подслеповато щурясь на Кавальона. – Вот уж не ожидала, что он однажды обо мне вспомнит!.. Зачем он прислал вас?
– Сударыня! – Кавальон постарался придать своему взгляду такие восхищение и подобострастие, на которые только был способен. – Господин Пальмароль всегда помнит о вас и шлет вам нижайший поклон! Но я отнюдь не его протеже, как вы могли подумать. И пусть мой скромный кафтан не вводит в заблуждение просвещеннейшую из парижанок!
– Но кто же вы? – воскликнула Жерминьяк, переводя мутный взгляд, в котором читались признаки старческого слабоумия, с камина на диван, а с дивана на Кавальона.
– Присядемте, мадам! Я расскажу все по порядку.
Старуха опустилась на обитый розовой материей диван и с удивлением принялась внимать истории, которую Кавальон начал, ни больше ни меньше, со своего рождения. На этот раз о Польше не было ни слова. Гость поведал, что происходит из знатного трансильванского рода, но с младенчества был отдан на воспитание чужим людям. Затем последовал рассказ о годах учебы, выборе жизненного поприща, жестоких интригах, разочаровании в людях, удивительных путешествиях…
– Но кто вы? – вновь и вновь спрашивала мадам. – Назовите мне свое имя! Ведь вы в действительности не Кавальон, как я понимаю?
– Терпение, сударыня, и вы будете вознаграждены! Быть может, через несколько минут вы сами назовете мне мое имя! А пока что вернемся к рассказу… Итак, исходив Англию вдоль и поперек, я в конце концов сел на корабль и неделю спустя оказался в Швеции.
– В Швеции! – ахнула Жерминьяк.
– Но там я не собирался задерживаться. Путь мой лежал дальше, в Россию. Прибыв в Петербург, я первым делом навестил императрицу Екатерину и сообщил ей, что собираюсь направить свои стопы в Сибирь. При дворе мне немало обрадовались. Они как раз искали просвещенного человека, не боящегося мороза, которого можно было бы направить в самый отдаленный уголок страны. Дело в том, что у императрицы зародился план цивилизовать живущих в Сибири дикарей…
– В Сибири живут люди?
– Да, мадам. И, дабы научить их грамоте, Екатерина подыскивала подходящего человека, коего и обрела в моем лице. Я заверил ее, что не пройдет и года, как ее узкоглазые подданные, одетые в шкуры животных, заговорят по-французски не хуже самого знатного парижанина. Мне выдали сани, и я отправился в путь. Каких только трудностей не пришлось мне преодолеть в течение этого путешествия! Русская зима оказалась в сто раз суровее нашей нынешней зимы, мадам! Птицы на лету падали замертво, волки обращались в ледяные глыбы, которые не мог растопить даже огонь! Впрочем, пару раз мне все же пришлось столкнуться с дикими животными. В окрестностях Москвы на мои сани набросилась стая свирепых медведей. Извозчик в страхе бежал, местные жители, вопя от ужаса, попрятались в свои шалаши. Что мне оставалось делать?! Я вспомнил каббалистическое заклинание из «Малого ключа Соломона»…
– Так вы знакомы с Каббалой?
– У меня высший градус в ложе Девяти сестер, мадам, а кроме того, я брал уроки алхимии у самого Парацельса! И заклинание помогло мне раскидать одного за другим пятнадцать разъяренных русских медведей.
– Поразительно!
– Благодарю вас! Однако продолжим. Стуча зубами от холода, потеряв извозчика и несколько лошадей, питаясь одними шишками и кореньями, я все-таки добрался до Сибири. По пути я основал восемь железоделательных заводов и два университета, обнародовал несколько декретов Екатерины, отменяющих крепостное право, и спас от разбойников прекрасную девушку, оказавшуюся впоследствии внебрачной дочерью покойной императрицы Елизаветы. Прибыв на место, я немедленно приступил к обучению аборигенов.
– И вы выполнили свою миссию? Я и не знала, что в Сибири говорят по-французски!
– Увы, нет, мадам! И виной тому – чары Венеры. Я полюбил прекрасную сибирячку, но, на наше несчастье, она приглянулась еще одному человеку – императорскому наместнику, генерал-интенданту Перми. Он принялся интриговать против меня. Я оказался в опале. Под страхом смерти мне было велено покинуть пределы Российского государства.
– И это несмотря на все, что вы для них сделали?!
– Да, мадам. Ведь королевская благосклонность – вещь переменчивая. Мне пришлось бежать в Китай.
– Так вы говорите и по-китайски?
– Один старый брамин, нашедший последний приют в замке моего воспитателя, научил меня этому наречию. Извольте удостовериться. Ом мани падме хум. С китайского это переводится как «вы очаровательны, сударыня».
– Боже мой, вы мне льстите!
– Ничуть.
– Тысячу лет не слышала ничего подобного!
– Вина в этом лежит не на вашей внешности, которую я бы назвал блистательной, а на дурных манерах и нелюбознательности нынешних парижан.
– О, как вы правы, сударь! В наше время нравы уже не те. Повсюду эта грубая мебель на римский лад, эти странные костюмы, подражающие одеждам прислуги, эти разговоры о политике… Говорят, теперь модно не носить парика и не пудрить волосы. Подумайте, что за дикость! Боюсь, что настоящее изящество ушло от нас вместе с Монтескье и Вольтером. Я до сих пор их оплакиваю… Впрочем, вернемся к рассказу! Мне не терпится узнать, чем же вы занимались в Китае и кто вы, в конце концов?
– В Китае мне пришлось заниматься самым примитивным трудом. Я поступил в услужение к одному мандарину и строил для него пагоды, выращивал ананасы, служил пастухом при огромной стае очаровательных обезьянок.
– И это – несмотря на ваше происхождение?!
– Китайцам ничего не известно о европейских титулах, мадам.
– Какая дикость! Как же вы оттуда выбрались?
– За короткое время я в совершестве овладел техникой изготовления фарфора и вскоре стал одним из самых прославленных мастеров в Китае. Прежде никому из китайцев не приходило в голову мастерить чайные чашки во вкусе Марии-Антуанетты. Я был первым, и мои изделия шли нарасхват. Вскоре я скопил достаточно денег, чтобы построить собственный корабль.
– Должно быть, морской путь из Китая во Францию занял не меньше года!
– Я не спешил во Францию. Мне еще хотелось посмотреть мир. Я пересек Тихий океан и оказался в Америке.
– Не удалось ли вам поучаствовать в Войне за независимость?
– Еще как удалось! Прибыв в Соединенные Штаты, я моментально встал под ружье. Разве можно было не поддержать американских инсургентов, этих величайших борцов за свободу и права человека?! Любой просвещеный человек сделал бы на моем месте то же самое! Я разил англичан направо и налево, рассылал по всей земле письма с призывами выступить на стороне американцев, помогал Джефферсону писать «Декларацию независимости». Меня хотели даже сделать послом во Франции, но я в последний момент отказался, предложив вместо себя Франклина.
– Вам не хотелось обратно в Европу?
– В то время Европа казалась мне всего лишь эпицентром деспотизма и мракобесия. Я решил обосноваться в Америке и жить вдали от королей и папы, уважая права человека и наслаждаясь справедливыми законами. Для этого я приобрел хлопковую плантацию и тысячу негров, которые должны были ее обслуживать. Жизнь плантатора была настоящим раем. Управление рабами не отнимало у меня много времени, так что я полностью посвятил себя магии и алхимии. Поиски философского камня привели меня к мудрому вождю одного индейского племени.
– Неужели индейцам ведома алхимия? Я почитала их полными дикарями!
– Я тоже пребывал в плену подобного заблуждения, покуда не встретился с Зорким Глазом. В обмен на нитку бус и двадцать третий том Энкциклопедии Дидро и д’Аламбера вождь открыл мне тайну взаимопревращения металлов.
