развлечения. Кавальон давно понял, что миром будущего станет править общественное мнение, а новости – главная пища его – есть ценнейший товар в просвещенной стране.
Кавальон торговал новостями. Сегодня ему надо было много чего успеть.
После посещения полиции в планах значился самый важный на сегодня адрес – особняк барона де Пальмароля на улице Комартен.
Пальмароль принял сразу. Принял прямо за туалетом: готовился к вечернему выходу в свет, посещению театра в обществе возлюбленной. Один слуга чистил барону ногти, второй занимался прической: парик Пальмароль не носил, это было несколько стромодно.
– Где вы пропадали столько времени? – спросил он, не оборачиваясь, глядя на отражение Кавальона в зеркале напротив себя. – Я плачу вам не за то, чтоб вы шатались неизвестно где!
– Я совершал важную поездку, сударь! – отвечал Кавальон, с поклоном приближаясь к своему нанимателю. – Это чрезвычно важно для того, чтобы быть в курсе происходящего!
– В таком случае надеюсь, что вы порадуете меня действительно интересными новостями!
– Господину барону, без сомнения, будет очень интересно узнать, что у королевы… – Кавальон понизил голос, – …появился новый любовник!
– Кто?
Осведомитель назвал фамилию.
– Теперь придется идти к нему на поклон, – вздохнул барон. – Я не успеваю следить за тем, как меняются склонности Ее Величества! Не успеешь войти в доверие к одному, как он тут же сменяется на другого… Что еще говорят?
Кавальон принялся пересказывать все, что узнал за день: слухи о переменах в составе правительства, разговоры про очередной хлебный заговор с целью извести французский народ, новости насчет выборов в Генеральные Штаты (этот старинный законодательный орган не собирался уже почти три века – и вот, на тебе!), отзывы на новую постановку в Итальянской комедии, сплетни о беременности одной знатной дамы, родах другой, смерти третьей и, наконец, фантастическую историю о Святом Духе, явившемся к монахине из Бургундии. Наниматель остался доволен. Уже полтора года он держал Кавальона в качестве личного осведомителя и исправно платил ему. Впрочем, в этот раз Пальмароль не расщедрился:
– Деньги получите в следующий раз, – решил он.
– Могу я, по крайней мере, просить о небольшой услуге за сегодняшние известия? – подобострастно спросил Кавальон.
– О какой?
– Вам что-нибудь известно о даме по имени Жардинье? Или Жардиньяк. Для меня необыкновенно важно узнать, существует ли такая.
– Жардиньяк? Может быть, Жерминьяк? – спросил барон.
– В фамилию могла закрасться ошибка… Могу я узнать, что представляет собой эта женщина?
– Одинокая старуха, выжившая из ума, – усмехнулся Пальмароль. – В свое время она была дружна с энциклопедистами, посещала салон дю Дефан. Говорят, она большая поклонница масонства и алхимии, ищет тайных знаний, привечает у себя всяких сомнительных личностей, колдунов, провидцев, медиумов… А, забыл сказать, она еще считает себя потомицей командора какого-то древнего ордена. И зачем вам нужна эта женщина, не понимаю?
Кавальон сглотнул. Голова его закружилась, сердце застучало вдвое быстрее обычного, когда он услышал о знаменитом предке мадам Жерминьяк. Все подтвержалось. «Она! Она!» – мысленно воскликнул алхимик-осведомитель.
Он уже и сам не помнил, когда ухватился за идею разыскать свиток всевластия, когда окончательно уверовал в подлинность истории – до смерти Феру или после. Зная многие фокусы мнимых колдунов и успешно применяя их для облапошивания легковерных людей, Кавальон все же не считал алхимию, астрологию и подобные им науки абсолютным шарлатанством. Он и сам не понимал, где проходит граница между тем, что он изображает, и тем, что признает. Порой во время «мистических сеансов», призванных освободить от излишка денег карманы очередного наивного месье, Кавальон ловил себя на том, что верит в волшебный характер производимых им самим фокусов. Тем более что десять лет назад, только вступая на путь, приведший в итоге к подобному способу заработка, он интересовался магией и тайными орденами всерьез. Видимо, это юношеское увлечение так окончательно и не прошло. В конце концов, почему человек, поклонявшийся богине Удачи и уверенный в том, что однажды она приведет его к славе и богатству, не мог верить и в подлинность палестинского свитка тамплиеров?!
– Полагаю, что мадам Жерминьяк в скором времени сыграет важнейшую роль в судьбе Франции! – таинственным тоном, стараясь не выдать волнения, произнес Кавальон.
– Это какую? – спросил Пальмароль.
Осведомитель намекнул на то, что не может разбрасываться такими секретами при посторонних, и барон, не мешкая, подал слугам знак удалиться.
– Ее могут назначить генеральным контролером финансов! – шепотом проговорил Кавальон, оставшись с бароном наедине.
– Что?! Женщину?! Генеральным контролером?!
– Ну назначил же король на эту должность гугенота Неккера, – пожал плечами осведомитель. – Отчего ж не назначить и женщину? В наше время можно ждать чего угодно, сударь. Вчера Неккер, сегодня Генеральные Штаты, а завтра…
Пальмароль покачал головой. Он был по-настоящему ошарашен.
«А неплохо я приплел сюда Неккера!» – с удовольствием подумал Кавальон. Последнее время генеральный контролер сделался так популярен, что его имя было уместно в любой дискуссии. Образованные господа относились к нему по-разному, а вот толпа обожала почти поголовно. Дело в том, что при Неккере не повышались налоги. Благодаря своим друзьям, швейцарским банкирам, он создал себе репутацию умельца получать деньги из ничего.
– Вы можете дать мне ее адрес? И написать рекомендательное письмо, чтобы она приняла меня? – взволнованно заговорил Кавальон, склонившись над Пальмаролевым ухом. – Клянусь, я все разузнаю первым! И доложу вам! Пожалуйста, сударь!
Тем же вечером Кавальон велел извозчику ехать на улицу Кенкампуа: именно здесь, по словам его покровителя, обитала мадам Жерминьяк. Пальмароль говорил о строении прошлого века, украшенном по фасаду лепниной в форме херувимчиков. Отыскать этот дом удалось далеко не сразу: маленький, запущенный, унылый, он смотрелся среди прочих особняков как невзрачная служанка рядом со знатными дамами.
Велев прислуге доложить о себе и приложив к этому требованию рекомендательное письмо, Кавальон принялся осматривать небольшую залу, где оказался. Пузатые тумбочки, напыщенные кресла без единой прямой линии, ломберный столик на волнообразных ногах, галантная софа, обои, разрисованные розами и пагодами, такой же каминный экран, портреты каких-то господ в вычурных золотых рамах – и ни единого намека на современную моду, ни единого античного элемента! «Я словно попал на сорок лет назад, во времена прежнего государя!» – подумалось Кавальону. Он провел рукой по столику. Пылища. Значит, здесь давно никто не играл. Очевидно, посетители в этом доме исключение, а не правило. И на прислуге хозяйка, скорее всего, экономит.
Ждать пришлось долго. Кавальон провел около двух часов, оглядывая залу в тщетной надежде увидеть инкрустированную раковинами шкатулку, о которой говорил Феру, изучая надписи на корешках немногочисленных книг и гадая, выйдет ли мадам Жерминьяк.
Наконец она появилась – сухая, едва переставляющая ноги, со множеством морщин, которые не скрывал даже дюймовый слой пудры, наложенной на лицо, шею и грудь. Макияж был ярче, чем можно себе представить, число мушек превосходило все разумные пределы. Старомодное, поношенное платье, невероятно вытянутое по бокам и плоское сзади и спереди, должно быть, еще помнило времена маркизы де Помпадур. Высоченную прическу мадам венчал корабль, подобные которому Кавальону приходилось видеть только в далеком детстве.
Преодолев минутное замешательство, визитер соскочил с кресла и поспешил прильнуть губами к сморщенной ручке мадам.
– Так, значит, вы друг господина де Пальмароля? – произнесла хозяйка скрипучим голосом,
