пегас, отлягивая ржанье,
в небеса несется – на метле.

Отлетают в стороны подковы,
вырванные молниями гроз,
и сияют в бездне светом новым
на копытах шляпки рыжих звезд.

Вверх летит, как кошка выгнув спину,
весь в калач сгибается,
чтоб там,
резко распрямившись, как пружина,
бросить небеса к твоим ногам.

5 сентября 2008

* * *

Слишком долго я тебя не видел,
слишком много водки утекло,
слишком сильно я тебя обидел.
Снежной мглой глаза заволокло.

Пусть потом бессонница кричала,
я о стены бился головой, —
слишком громко вьюга бушевала,
и свистели черти за спиной.

Треснув —
небо – зеркалом разбитым,
обвалилось в бездну бытия,
град козлиным молотил копытом —
по прохожим, бедным, как и я…

Стало легче – вышла дурья накипь
и тоска… Теперь уж не до сна.
Выбесившись,
стихли вурдалаки.
Значит,
в сердце понесла весна.

Чувствую, так было не однажды…
Спала пена звонкой немоты.
В горле, в сердце – ком пустынной жажды.
Значит, там —
за дверью снова ты…
Словно ива с плачущей прической,
ты с ветрами в дом ко мне войдешь —
волосы не кошены расческой,
и глаза – летящие, как дождь.

А в глазах твоих такое!.. небо,
что другое —
плачет от тоски,
кто в глазах твоих ни разу не был —
даже не сопьется по-людски…

Ну, а губы – жадные, как волки…
Задыхаюсь… Разобью стекло.

Я тебя не видел слишком долго,
слишком много водки утекло.

16—17 сентября 2008

* * *

Любви не хочу,
Боже, дай мне покой,
а нету покоя, хотя бы – запой.

Любимое тело устал целовать,
я все ей отдал, больше нечего дать.

Хочу отключиться, молчать, не внимать,
в траву бы уйти или рыбою стать.

От войн, эпидемий, вестей и властей
в безумное море безликих людей

забрось и толпой окати, как волной, —
боюсь тет-а-тет оставаться с собой.

Душа тяжела – ненавидя, любя.
Один не могу,
убиваю себя.

Люблю! —
и за небо цепляюсь душой.
И в бездне тону,
и тяну за собой…

24—28 апреля 2009

Ангел в окровавленной слезе

* * *

…но всяким словом, исходящим
из уст Божиих…
Второзак. 8:3

Когда познать дано мне будет участь Слова
и в Боге умереть на всех земных углах,
то мать моя и сын в предчувствии былого
уйдут в последний путь с печатью на устах.

Земля меня простит, и устоят основы,
и кровь уйдет в песок, стекая по челу.
Все будет, как теперь:
вначале было Слово.
Но мало помнит кто —
зачем и почему.

1991

21-й псалом Давида

Боже, внемли мне! Господи правый,
для чего Ты оставил меня?!
Я далек от спасенья и славы.
И не ведаю ночи и дня.

Славословит Тебя, Боже Святый,
мой Израиль в великих скорбях,
я же червь, Твоей волей зачатый,
от груди уповал на Тебя.

Но пришли они тучной толпою;
пляшет алчная злоба в глазах.
Пролились мои силы водою,
я иссох и повержен во прах.

Распинают меня – тем плачу я
за любовь к Тебе в жизни земной.
Псы презренные, гибель почуя,
повзбесились и брызжут слюной.

Веселятся враги, кровью агнца
смыть желая грехи пред Тобой…
И на кости мои тыча пальцем,
делят ризы мои меж собой.
Спаси, Боже! – Твое славлю имя! —
И продлит Твою волю мой род:
Он придет,
кто страдания примет
за меня и за весь мой народ.

1990

* * *

Николаю Ивановичу Тряпкину

Дано нам жить под строгим небом —
у верной Родины в горсти,
чтоб, умирая,
русским хлебом
по всем окопам прорасти.

Как сеятель в часы восхода,
Любовь,
что Господом дана,
бросает
только в чрево рода
свободы вечной семена.

11 декабря 1991, 15 августа 2008

* * *

Когда по людным площадям
тащили умершее Слово,
то были пращуры готовы
открыть нам тайну россиян.

Кумиры падали в пути
в полузабытые могилы,
вставая с новой —
крестной силой —
дар откровения снести.

И, опалимы светом тьмы,
рвались мы к осиянным странам,
крича ушедшему: «Осанна!»
И причастились Слову мы…

1990

* * *

Душа моя – языческих кровей,
оставленная Богом без ответа,
что ты бурлишь, как древний Колизей,
живую плоть желая сжить со света?

Крепись. И пусть сегодня на кресте
ты никого не видишь сквозь завесу,
но даже в этой – мнимой пустоте
сжигают когти дьяволы и бесы.

Душа моя, лишь память сохрани —
шести часов последней той недели:
над миром тьма, враги одежду делят…
– Или, Или! Лама Савахфани!

1991

* * *

Гряди ж, Исусе Господи, скорее…
Утробу выжги матери-земли,
покуда мы,
из рода в род зверея,
тьму душ своих на трон не возвели.

В их вязком мраке —
с мудростью совиной
полуживую память теребя,
рождаясь,
рвем скорее пуповину —
заражены
свободой от Тебя.

А по Руси шакалов диких свора
ширь бороздит – за костью дармовой.
Дай умереть от рук ночного вора,
в своей крови крестившись пред Тобой.

Скорей гряди,
пока нетленны Цели
того Завета, что прошел века.
А мы и Новый не уразумели,
а уж без Третьего
жить не хотим никак.

19 ноября 1991

* * *

О Господи, не искушай мя Словом,
не посвящая в замыслы свои.
Ты, как мечом, крестом своим Христовым,
любя, мне душу с телом раздвоил.

Пустив по ветру обе половины…
Но Вера, Моисея помяня,
проторенным путем – за пуповину —
сквозь годы в вечность повела меня.

И дух стенал вне опыта и школы,
когда, свистя,
из будущих времен
за ним неслись предвечные монголы,
воссев верхом на гробе на моем.

В земной утробе – в корневищах рода
пытался я привить Твой Идеал.
Со всех времен, ветров и падших Родин
я свой народ по крохам собирал…

Да будет так, – земной удел не вечен.
Иду Тобой, как старовер в огонь.
О Господи, лиши мя дара речи
иль это Слово в мыслях узаконь.
Последний договор с Тобою, Спасе,
среди людей… А там воздастся пусть.
След Сущего в земных трех