— Вас. Россию.
— А вы не Россия?
— Нет. Мы — Камчатка, — и напевает сквозь зубы песню Цоя:
Цой пел совсем про другую Камчатку, но татуированный этого не знает. Он вообще мало что знает. Он молодой, новый человек.
Воет и глохнет стартер «Запорожца».
— К Шурику его везти нельзя, — говорит московский гаишник. — Там у них какое-то сегодня ЧП.
— Какое еще ЧП? Вы же подписались на семнадцатое августа. Сегодня семнадцатое.
— Шурик велел подержать его у меня в отделении, в КПЗ.
— Фраера вы московские, — огрызается гость с Камчатки.
«Запорожец», окутанный облаком сизого дыма, наконец уезжает.
— Ну пошли, что ли, — командует татуированный.
Московский гаишник выходит из машины. Камчатский собирается последовать за ним, но тут звонит его мобильник, и он задерживается.
— Алло? Кто? — рявкает он в трубку и, услышав ответ, совершенно другим тоном продолжает: — Заяц? Зая, ты чего звонить? Я ж на работе...
Ты что, плачешь? Банк лопнул? В каком смысле? Погоди... Погоди, сейчас не могу говорить. Я скоро перезвоню. Все, целую. Целую.
Выключает мобильник и вылезает из машины.
Степа уже идет им навстречу.
— Ну что, дед? — начинает московский недоверчивый гаишник. — Глаза залил?
— Нет-нет! — испуганно отвечает Степа. — Я ничего не п-п-п-п-пил...
— А язык заплетается.
— Это я п-п-просто заикаюсь.
— Права и документы на машину.
— П-п-понимаете, это машина не моя, а моей внучки...
— И доверенности нет?
— Н-нет, но...
— Понятно, — удовлетворенно кивает московский. — Машина чужая. И пьяный спал за рулем.
— Я не спал. Я только на секунду п-п-прикрыл глаза, — оправдывается Степа.
— А почему не остановился, когда тебе сигналили? Пытался скрыться?
— Нет-нет! Я вас п-п-просто не видел! Товарищи, давайте лучше с вами познакомимся. Я п-п-пи-сатель Степан Николкин. Вы наверняка в детстве читали мою книжку «Тетя П-п-поля»...
В прежние времена этот номер всегда проходил. Но времена изменились.
— Платить будем или как? — прерывает Степу московский гаишник.
— Сколько? — спрашивает Степа после короткого размышления.
— Двести баксов.
— Ребята, ну это н-н-несерьезно, — растерянно улыбается Степа. — Да и нет у меня с собой таких д-д- денег. И я действительно, честное слово, я ничего не п-п-пил! Я могу п-п-подышать в т-т-тру-бочку. Я ничего не пил!
— Кончай базар. Мне некогда. «Не пил», — прерывает дискуссию человек с Камчатки и, достав из кармана плоскую фляжку, командует московскому: — Подержи-ка его.
Московский гаишник обнимает Степу сзади руками и прижимает к себе.
— Что вы делаете?.. — пугается Степа. — Все. Не надо, я все п-п-понял... Товарищи, я сейчас позвоню своим, и они, сколько скажете, сразу п-п-привезут.
— Потом позвонишь, — говорит татуированный. Он крепко берет Степу за подбородок и вливает водку из фляжки ему в рот. Степа судорожно глотает и кашляет.
— Ключи от машины, — приказывает татуированный Степе.
Степа, не споря, отдает ключи. Московский ощупывает Степины карманы, вынимает из них все содержимое.
— Все. Вези его, — говорит он приезжему. — Я его потом оттуда сам заберу.
Московский сажает Степу в патрульную машину и уезжает.
Приезжий садится в Степину машину и включает свой мобильник.
— Зайка, это я... Ну, что случилось?.. Какие деньги пропали?.. Перестань... Успокойся... Как это у всех все пропало? Так не бывает...
Он долго слушает, что говорит ему Зайка, морщится и трет лоб.
Верхушка высотного здания розовеет на фоне темного неба. Начинается следующий день.
Степа дышит в трубочку у стойки дежурного. Дежурный с помощью задержавшего Степу гаишника составляет протокол.
В обшарпанной дежурке отделения милиции обычный ночной улов — два прилично одетых пьяных и стайка девиц, из новеньких, неопытные. Пьяные хорохорятся. Девицы жалобно скулят. У ментов усталые деловые лица.
— Товарищи, разрешите мне п-п-позвонить домой, — просит Степа.
Его не слушают.
— Посади его в КПЗ. За ним приедут, — говорит дежурному доставивший Степу гаишник.
— Не могу. Там все забито, — говорит дежурный. — Видишь — в коридоре народ держу.
— Договор был — в КПЗ.
Девицы хнычут. Интеллигентные пьяные, узнав Степу, оживленно перешептываются.
— Я ж говорю тебе, оба обезьянника заняты, — говорит дежурный.
— Один освободи.
— Не могу. Один ФСК курирует, другой — мэрия.
— Там сейчас кто?
— В одном Кавказ, в другом — Украина.
— Так подсади к Украине.
— К бабам?
Московский втолковывает ему что-то, понизив голос.
Степа, оглушенный содержимым фляжки, уже с трудом стоит на ногах. Молодой пьяный вскакивает, уступая ему место на деревянном диване.
— Сп-п-пасибо.
Садится рядом с пожилым пьяным и закрывает глаза.
Из глубины коридора, где расположены камеры, мужской гортанный голос кричит на высокой ноте одно и то же:
— Ара, пагаварим, а? Ара, а? Пагаварим, ара!.. Пагаварить хочу! А? Ара, пагаварим, а?
Переговоры московского гаишника и дежурного затягиваются.
— Пардон, это все-таки вы или не вы? — Пожилой пьяный решается завязать со Степой беседу.
Степа молчит.
— Вы. Точно вы. Степан Николкин. Как это у вас в книжке сказано? «Это наша история, и другой у нас нет». Мудрые ваши слова.
Степа уже не слышит. Он спит.
Солнце светит сквозь решетку. Степа просыпается. Он лежит на полу. Рядом с ним лежит на полу полная, домашнего вида тетка. Смотрит на Степу восторженно.
— Добренького вам утречка.
